Но государь не был склонен к такому решению. Он предпочитал средний путь. Считая исключенной передачу власти в руки думского большинства - которое он, в полном согласии с оценкой «общества» в известной записке П. Н. Дурново, вообще не считал реальной силой, способной оказать поддержку правительству, - государь в то же время не хотел обострять положения, создавать новые поводы для агитации в стране. Кампания «общественных кругов» была направлена в первую очередь против И. Л. Горемыкина. («Если старец придет - нельзя ручаться за спокойствие», - говорил А. И. Шингарев в бюро блока). Сам Горемыкин полагал, что думскую сессию - если она вообще состоится - надо свести к нескольким дням и ограничить рассмотрением бюджета. Государь, наоборот, решил сделать шаг навстречу Думе и, не меняя политики по существу, «сгладить острые углы».
20 января 1916 г. И. Л. Горемыкин был уволен в отставку - с теплым благодарственным рескриптом и пожалованием ранга «особы I класса». Его преемником был назначен Б. В. Штюрмер, член правой группы Г. совета. Менее определенный в своих воззрениях, в то же время готовый всецело подчиниться указаниям государя, человек культурный и обходительный, Б. В. Штюрмер первым делом заявил о своем благожелательном отношении к Г.думе и к «общественным организациям», о готовности считаться с их «приемами, навыками и традициями». Было объявлено, что Дума соберется в начале февраля и будет заседать, сколько сама сочтет нужным.
Смена премьера, несомненно, разрядила напряженную атмосферу и привела в замешательство руководителей блока. На заседании бюро (28.1) большинство высказалось за возможность сотрудничества. Увольнение Горемыкина рассматривалось как победа Г. думы: «Будет протянута рука - будем совместно работать» (член. Г. сов. Меллер-Закомельский). «На первое время будет легче вести переговоры, чем с Горемыкиным» (С. И. Шидловский). «Нельзя в первый день сказать, что правительству не верим. Раз Горемыкина нет - нельзя» (В. А. Маклаков). П. Н. Милюков предлагал выждать, уживется или не уживется новый премьер с Думой, а В. В. Шульгин заключал: «Мы должны быть мягче Штюрмера…»
Государь, однако, не ограничился сменой премьера. Он сам прибыл с фронта в столицу к открытию думской сессии, 9 февраля присутствовал на молебне в Таврическом дворце и обратился к депутатам - впервые после открытия 1-й Думы - с приветственным словом.
«Счастлив находиться посреди вас и посреди Моего народа, избранниками которого вы здесь являетесь, - сказал государь. - Призывая благословение Божие на предстоящие вам труды, в особенности в такую тяжкую годину, твердо верую, что все вы, и каждый из вас, внесете в основу ответственной перед Родиной и передо Мной вашей работы весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему отечеству, руководствуясь исключительно ею в трудах своих. Любовь эта всегда будет помогать вам и служить путеводной звездой в исполнении долга перед Родиной и Мной. От всей души желаю Г. думе плодотворных трудов и всякого успеха».
В своих мемуарах М. В. Родзянко пишет, будто после этой речи он сказал государю: «Воспользуйтесь этим светлым моментом, Ваше Величество, и объявите здесь же, что даете ответственное министерство», - на что государь кратко ответил: «Об этом Я еще подумаю». Такое обращение, по всей обстановке, представлялось просто-напросто неуместным…
Приезд государя в Думу, смена Горемыкина и радостно всколыхнувшие страну вести с Кавказского фронта, где только что была одержана большая победа над турками - пала (4 февраля) мощная крепость Эрзерум - все это создавало атмосферу, весьма мало подходящую для оппозиционных выступлений. С. И. Шидловский, тем не менее, огласил заранее составленную декларацию блока, в которой снова требовалось «создание правительства из лиц, способных и знающих, сильных доверием страны, готовых решительно изменить применявшиеся до сих пор способы управления и могущих работать в согласии с народным представительством».
Думские прения, однако, теперь далеко не вызывали того интереса в стране, как во время сессии 1915 г. К.-д. газеты, разумеется, защищали действия блока, но левые над ними иронизировали, а умеренно правые, некогда приветствовавшие его возникновение, теперь иронически говорили, что борьба продолжается «по преемству от осенней сессии».
«Все они застыли в старых своих рамках. Все, что они говорят, так знакомо, так старо и так беспросветно серо!» - писали «Московские Ведомости». Еще резче, разумеется, выражались органы крайних правых («Земщина», «Русское Знамя»).
Правое крыло Г.думы, насчитывавшее до ста депутатов, вело постоянную борьбу против блока. Главными ораторами справа были Н. Е. Марков, Г.Г. Замысловский, проф. Левашов и П. А. Сафонов. Думское большинство относилось к ним весьма нетерпимо и постоянно прерывало их речи шумом и возгласами с мест.
В заседании 11 февраля Н. Е. Марков выступил с резкими нападками на «общественные организации». «Все эти общественные военно-промышленные комитеты, - говорил он, - ничего до сих пор для армии не сделали: ни одного ружья, ни одной пушки. Вы не дали снарядов, вы не дали пушек, вы не дали ружей, и этого вы никакими криками не уничтожите!»
На следующий день М. В. Родзянко, Н. В. Некрасов и А. И. Коновалов выступили с обстоятельными речами в защиту общественных организаций. Эти прения дали возможность подойти ближе к истине. Если справа были склонны преуменьшать пользу этих организаций - печать «блока» действительно ее безмерно преувеличивала. («Военно-промышленные комитеты, - писала «Речь», - опоясали всю страну и покрыли ее лязгом и грохотом машин и станков, вырабатывающих снаряжение».)
Общеземский союз, как и Союз городов, широко развил дело помощи раненым и больным; в некоторых отношениях - например, по доставке раненых с фронта в тыловые лазареты, по устройству питательных пунктов - их заслуги были велики. Общеземский союз взял на себя некоторые интендантские поставки (например, кожи) и выполнял их вполне успешно. Наоборот, в области чисто военного снабжения деятельность этих союзов была весьма скромной. Т. И. Полнер,235 один из ближайших сотрудников кн. Г. Е. Львова, прямо признает, что «Земгор» (комитет по военному снабжению, организованный обоими союзами 10.VII.1915 г.) дал на деле очень мало: большинство учреждений Земгора не имело оборудования и мало понимало в технике дела; местные комитеты были еще беспомощнее, чем центральный; их поставки запаздывали, оказывалось до 50 проц. брака.
П. Н. Милюков в ответ на слова Н. Е. Маркова («вы не дали ни одного снаряда…») крикнул: «Но мы заставили дать»; так и Т. И. Полнер видит заслугу «Земгора» не в собственной работе, а в том, что он побудил (?) военное министерство «стать менее беззаботным»: в 1916 г. «количество военного снабжения стало почти достаточным». . Размеры деятельности обоих союзов лучше всего определяются цифрами. Общеземский союз насчитывал около 8000 учреждений с сотнями тысяч служащих, получавших освобождение от воинской повинности (правые иронически называли их «земгусарами»). Как и Союз городов, он существовал на средства, отпускавшиеся казной. Оба союза за первые 25 месяцев войны (по 1 .IX. 1916 г.) получили от государства 464 миллиона р., кроме того, земства и города ассигновали им около 9 миллионов. Если учесть, что к этому времени сумма военных расходов России достигала примерно 20 000 миллионов, будет ясно, что «общественные организации» играли несравненно более скромную роль в обслуживании нужд армии, чем это принято было считать во время войны.236
Что касается военно-промышленных комитетов, то они занимались главным образом размещением заказов, а также производством различных анкет - о потребностях армии, о производительных силах страны и т. д. Военное ведомство неоднократно жаловалось, что комитеты недостаточно заботятся о том, чтобы поставки производились по ценам, выгодным для казны.237 Это соображение, впрочем, не имело особого веса в период быстрого общего роста цен. С другой стороны, «общественные организации» играли немалую политическую роль. «Блок» склонен был считать их своими кадрами в стране; на самом деле, состав служащих в большинстве был еще гораздо левее. Комитеты Земского и Городского союзов, ссылаясь на то, что им хорошо знакомы настроения армии, пытались даже говорить от ее имени. На заседании бюро блока (2.11.1916) обсуждалась записка, про которую сначала было заявлено, что она «от армии», но затем выяснилось, что она составлена комитетом Земгора на юго-западном фронте. В ней положение армии изображалось в самых мрачных красках. Это вызвало протест А. И. Шингарева, который как председатель военно-морской комиссии был более осведомлен о положении вещей. «В 1917 г., - говорил он, - мы достигнем апогея. Это - год крушения Германии… Архангельская дорога перешита, Мурманская кончается осенью. Приходят все паровозы и вагоны из Америки, снабженные ружьями, патронами, тяжелыми снарядами. Количество бомб измеряется десятками миллионов». Возражая Шингареву, Н. И. Астров сказал: «Объективное изображение - не наше дело». Целью записки было показать, что при этом правительстве все должно пойти прахом. «Общественные организации» в политическом отношении вели упорную борьбу с властью, не особенно стесняясь в средствах.
