— А вот шахматы помнит. Ты это, иди, завтра сами сыграете. Только не поддавайся ей, она шахматы как орехи щелкает, — предупреждает Дед.
— Да и не собирался, — фыркаю я, ступая на снег, что хрустит под ногами, сразу проваливаюсь по колено.
— Как встанешь, снег почисть, — кричит мне в след старик, а я качаю головой. Так и знал, что выгонит с утра пораньше с лопатой во двор. И чистить тут не просто дорожку к туалету, а целую площадь расчищать до курятника, сарая, бани. А сейчас я иду к себе, черпая ботинками белоснежную крупу.
На следующий день, как и велено, первым делом очищаю двор от снега, а затем иду в дом на завтрак. Старика нет, Княжина одна. Сидит в старом кресле, как всегда укутанная в плед, и что-то читает.
— Доброе утро, — вежливо говорю ей, получая в ответ молчаливый кивок и снова глаза в книгу.
Ну вот и как с ней найти общий язык? Тем более если нам вместе быть пару месяцев, а то и больше? Всё сильнее в душе зреет желание сдать Леру Георгу и будь что будет. Не хочу я нянчиться с этой надменной и эгоистичной фифой.
— Я кашу сварила, в чугунке, — тихо говорит Княжина, и я бросаю на неё взгляд. Встречаюсь с её глазами, в которых впервые за все время вижу любопытство и настороженность, но не страх. — Масло в сенях, там горшочек с топленым…
— А Дед где? — стараясь говорить как можно мягче, достаю из печи чугунок.
— Пошел капканы проверить, — объясняет мне Княжина, словно для неё это обычный день в тайге, а не начало рабочих будней в офисе или где там она работала? Вроде с отцом, как газеты писали.
Наваливаю себе в железную миску пшенной каши, приношу из сеней масло, кидаю хороший такой кусок и заливаю медом. Будет чуть с горчинкой, но масло перебьет вкус. Ем, делаю вид, что вкусно, хотя соли тут намного больше, чем пшена.
— Ты совсем ничего не помнишь? — решаю наладить с Княжиной контакт, попутно выплевывая в ведро для отходов комок соли. И где она только готовить училась? Хотя что это я, она и не знает, что это такое. За неё повара готовили, скорее всего.
— Ничего, — ещё ниже опускает голову к книге Валерия, занавешиваясь от меня волосами. Сегодня они у неё распущены и лежат неровными прядями на плечах. Афанасий говорил, что отрезал волосы Княжиной, пока она болела, а то все свалялось в колтуны.
— А мужа своего помнишь? Быстрицкого? — осторожно спрашиваю я и вижу, как вздрагивают плечи у женщины. — Это он тебя убил, да? Ты помнишь это?
Только потом я понял, что нельзя было этого делать. Когда сознание шаткое и висит на волоске реальности, кидать человека в прошлое с разбега нельзя. Но какой черт меня тогда дернул, я так и не понял.
Княжина поднимает на меня широко открытые глаза, в которых такой страх плещется, что даже меня, бывалого, пробирает. Мурашки по рукам табуном бегут, а Валерия просто стекает в кресле, теряя сознание. Отчего я поперхнулся кашей и закашлялся до слёз. Ну какие мы нежные, вашу мать! Как я с ней по тайге поеду, понятия не имею.
Глава 19
Глава 19
— Илюха, вот никогда не думал, что ты такой идиот, — ругался на меня Афанасий, пока я отпаивал Валерию сладким чаем, — О чем только думал?!
— Да откуда я знал, что она в обморок хлопнется, — оправдывался я.
— Да ты не видишь, девка только в себя пришла, а ты ей сразу правду-матку!
— Не спорьте, я сама виновата, — шепчет Княжина, все же бросая на меня неуверенный взгляд, — Если бы не моя память…
— Ничего не вспомнила? — интересуется Дед.
— Какие-то обрывки, мужчина, лицо смазано, — отводит взгляд Валерия, словно восстанавливая в мыслях эпизоды из памяти, — Толкает, и больно так стало, что вздохнуть не могла.
— Эх, угробим девку, — обреченно машет рукой старик.
— Нет, все правильно, — произносит Валерия, снова кидая на меня внимательно, словно изучает, — Может, мне толчок нужен, памяти моей, чтобы все вспомнить. Вопрос в другом, хочу ли я это вспоминать…
Мы все молчим, каждый думает, что означают ее слова. С одной стороны, я Княжину могу понять, захотелось бы мне вспоминать неприятные моменты? Возможно, и нет. А с другой, жить вот так, словно жизнь рисовать на белом листе и с середины, без оглядки на прошлое… Многое в моей жизни и хорошее было: служба, отец, парни, да и мама. Как маму забыть?
— А ты мать свою помнишь? — снова вырывается из меня, а Дед шикает, толкая в плечо.
— Тоже картинки и ощущения, — задумывается Валерия, — Ласка, забота, женщина красивая.
— Н-да… — выдает многозначительно Афанасий.
Остаток дня занимаюсь снегоходом. Такая древность, но главное, у Афанасия и запчасти к нему есть, где только откопал. А цепь вообще новая, дорогая. В дом захожу как раз к ужину. Маслом провонял так, что Валерия нос свой морщит. Ну не цветами же от меня должно пахнуть в самом-то деле.
Как и грозил, Афанасий после ужина усаживает нас за шахматы. Надо сказать, что я сейчас в хорошем настроении: желудок набит тушеным зайцем, что принес дед, картошечка с лучком. Наелся так, что согнуться тяжело.
Валерия неохотно фигурки расставляет на доске. Ей явно со мной играть не хочется. А Дед свою белую бороду ласково поглаживает, довольный предстоящим развлечением.
— Надеюсь, обид не будет, если я выиграю? — кошусь, усмехаясь, на Княжину.
— Да что вы, какие обиды, я так… Любитель, — тут же отбивает Валерия, — Вы главное не отвлекайтесь, а то я вижу, в сон вас уже клонит.
— Ну что вы, я сама собранность, — демонстративно зеваю, чуть не свернув себе челюсть.
Афанасий сидит у нас как судья, потирает в предвкушении руки.
— Ты, Илюха, не разговоры разговаривай, а играй давай.
— Ты так волнуешься, будто она у тебя все партии выиграла, -подначиваю я Деда.
— Ну не все, — беспокоится он, бросая короткий взгляд на Валерию.
— Почти все, кроме первых двух, — смотрит на шахматную доску Княжина.
— Это я потом поддавался, — оправдывается Афанасий.
— Я так и поняла, белые ходят? — поднимает она на меня свои глаза, а я зависаю на шраме, который не дает ее глазу раскрыться до конца.
Княжина хмурится, я тушуюсь. Еще не хватало пялиться на нее, а точнее на шрам. Что я в самом деле?
Киваю, и она делает стандартный ход пешкой, давая мне убедиться, что в шахматах Валерия дилетант. Однако Афанасий играет хорошо, старик явно перехвалил ее.
На следующий час я готов забрать свои слова обратно. Первые две партии я проигрываю быстро, причем с оглушительным треском. Недооценил противника.
— А я что говорил? — веселится Афанасий, а я закатываю рукава на джемпере, делая вид, что только начинаю играть.
— Это я разогревался, — объясняю Валерии, на что она весело фыркает.
Мы продолжаем, и вскоре я уже в полной заднице. Начинаю понемногу заводиться. Я всегда хорошо играл, а тут какая-то бизнесвумен без памяти меня уделывает одну партию за другой. Афанасий еще масла в огонь подливает, готов сайгаком скакать от счастья, что Княжина выигрывает. Даже не выигрывает, так как не у кого. Я еще не дошел ни до одной победы, чтоб его!
— Вы не расстраивайтесь, Илья, — успокаивает меня Валерия, делая тем самым только хуже, — Завтра отыграетесь.
— Сегодня просто не мой день, да и устал я, — пытаюсь найти объяснение этому феномену, но его нет. Я уже готов признать, что Княжина играет просто великолепно. Как такое может быть у человека без памяти?
— Вас кто учил играть? — спрашиваю ее, когда мои нервы уже не выдерживают постоянных поражений.
Укладываю в очередной раз своего короля на доску, сдаваясь.
— Георг, — между делом произносит Валерия, все еще глядя на доску.
— А это кто? — вырывается из меня, и она поднимает на меня озадаченный взгляд.
Нет, так сыграть нельзя. Она действительно не помнит ничего, но какие-то имена, ощущения в ней все же сохранились. Возможно, так и вспомнит со временем все остальное.
— Не знаю, — шепотом произносит Валерия, а Афанасий, хлопнув по своим коленям ладонями, встает со своего места.
