Но опять же, под началом того дворецкого? Одна пылинка, вероятно, была национальным бедствием.
Перешагнув порог, он обнаружил себя в небольшом вестибюле с мозаичным полом и высоким потолком, стоя лицом к прибору регистрации с камерой. Он знал для чего он… и подставил свое лицо прямо в поле зрения объектива.
Внутренняя дверь, что запросто могла переплюнуть дверь банковского хранилища, в том, что касалось тяжести, тут же широко распахнулась.
— Привет! — поздоровалась женщина. — А вот и вы.
Трез едва заметил Елену, уставившись ей за спину.
— Привет… как ты…
Он не услышал ее ответа.
«О-о… вот это да! Какая палитра цветов».
Трез не понял, что прошел вперед, но он это сделал… в самое невообразимое архитектурное чудо, которое он когда-либо видел. Гигантские колонны из малахита и мрамора взмывали ввысь к потолку, который был выше небес. Хрустальные люстры и золотые подсвечники сияли и мерцали. Огромный, как городской парк кроваво-красный лестничный марш, поднимался с мозаичного пола, на котором вроде было изображено… буйно-цветущее дерево яблони.
Каким бы мрачным не казался фасад здания, интерьер был непередаваемо прекрасен.
— Местечко способное поконкурировать с дворцом, — сказал АйЭм с удивлением в голосе. — О, Елена, здравствуй детка.
Трез смутно отметил, что его брат обнял шелланРивенджа. Повсюду сновали другие люди, женщины в основном, но он узнал Блэя и блондина, а также Джона Мэтью и, конечно, Рива, направляющегося к ним с другого конца комнаты, помогая себе тростью.
— Вечеринка не в вашу честь, но можете прикинуться, что это не так.
АйЭм и Рив обнялись, но Трез, опять же, не придал этому внимания.
Реальная действительность, переливающегося как радуга «О-Боже» так же полностью растворилось.
В арочном проеме, кажется, входа в столовую, стояла та Избранная, которую Трез видел в особняке Рива на севере, разговаривая с кем-то в таком же белом одеянии.
Обзор Треза превратился в туннель, а затем вовсе сузился, когда он уставился на нее и не смог отвести глаз.
«Взгляни на меня, — мысленно произнес он команду. — Обернись».
В этот момент, словно почувствовав его призыв, Избраннаяогляделась по сторонам.
Трез мгновенно затвердел, его тело переполнилось жаждой подойти к женщине, поднять ее на руки и отнести в какое-нибудь укромное место.
Где смог бы отметить ее.
Голос АйЭма был строгим, ровным, и не тем, что Трез жаждал услышать:
— Она не для тебя, брат.
«А, пошло оно все», подумал Трез, когда его Избраннаяснова сосредоточилась на собеседнице.
Он получит ее, даже если это его убьет.
«А если все к этому и приведет? Что ж, его жизнь и так не сахар».
***
Когда Куин снова пришел в себя, он лежал на алтаре. Череп стоял прямо у его головы, словно первый Брат присматривал за ним, пока он восстанавливался после питья. Проморгавшись, парень понял, что уставился на стену с именами: на Древнем языке они были высечены на каждом квадратном сантиметре огромной каменной плиты напротив которой недавно стоял.
Ну, напротив той, где была пара колышков.
Когда он сел и свесил ноги, его спина громко хрустнула, а голова закружилась. Потерев лицо, он спрыгнул и пошел вперед… пока не смог прикоснуться к резьбе.
— Мы внизу, в дальнем конце, — оповестил Зейдист позади.
Куин повернулся. Братья снова стояли внизу и лыбились как придурки.
— Это удовольствие видеть тут твое имя. Зацени, — раздался бостонский акцент Бутча.
Куин развернулся обратно. И кто бы мог подумать, повернувшись вправо, он обнаружил имя копа… и свое собственное.
Ноги ослабели и он опустился на колени перед линией аккуратных символов. Когда он осмотрел всю стену, отчетливые имена растворились, став сплошным, образующим единое целое, узором на мраморе. Прямо как Братство. Не индивидуумы в нем, а сама группа была силой.
И он стал частью ее.
«Проклятье… он и впрямь здесь».
Куин приготовился к преобразующим его впечатлениям… например, к чему-то вроде большого звонящего «ты один из нас» колокола бьющего у него в груди, или может кружащейся от радости головы… или, черт, бремени крутого чувака, поющего «ты мужик» у него в голове.
Ни-че-го. Да, он был рад. Блядь, да, он этим гордился. Он готов был выйти отсюда и надирать зад, как крутой ублюдок.
Но когда поднялся на ноги, понял, что, несмотря на вновь обретенную целостность, часть его осталась независимой и отстраненной. Но опять же, это были адские денечки… словно судьба затолкала его жизнь в вибро-измельчитель и была занята готовя сальсу 72из его задницы.
А может из-за того, что он никогда шибко не был силен в эмоциональной херне? И этого не изменить.
Однако, по крайней мере, он не удрал.
Спускаясь к Братьям, он заработал так много шлепков по спине и тычков в грудь, что понял каког осудье на линии после тренировки.
А потом до него дошло… он шел домой к Блэю.
«Святая Дева Мария, матерь Божья — если позаимствовать фразу у копа — он так бы и не сводил с того парня глаз. Может улизнуть и рассказать ему на что это было похоже, пусть даже от него этого и не ждали. Может подняться в его комнату после того как закончится сборище и… м-м, да… ненадолго».
Отлично, теперь он угнетен.
Рэйдж набросил на него свою черную мантию.
— Что ж, добро пожаловать в дурдом, сукин ты сын. Ты застрял с нами на вечность.
Куин нахмурился и подумал о Джоне.
— А что насчет моего статуса аструкс нотрам?
— Снят с тебя, — ответил Ви, также надевая свое черное одеяние.
— Ты свободен.
— Так Джон в курсе?
— Нет, не о том, что ты получил повышение. Но его известили, что ты больше не сможешь быть его личным солдатом. — Когда Куин прикоснулся к татуировке под глазом, Ви кивнул. — Да, мы собираемся ее изменить… впрочем, на ту, что символизирует почетное освобождение от обязанностей, а не на ту, что из-за смерти или того, что тебя турнули.
О, круто. И куда лучше, чем «уведомление об увольнении» в центре груди и неглубокая могилка.
Когда они покинули помещение, Куин в последний раз осмотрел пещеру. Это было так странно; да он стал достоянием истории, но также это ощущалось кульминацией всех тех ночей, когда он сражался с Братьями; внутренняя логика заставляла это чрезвычайное событие казаться… неизбежным.
Вновь проходя проделанный ими маршрут, вскоре Куин обнаружил себя в холле, заставленном рядами стеллажей от пола до сверхвысокого потолка.