Неосознанно закрываю глаза и…
Глава 16 - Даша
Тут дверь в актовый зал распахивается. Входит Женя и еще какие-то ребята, заставив нас отринуть друг от друга.
– У! – присвистывают на фоне, и я вспыхиваю от стыда! Хотя… от стыда ли? Точно ли это то самое чувство?
Сердце бухает в груди. Пульс шалит, и мне явно требуется доза свежего холодного воздуха.
– Вы уже начали? – спрашивает Женя, явно приняв происходящее за репетицию. Что ж, так даже лучше.
– Я… мне нужно переодеться, – дрожащим от волнения голосом сообщаю и тут же устремляюсь в зал, чтобы взять рюкзак. Меня так потряхивает, словно нас застали за чем-то непристойным и интимным. С другой стороны, мы ведь еда не поцеловались. Почему-то я уверена, что Гордеев тянулся ко мне, может неосознанно, под вспышкой каких-то эмоций, но он точно планировал дотронуться до моих губ.
– Да, конечно, вот там гримерка, – она показывает куда пройти, и я практически срываюсь с места, в надежде, что через пару минут отпустит. Но прежде чем выскочить из зала, зачем-то оглядываюсь и ловлю на себе взгляд Глеба. Он смотрел мне вслед?
***
Возвращаюсь минут через десять и стараюсь на Глеба не смотреть. Он сидит в расслабленной позе на стуле, со скучающим видом наблюдая за репетицией. И даже когда я подхожу ближе, не переводит взгляд, словно нарочно не замечая. Собственно, так даже лучше, не придется лишний раз о чем-то думать, накручивать себя. Я и так еле-еле успокоилась, отдышалась.
Женька, наш президент, заметив меня, подходит ближе. Она оглядывает нас, прикусив задумчиво губу, затем начинает говорить.
– У меня есть номер, но сама я не смогу поставить танец. Честно сказать, я думала, что договорюсь с девочкой из “Алиты”, группы по танцам, но она неожиданно встала в позу и отказалась.
– Небось, Нестеров постарался, – комментирует вслух Глеб. Я тут же корю себя, что создала проблем постороннему человеку. Не надо было соглашаться танцевать с Гордеевым, в конце концов, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Не знаю, – пожимает она плечами. – Но танец надо как-то поставить и…
– Не переживай, – перебиваю ее. – У меня балетное образование, и повторить танец или поставить что-то под музыку смогу без проблем.
– Ты… балерина? – у Женьки глаза на лоб от удивления лезут.
– Бывшая, – не пропускает момент с колкостью Гордеев. И почему он такой? Ведь еще пару минут назад мне казалось, что в его глазах зажигаются звезды, когда я для него танцевала.
– Почему бывшая? – вполне серьезно озадачивается Женя.
– Любовь-морковь превыше сцены, – с нескрываемым раздражением выплевывает Глеб. Не будь он моим заклятым врагом, я бы точно списала все на ревность.
– Травма, – говорю, игнорируя выпады Гордеева. – Но уже прошло три месяца, я хорошо себя чувствую.
– Травма? Ого! А ты точно будешь в порядке?
– Конечно, я ведь уже… – на этом месте осекаюсь, вспоминаю тот разговор в раздевалке, и что меня, ясное дело, никто нигде не ждет. Сердце сжимается, словно иглой кольнули в открытую рану, но я не подаю виду, как обычно, собственно. – Уже были репетиции. Давай, я посмотрю номер.
– Ой, ну здорово! – Женька радостно хлопает в ладони и оставляет мне мобильный.
Я несколько раз просматриваю кусок из видео, танец достаточно легкий, никаких акробатических движений, такое повторить сможет даже ребенок. А мужская партия вообще элементарная – стоишь себе и тупо смотришь на партнершу, иногда протягивая ей руку и отходя в сторону.
– Нужно изобразить любовь, – говорит Женя. – Только безответную.
Почему-то ее фраза вызывает у меня тяжелый вздох. Да и Глеб как-то странно поглядывает, хотя до этого делал вид, что меня тут не существует.
– Они не могут быть вместе, потому что из разных стран, не понимают язык друг друга и у них разные религии, – объясняет Женя. – В танце мы должны показать это ощущение безнадеги, когда очень хочется, но желание исполнить невозможно.
– А они в конце будут вместе? – зачем-то уточняю я.
– А разве люди могут быть вместе, когда все против них? – в этот раз Глеб говорит без яда в голосе. Наоборот, он будто потускнел и из-за чего-то расстроился.
– Будут, – улыбается Женька. – Потому что изучение языков объединяет мир! – в конце она хлопает радостно в ладони.
– Какая банальщина, – хмыкает Гордеев.
– Зато красивая банальщина, – возражает президент.
Они еще препираются минут десять, пока я смотрю танец. Повторить его легко, но мне вдруг хочется добавить чего-то своего, оживить некоторые уж больно банальные движения.
– Попробуем? – протянув мобильный обратно, я перевожу взгляд на сцену. – Хотя бы первые секунд пятнадцать, чтобы понять, получится у нас или нет.
– Ух ты! Так быстро? Гор, иди, пожалуйста, на сцену. Будем пробовать!
Он поджимает губы, правда не возмущается и молча поднимается первым. Снова встает в центре, пока ребята включают музыку Макса Фрая – Breach the Line. Засовывает руки в карманы и выглядит таким напряженным, будто экзамен собрался сдавать, а не танцевать.
Поднимаюсь следом, и как только звучит первый музыкальный такт, начинаю движение. Ноги касаются пола, делая легкие прыжки, но это далеко от того, что зрители могут видеть в балете. Взмахиваю руками и раскрываю их, словно лепестки цветка. Обхожу Глеба, слегка покачивая бедрами и проводя вдоль тела руками, иногда изображая тоску, а иногда горячую обиду. Он смотрит на меня так неотрывно и в какой-то момент размыкает губы, словно хочет что-то сказать, но в итоге отводит взгляд в сторону. Как обычного, ничего нового.
Хотя меня почему-то задевает, что Гордеев отвернулся. В конце концов, это не наше желание быть здесь, а постановочный номер.
– Ты должен смотреть на меня, – шепчу как-то уж больно требовательно, неожиданно для самой себя. В балетном училище нас учили, танец – это стопроцентная концентрация и отлынивать не получится. Если он так рвался на сцену, пусть отрабатывает.
Глеб вновь возвращает взгляд ко мне и вдруг делает шаг навстречу. Еще один. И вот нас уже разделяет слишком маленькое расстояние. В постановке не было таких движений. Я отступаю, пытаясь вернуться к исходному варианту, но он словно хищник делает еще более стремительные шаги, пока не подхватывает меня за руку. Его большой палец скользит вверх к линии запястья, так игриво и в то же время нежно, словно мы с ним влюбленная пара, а не враги с детских лет. Тело пробивает разряд маленьких электротоков, пульс предательски учащается.
Резко выдернув руку, а это приходится как раз на припев, я закручиваюсь, словно вихрь, покоряющий пространство вокруг него. Затем, сделав импровизационный переход, растягиваюсь в арабеске*, тяну руку к Глебу, подобно тому, что хочу дотронуться до его щеки, но тут же убираю ее и отдаляюсь. Выполняю серию фуэте, делая быстрые повороты, и стремясь увеличить дистанцию между нами. При этом мой взгляд всегда направлен на него, а его на меня. Мы будто реально связаны какой-то невидимой нитью.
И я совру, если скажу, что мое сердце не трепещет от происходящего. Что дыхание не перехватывает, в надежде танцевать еще и еще. Я не помню, когда мне так нравилось для кого-то танцевать. Когда кто-то настолько неотрывно смотрел, но не оценивал каждый шаг, а просто наслаждался. А ведь он реально наслаждается, раньше я не замечала подобного в Глебе.
Наверное, это и становится фатальной ошибкой моего очередного падения.
– Даша! – тут же реагирует Гордеев. Я поднимаю голову и вижу то, чего, наверное, не должна видеть. Он делает шаг и вроде хочет подойти ко мне, помочь, но не подходит. Тело его так напряжено, одна рука сжимается в кулак, а по скулам бегают желваки.
– Дашенька, ты как? – а это уже Женька. Именно она помогает мне подняться, а не Глеб, хотя то, как он позвал меня, с какой интонацией произнес, говорит о том, что Гордеев переживал. Даже если он сейчас стоит с непроницаемой миной, минутой ранее маска с его лица пала.
