— Я Майк Шутов. С сегодняшнего дня — начальник местной полиции.
— Очень приятно. Джентльмены, прошу. Проходите в мой кабинет. Салли, дорогая, кофе? Хорошо?
— Конечно, профессор. Будет через три минуты.
После того как все трое, усевшись в кабинете Коллинза, попробовали кофе, поданный миссис Маллиган, Келли сказал:
— Дорогой Юджин, зная вашу нелюбовь к формальностям, скажу просто: помогите Майку на первых порах. Думаю, он довольно скоро у нас освоится. Но пока этого не случилось — помогите.
— Джеймс, вы могли об этом не говорить. От меня нужно что-то конкретно — сейчас?
— Пока нет, — сказал Шутов. — Вообще постараюсь особенно вам не досаждать. Буду обращаться, только если что-то очень понадобится.
— Ради Бога. Всегда буду рад помочь. Покончив с визитом к Коллинзу, они сели в джип и вернулись в здание полиции. Все трое полицейских ждали их там. Гленн Лоусон и Клайв Биркин были чем-то похожи друг на друга: оба кряжистые, с мощными шеями и руками, только Лоусон был веснушчатым и рыжим, а Биркин — курчавым брюнетом с короткой бородкой. Третий полицейский, Танук, был небольшого роста, желтолицый, с маленькими усиками. Танук казался тонким, но, похоже, это была тонкость стального прута. Во время короткого совещания, которое провел Келли, выяснилось: всех трех полицейских, так же как и их бывшего начальника, ограбление банка поставило в тупик. Но все трое дружно заявили, что готовы всячески содействовать новому начальнику полиции в поисках грабителей. Лоусон, как коренной местный житель, вызвался завтра же познакомить Шутова с людьми, живущими вверх и вниз по Инне, — теми, кто мог бы оказать помощь в поисках злоумышленников. Остальные тоже выразили готовность помогать, не жалея сил.
Затем все разошлись. Лоусон и Биркин отправились по домам. Танук, которому предстояло дежурить до утра, остался в здании. Шутов и Келли спустились к причалу. Здесь Келли, договорившись с Шутовым встретиться в дэмпартском отделении рано утром, ушел на катере в сторону Дэмпарта.
Некоторое время после этого Шутов стоял, прислушиваясь к постепенно стихавшему вдали звуку мотора. Затем его внимание привлекла северная трясогузка, беспечно прыгавшая по прутьям и россыпям игл у самой воды. Два кедра, росшие у самого берега, бросали резкую тень на светлую воду. Все вокруг говорило о том, что это в полном смысле слова первозданные места. Может быть, именно поэтому он вдруг вспомнил девушку, с которой утром летел в вертолете. С одной стороны, было жаль, что он так бездарно потерял ее, с другой, подумал он, если бы она захотела, то наверняка сумела бы сделать так, чтобы он смог с ней познакомиться. Так что, может быть, ему действительно не судьба находить таких девушек.
После завтрака в гостинице и чашки кофе в Броуден-парке он не брал в рот ни крошки. Вспомнив вдруг об этом, осознал: он страшно голоден. Вернувшись в новое жилье, разобрал сумки, развесил по шкафам немногочисленную одежду. Заглянув в холодильник и убедившись, что в нем есть все для приготовления яичницы с ветчиной, приготовил ужин, не забыв заварить крепкий чай. Затем, разместив еду на столе в лоджии, устроил пир.
После ужина некоторое время сидел в плетеном кресле, сонно созерцая реку. Было ясно: его сморило. Решив, что грязной посудой займется завтра, проверил запоры и поднялся наверх в одну из спален. Он и сам не знал, зачем проверяет запоры. За стеной дежурил Танук, сам он давно уже приучил себя просыпаться при малейшем подозрительном шорохе, да и ожидать чьего-либо вторжения здесь, в Минтоукуке, было просто смешно. Тем не менее, перед тем как лечь, он положил под подушку кольт с оттянутым предохранителем. В случае опасности его рука всегда находила этот кольт сама, причем находила еще до того, как он просыпался.
11
Проснулся он от того, что кто-то легко хлопал его по щекам. Сама ситуация — его хлопают по щекам, а он не может проснуться — была похожа на сон. Когда же он, пытаясь поднять руку, так и не смог оторвать ее от тела, ощущение, что он спит, усилилось. Однако через мгновение он ясно осознал: он не спит. Еще через мгновение, при очередной неудачной попытке поднять руку, понял: он связан. Связан, и кто-то сидит рядом с ним. Открыв глаза, увидел этого человека. Нижнюю часть лица закрывала черная повязка, глаза были светло-карими, волосы русыми, стрижка «под ежик», уши маленько оттопырены. Увидев, что Шутов смотрит на него, человек поднял глаза. Он явно рассматривал нечто расположенное за Шутовым. Тут же Шутов понял, что это нечто обладает мужским голосом, одновременно властным и вкрадчивым. Обладатель голоса, стоящий, судя по звуку, прямо над Шутовым, спросил:
— Очнулся?
Шутову показалось: светло-карие глаза сидящего перед ним приобрели стальной оттенок. Он долго не отвечал. Наконец процедил.
— Очнулся. Как будто.
Оба говорили по-английски. Сказанного было мало, чтобы определить акцент, тем не менее можно было предположить: ни южного, ни северного элемента в их речи нет. По выговору они могут быть из какого-нибудь крупного города на востоке. Типа Бостона или Нью-Йорка. Подумал с тоской: как же получилось, что они его так подловили. Полежав, понял: голова гудит. В то же время все, что он видит и слышит, проваливается куда-то. Голова гудит, и одновременно она ватная. Так бывает, когда, не в силах заснуть, накачиваешь сам себя снотворным. А ведь правда, снотворное. Они накачали его снотворным. Непонятно только, когда они смогли это сделать. Попытался открыть рот и понял: губы чем-то заклеены.
— Что, Миша? — сказал по-русски сидящий перед ним. — Как дела? Тебя ведь Миша зовут?
Стоящий сзади подошел к сидящему. Он был небольшого роста, объемистым: такими объемисто-крепкими бывают борцы. Нижняя часть лица, как и у первого, была закрыта черной повязкой. Глаза были грязно-голубого цвета, уши прижатыми, нос — расплющенным, по-русски он явно не понимал, поскольку тут же спросил по-английски:
— Что ты сказал?
— Спросил, как дела, — по-английски ответил первый. — Потерпи. Я с ним поговорю по-русски. Так мы лучше поймем друг друга. Я тебе потом все переведу, оʼкей?
— Оʼкей. Скажи только, когда нужно будет его придавить. Сделаю это с удовольствием. Теперь, когда я его увидел, я знаю точно — это он приделал Аркера.
— Может быть. — Сидящий на кровати достал зажигалку. Выбив длинный язычок пламени, поднес его к щеке Шутова почти вплотную, так чтобы щека ощущала боль. Продолжил по-русски: — Значит, Миша, запомни: спасти тебя может только чудо. Чудо же здесь должно быть простое: ты должен один раз поговорить с нами откровенно. Один раз. Только и всего.
Каким же образом они могли накачать его снотворным?… Каким?… Полежав, подумал: чай. Да, пожалуй. Вчера за ужином он обратил внимание на странный привкус чая. Но поскольку на коробке было обозначено, что чай с добавками, не придал этому значения. Получается, если в чай было подмешано снотворное, эти двое должны быть связаны с Келли. Иначе никак. Поставить жестянку с чаем в кухонный шкаф могли только два человека: Келли или его жена. Но что-то здесь не сходится. Если бы Келли по каким-то непонятным причинам вдруг понадобилось, чтобы эти двое его прихватили, он вряд ли стал бы действовать таким сложным образом. Впрочем, не нужно торопиться. Сначала надо понять, что этим двоим от него нужно. А потом уже решать, может ли иметь к этому отношение Келли.
— Миша, мы хотим, чтобы тебе все было предельно ясно. — Понаблюдав за ним, держащий зажигалку повел пламенем вдоль щеки. Язычок огня почти касался кожи, но терпеть было можно. — Запомни: ты прихвачен. Прихвачен намертво. Почувствуй, что тебя ждет. И пойми: тебя не спасет ничто. — Усмехнувшись, погасил пламя. Спрятал зажигалку в карман. — Ничто, Миша. Пойми это. Ни твои хомуты. Ни чукча, который сидит здесь за стеной. Ничто.
Стоящий рядом с ним крепыш взял лежащий на тумбочке кольт. Вытащил из кармана куртки длинный металлический цилиндр. Вглядевшись, Шутов понял: это глушитель. Навинтив глушитель на кольт, крепыш протянул его напарнику. Тот, взяв кольт с глушителем, показал его Шутову:
— Мишаня, как — узнаешь свою пушку? Пушка ничего, а? Причем что интересно: даже нарезка есть для глушилки. Глушилку мы, правда, у тебя здесь не нашли. Но тут такое дело получилось: у нас вдруг оказалась своя. Понял, Миша? — Говоривший явно пытался уловить его реакцию. Повернулся к напарнику:
— Разлепи ему рот. Попытается орать, заткнем навсегда.
Пригнувшись над Шутовым, крепыш отлепил от его губ кусок пластыря. Держащий пистолет сказал:
— Мишаня, если ты вдруг начнешь орать, чтобы привлечь своего чукчу, — мы всегда успеем заткнуть тебе пасть. Надеюсь, ты это понимаешь?
Шутов промолчал; говоривший дотронулся глушителем до его губ — так, что Шутов ощутил вкус металла.
— Миша, ты понимаешь это или нет?
