— Да мне всё теперь подходит!
— Тогда договорились.
Адвокат проводил его до двери, и Андрей покинул контору лорда Джима в куда лучшем состоянии, чем входил в нее каких-то полчаса тому назад.
XIII
Суббота и воскресенье были для Андрея так, ништо, чистая дрянь и только зря пропадающее до понедельника время. Конечно — и в этом лорд Джим был прав — такого ощущения типа “всё пропало” и полной беспомощности, какое навалилось в первый день после допроса в кабинете декана, у Андрея больше не было, но и сил не то чтобы для чего-то серьезного, а даже для простого отдыха тоже пока не хватало. Что-то такое читал, что-то такое одним глазом смотрел по телевизору, даже позвонил кому-то из совершенно не обязательных. Правда, ел уже вполне осознанно и нормальных три раза в день, для чего пришлось даже подъехать в ближайший супермаркет, а воскресным вечером и вообще решился побродить по ближним улицам. Но всё равно — нормальным уикэндом эти дни назвать было никак нельзя. Вроде как с похмелья после тяжелой пьянки в чужой компании, когда ничего хорошего из вчерашнего и вспомнить нельзя. Даже немногочисленные мысли о Деби как-то в голове не удерживались. В общем — из цикла “доживем до понедельника”. Дожил.
Джим, в кабинете у которого он появился даже минут на десять раньше назначенного — впрочем, допущен был сразу, — был серьезен и даже несколько как бы раздражен.
— Вот что, Эндрю. Поскольку времени у нас в обрез, за эти дни я успел посмотреть всё, что вы написали для меня о вашем деле, и все наиболее важные дела по сексуальным оскорблениям в вашем университете за последние два года. Прямо скажу, выглядит всё это для вас не лучшим образом. Хотя я сам ничего кроме излишнего романтизма в ваших действиях не вижу, но слишком горячо сейчас вокруг таких дел. Университетские руководители больше всего боятся обвинений в недостаточном внимании к борьбе против сексуальных проблем на рабочих местах. Чуть что — и немедленно на университет начнут атаку все феминистские, просто женские и вообще любые либеральные организации, В результате — неизбежное падение числа студентов и крупные моральные и финансовые потери. Примеров по стране — и не только с университетами — сколько угодно. А у нас случай прозрачный до безобразия — начальник угрозами тянет подчиненную в постель! Нет-нет, не торопитесь возражать. Я ведь не говорю, что именно так всё и было. Я говорю, что так выглядит. Поэтому копаться в психологии никто не захочет и не будет, если можно вас примерно наказать и спасти репутацию. Так что единственный шанс, как вы сами в пятницу и говорили, настаивать на неизжитом вами различии культур. Конечно, из того, что вы мне нарассказали о приключениях ваших друзей, к сожалению, не следует, что такая позиция дает как бы иммунитет против обвинений в недостойном поведении. Но тут уж должен помочь мой опыт и, может быть, таким образом нам удастся спасти если не вашу работу, то хотя бы вашу репутацию. Но даже и тут есть проблема. Я знаю ваших университетских охотников за нарушителями — они голословными утверждениями не удовлетворятся и потребуют доказательств. Можете вы мне подобрать хоть какие-нибудь отраженные в американской печати — чтобы не тратить время на переводы с вашего русского — яркие примеры таких социокультурных различий?
Совершенно подавленный Андрей обреченно пожал плечами: какие еще там примеры, если всё уже заранее решено и подписано!
— Думайте, думайте, Эндрю. Если сделать удачную подборку, то трудно предсказать, как всё может обернуться. Ведь что в вашем случае сложно — то, что вы выглядите совершенно как типичный белый американец. При взгляде на вас непонятно, о каких вообще различиях может идти речь. Если бы вы были, скажем, каким-нибудь сикхом в тюрбане и с кинжалом, то всем было бы и без разговоров ясно, что у вас могут, и не просто могут, а даже должны быть какие-то иные поведенческие стереотипы. Но вы же не сикх. Поэтому нужны убедительные примеры. Вот только какие?
Помимо воли Андрей почувствовал появление некоего интереса — не к своему даже будущему — оно казалось ему совершенно беспросветным, а к конкретной проблеме. Того самого интереса, который часто возникал в нем при работе в лаборатории и нередко вел как раз к тем результатам, которые ему хотелось получить. Вот и тут появилась задача — убедить тех, кто будет разбирать его дело, что он не совсем такой, как они, и, в отличие от них, уже привыкших к новой системе взаимоотношений, еще имеет право на ошибку или, по крайней мере, на менее строгое наказание за эту ошибку!
— Джим, — осторожно начал Андрей, — я не очень знаю, как у вас обстоит дело со школьным образованием, но у нас в формировании каждого человека с самого детства много используют примеров из классической литературы. Учителя буквально вдалбливают детям в голову некий шаблон поведения, от которого довольно трудно избавиться,
— Что конкретно вы имеете в виду? — явно заинтересовался адвокат.
— Ну вот, в прошлом веке в России был такой поэт Пушкин...
— Я слышал это имя, — перебил Джим.
— У него есть знаменитый роман в стихах “Евгений Онегин”. Так там оба героя — он и она — объясняются друг с другом в любви посредством писем.
— В прошлом веке! — в голосе Джима звучал явный скепсис. — Кто может сегодня серьезно воспринимать мораль прошлого века? Вы бы еще Бокаччо в качестве примера привели.
— Нет, нет, — начал горячиться Андрей, чувствуя, что вышел на верный след. — Во-первых, Пушкин считается как бы основателем всей современной литературной традиции и поэтому в определенном смысле всегда подается детям, ну, почти как современник. Это легко увидеть из любых школьных программ. Во-вторых, этот роман в стихах до сих пор остается наиболее изучаемым в школе литературным произведением, то есть как бы учебником жизни. В-третьих, нормы поведения героев и сегодня являются почти образцовыми, а любовные письма, о которых я вам говорил, обсасываются в школе со всех сторон и заучиваются наизусть на всю жизнь.
— Хм! Это совсем другое дело. Это вполне может сыграть. Вы не знаете, английский перевод этих стихов и, особенна, писем есть?
— Я уверен, что не просто есть, а есть даже и в нашей университетской библиотеке. Вы же сами могли слышать, какая у нас школа славистики!
— Замечательно! — теперь загорелся и Джим. — Вы можете мне прямо сегодня сделать ксерокс страниц с этими письмами? Ну, и титульного листа, конечно. И еще оглавлений каких-нибудь книг по русской культуре, чтобы показать, как важен этот поэт и его стихи для образования и воспитания. Ну, вы понимаете, что я имею в виду...
Андрей всё понял и немедленно умчался в библиотеку, лишний раз порадовавшись тому, как тут у них всё под рукой. Всех дел было на полчаса: и английского “Евгения Онегина”, и кучу книг о роли Пушкина в русском менталитете он нашел мгновенно, так что уже примерно через час он снова входил в кабинет Джима с пачкой ксероксных страниц в руках. Джим его ждал и немедленно погрузился в чтение. Через пять минут он поднял голову от бумаг:
— Эндрю, это именно то, что надо. Ваши борцы против чистой русской любви будут плакать, когда я объясню, на каких примерах и в среде какой половой морали вы выросли! Какие там различия — вы просто из другой галактики! Послушайте, как мы всё будем подавать. От вас требуется в нужных местах только поддакивать и тяжело вздыхать.
И Джим начал объяснять Андрею, что и как надо будет говорить ему и что планирует сказать сам Джим. Больше всего адвокат боялся, чтобы Андрей не начал, как Андрей перевел для себя Джимовы опасения, “качать права” и доказывать правомерность своего поведения. В полном соответствии с навряд ли известной ему (хотя, впрочем, кто знает!) системой Станиславского, Джим просто потребовал от Андрея, чтобы он хотя бы на несколько дней искренне проникся сознанием полной непозволительности своих и вообще любых подобных действий, ибо только тогда его раскаяние, без которого не обойтись ни при каком раскладе, будет звучать достаточно приемлемо и удобрит почву для разговора о не полностью преодоленных культурных различиях. В общем, похоже было, что некий шанс на спасение у Андрея появляется, хотя, по мнению Джима, большую часть требований Деби университету выполнять всё равно придется, чтобы не нажить себе еще более крупных неприятностей.
В тот момент, когда адвокат заговорил о требованиях Деби, Андрей вдруг сообразил, что в последние пару дней он настолько занят внутри себя переживанием разговора с Джимом, что даже не успевает думать о Деби и о том, что все-таки он ей сделал плохого и как это плохое можно поправить. Он попытался задержаться на этих мыслях, но лорд Джим снова вернул его в прозаическую реальность вопросом о том, не сообщили ли ему, когда назначено новое заседание комиссии, чтобы этого времени ничем не занимать. Андрей обещал позвонить немедленно, как только сам что-то узнает.
