Найдя штырьки, говоривший посмотрел на Шутова:
— Нашел. Что дальше?
— Ближний, у титульной части переплета, нужно нажать два раза; дальний, у тыльной стороны книги, — один. После чего поднять лицевую сторону.
Нажав штырьки указанным образом, говоривший взялся за крышку шкатулки. Посмотрел на Шутова:
— Какой марки твоя пушка?
— «Магнум».
— Ладно, посмотрим. — Открыв крышку, достал «магнум». Положив шкатулку на тумбочку возле кровати, внимательно осмотрел пистолет. В том числе ствол, на котором не обнаружил никакой нарезки. Затем, вытащив обойму, высыпал на ладонь патроны. Осмотрел тщательно каждый патрон. Делал он это, буквально вкладывая в осмотр душу, поворачивая патроны на свету и изредка поднося к глазам. Наконец вставил патроны в обойму, не забыв тщательно обтереть каждый платком. Загнал обойму в «магнум», положив пистолет в шкатулку и закрыв крышку, повернулся к Шутову:
— Ладно, коп. Считай, ты вытащил счастливый жребий. Мы уходим.
— У тебя что, крыша поехала? — Крепыш выдавил это жарким злым шепотом. — Его нужно кончать. Кончать тут же.
— Не нужно его кончать. Пока. Ты же видишь: он прихвачен.
— Плевать, что он прихвачен! Он убил Аркера!
— Думаю все же, что нет. Да и при чем тут Аркер? Пойми, башка: живой он принесет больше пользы, чем мертвый.
Проворчав что-то, крепыш ничего не ответил. Сидящий на кровати встал. Посмотрел на Шутова:
— Мы уходим. Но уходим только пока. Запомни это. Если хоть капля из того, о чем мы сейчас говорили, куда-то просочится — считай, ты покойник. Думаю, ты понял, что мы сможем сделать тебя покойником?
Шутов промолчал. Постояв, говоривший протянул руку к напарнику:
— Дай пластырь. — Взяв кусок пластыря, залепил Шутову губы. — На всякий случай. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не поднимать шухер сразу, как только мы уйдем. Но гарантия не помешает. Как только мы уйдем, досчитай до тысячи — и можешь освобождаться от веревок. Работа здесь небольшая, на часок. И, если хочешь жить здесь у себя нормально, сиди тихо. Очень советую.
Затем, действуя так, будто Шутова здесь нет, не спеша свинтил глушитель с кольта. Пистолет положил на тумбочку, глушитель отдал крепышу. Вытянув из кармана что-то вроде тампончика, тщательно протер им все поверхности, на которых могли остаться отпечатки пальцев. Начал с пистолета, затем перешел на шкатулку, закончил поверхностью тумбочки. Спрятав тампончик, кивнул напарнику — и оба исчезли в лестничном проеме. Бесшумно.
12
Первое время после того, как они ушли, Шутов лежал неподвижно. Он пытался услышать хоть какой-то звук, который дал бы ему понять, каким образом они оставят Кемп-крик. Звук мог быть любым, от шума мотора катера до свиста лопастей вертолета. Однако, сколько он ни вслушивался, ничего, что могло бы выдать присутствие средства передвижения, он не слышал. Прислушиваясь, он одновременно пытался обдумать то в их поведении, что пока еще было ему непонятно. Или понятно не до конца. Подумал, вряд ли они пришли к нему по наводке человека из полицейской верхушки, который, как считают они с Байером, рассчитал их на «первый-второй», выдав мафии. Если бы это было так, они не стали бы выяснять, специальный он коп или нет. А просто прикончили бы. Подвергнув при этом пыткам. Нет, скорее всего, они просто-напросто обратили на него внимание в Фэрбенксе — как на нового человека. Он ведь знает, что после провала операции позволил себе раскрыться чуть больше, чем следовало бы, сначала учинив драку в «Тики Коув», затем встретившись с Редвортом. Ясно, если они были осведомлены о деталях операции, они могли быть осведомлены и о Редворте.
Впрочем, если бы они знали о Редворте, они наверняка сейчас бы ему об этом сказали… Хорошо, допустим, Редворт здесь ни при чем. Они вычислили его просто по повадкам. И по датам — поскольку он появился в Фэрбенксе незадолго до начала операции, исчез же вскоре после ее провала. Теперь о том, как им удалось его прихватить. Он будет считать, что его догадка верна и они подсыпали ему снотворное именно в чай. Но для этого они должны были знать его отношение к чаю. Знать, что он любит побаловаться чайком, причем побаловаться именно к вечеру. Засевшая в нем сибирская привычка. Но откуда, черт возьми, они могли узнать об этой его привычке? Ладно, это можно списать на то, что он просто русский. Раз русский, значит, любит чай. А раз любит чай, значит, не исключено, что вечером выпьет чашечку. Ладно, с чаем покончено. Остается понять, как им удалось разместить нераспечатанную жестянку «твиннинга» — кажется, это был «твиннинг» — среди других продуктов в кухонном шкафу. Если верить словам Келли, продуктами его снабдил он сам вместе со своей женой. Значит, коробка с особо приготовленным чаем — дело рук Келли? Может быть. А может и не быть. Надо подумать. Келли… Келли, Келли, Келли… Вряд ли все же бывший начальник полиции имеет отношение к истории со снотворным. Ведь он, как начальник отделения полиции, в тот же день должен был получить оперативную сводку о случившемся. Некоторых важных деталей в ней, конечно, могло и не быть, но эти детали Келли, как опытный полицейский, вполне мог домыслить. Не говоря уже о том, что весь личный состав офицеров фербэнкской полиции видел Шутова на предварительном инструктаже, так что узнать от знакомых об этом, то есть о том, имеет ли Шутов какое-то отношение к операции, Келли не составило бы особого труда. Уж, во всяком случае, он не стал бы затевать сложную комбинацию со снотворным и двумя головорезами, поскольку подставлял бы себя этим без всякой подстраховки. Ладно, с Келли он еще разберется. Надо подумать об остальных. Тех, с кем он успел познакомиться в Дэмпарте: Уолтерсе, ОʼЛиги и Кроуфорде, еще двух дэмпартских полицейских, Сайнсе и Коу, которых он пока не видел. И местных, кемп-крикских, — Тануке, Лоусоне и Биркине. Вообще-то, если бы еще вчера его спросили, может ли кто-то из этих полицейских сотрудничать с русской мафией, он бы ответил однозначно: нет. Но сейчас ход его мыслей несколько изменился. Он знает: русские, если им это нужно, подкупят кого угодно. В том числе любого из этих восьми на вид очень честных, но довольно простоватых ребят. Если же допустить, что кто-то из этой восьмерки получил от русских приличный куш, совсем в другом свете выглядит и ограбление банка.
Он лежал довольно долго, но так и не уловил ни одного механического звука. В открытое окно влетали лишь перебивающие друг друга крики бесчисленных местных птиц. Там, где разворачивалась жизнь этих птиц, сейчас было светло как днем — белые ночи были в самом разгаре.
Убедившись, что повода засечь себя ушедшие ему не дали, начал освобождаться от веревок. На это потребовалось около сорока минут. Сняв веревки и отодрав от губ пластырь, посмотрел на часы. Стрелки показывали четыре часа семнадцать минут.
Подойдя к окну, вгляделся. Отсюда, со второго этажа, была хорошо видна поляна, сплошь заросшая черникой. Изредка низкая темно-зеленая поросль вздрагивала. Это означало, что оттуда взлетела птица. Подумал: вполне возможно, что связавшие его, уходя, прошли как раз через эту поляну, чтобы потом углубиться в тайгу. Однако и кроме этой поляны, у них могло быть множество других путей, чтобы исчезнуть бесследно. Никто не мешал им, например, просто спуститься вниз по реке на катере с выключенным мотором. Или на любом другом плавсредстве. Ладно. Похоже, после случившегося его пребывание здесь обрело реальную цель: выйти на след этих двоих. И на тех, кто их послал. И попытаться рассчитаться за все. За Бартенса и Стеллу. За ускользнувшую от них «сессну». За себя и Байера. Начальство отлучило его от операции — что ж, прекрасно. Самое главное, оно лишило его возможности исправить провал и попытаться выйти на след исчезнувшего чемодана. Но все это было до сегодняшней ночи. Сейчас же, после случившегося, кое-что изменилось. Если два бандита, посланные русской мафией, связывают начальника полиции в его собственной квартире, угрозами пытаются выбить интересующие их сведения, а затем перед уходом грозят, что в случае, если он кому-то об этом проговорится, ему придет конец, — извините. В этом случае он имеет полное право предпринять любые разумные с его точки зрения действия, чтобы поймать бандитов. Помешать ему в этом не сможет никакое начальство. Он будет действовать так, как посчитает нужным.
Посчитает же он нужным действовать, как он все время до этого действовал вместе с Байером. Именно такие, и только такие действия приносили им успех. В том же, что в случае с чемоданом какая-то сволочь, засевшая наверху, в управлении полиции, выдала их с потрохами, не их вина. Все же они могли бы застраховаться и от этого — если бы лучше закрылись. Так вот, сейчас, чтобы выйти на этих двоих, он закроется по-настоящему. Закрыться же по-настоящему означает одно: он должен прикинуться. Стать тем, за кого, похоже, ему удалось выдать себя этим двум прошедшей ночью: обыкновенным копом. Самым обыкновенным.
