меня на коленях, розу. Нет, не чёрную – обыкновенную розовую розу, одну из тех, что цветут на плетистых кустах вдоль церковной изгороди.
Впрочем, как роза попала сюда, мне гадать не пришлось, потому что рядом со мной на скамейке сидел королевский эмиссар господин Бранчефорте. Все места в первом ряду были пустые, но граф выбрал место рядом со мной, и я уже предчувствовала, что по этому поводу думают и говорят сидевшие сзади.
Самым правильным было бы не замечать графа, что я и собиралась делать. Пока отец Освальд очень уныло и нудно рассказывал о радости воскресения в Судный День, я смотрела прямо перед собой, не делая попытки убрать цветок с книги. В этот раз проповедь была особенно длинной, и я с трудом высидела до её конца, чувствуя зуд нетерпения во всём теле. Наконец, отец Освальд замолчал, с укором оглядел всех нас, благословил и спустился с кафедры. Я аккуратно положила розу на скамейку, закрыла молитвослов и, скромно опустив глаза, пошла к причастию, а потом – к выходу.
- Вам не понравился мой цветок? – граф Бранчефорте догнал меня на полпути до церковных дверей, бесцеремонно отодвигая других прихожан, мешавших ему подобраться ко мне.
Даже если кто-то не заметил его ухаживания во время службы, то теперь даже близорукий отец Освальд был в курсе событий.
На нас начали оглядываться, и я с тоской услышала уже знакомый шепоток за спиной – сплетницы Солимара получили новую пищу для обсуждений.
- Леди Розенталь, могли бы хоть ответить, - сказал граф, когда мы вышли из церкви.
- В церкви я предпочитаю молиться, а не разговаривать, - ответила я, убирая молитвослов в сумочку.
- Роза вам не понравилась? – повторил Бранчефорте, надевая шляпу с павлиньими перьями.
Трости при нём сегодня не было, зато были часы – в золотой оправе, на толстой золотой цепочке, которая спускалась из мелкого бокового кармашка и крепилась к пуговице камзола. Эти часы ослепительно сверкали на солнце и привлекали к себе внимание ещё больше, чем павлиньи перья.
- Мне не понравилось, что вы обокрали церковь, - сказала я, указывая на кусты вдоль ограды. – Цветы растут здесь для услады ангелов и покойных, а вы отобрали у них эту радость. Вам следует вернуться к отцу Освальду и покаяться в грехах.
- Не надо этих сказок, дорогая леди Розенталь, я их сейчас наслушался во время проповеди, - с улыбкой произнёс граф. – Так и скажите, что хотите от меня избавиться. Почему? Я вас смущаю? – он посмотрел искоса и поиграл бровями. – Или вы хотели пройтись с кем-то из тех юнцов, которые сидят вон там, в кустах, и следят за вами?
- Господин Бранчефорте, - начала я, даже не посмотрев в ту сторону, что он указал, - мне хотелось пройтись в скромном одиночестве, и если вы позволите…
- Вы не слышали? – рядом с нами, как чёрт из табакерки, возник Эмиль Бэдфорд – такой же злой, красный и хмурый. – Дама не желает вашей компании! Извольте убраться отсюда!
- Господин Бэдфорд!.. – ахнула я, растерявшись от такого неожиданного вмешательства.
Зато граф не растерялся и спросил, лениво улыбнувшись и сдвинув шляпу на затылок:
- Эмиль, я полагаю? Вам уже есть восемнадцать, чтобы вмешиваться в разговор взрослых?
- Господин Бранчефорте, - сделала я ему замечание, но меня не услышали как в первый раз, так и во второй.
- Мне двадцать, к вашему сведению! – Эмиль весь пошёл красным пятнами, когда ему указали на его юный возраст.
Конечно, годик он себе накинул, но я решила его не выдавать. Девятнадцать, двадцать – какая разница?
- А выглядите моложе, - похвалил Бранчефорте, с благосклонностью оглядывая Эмиля с головы до ног. – И всё же вам не следует вмешиваться в наш разговор с леди Розенталь. На первый раз я вас прощаю…
- Никто не нуждается в ваших прощениях! – голос у Эмиля зазвенел, и он прокашлялся, а потом заговорил басом: - Леди сказала, что не желает видеть вас рядом – поэтому выполите её желание! Немедленно!
- Господин Бэдфорд, - сказала я, уже без надежды быть услышанной.
- Обращаю ваше внимание, - граф был сама любезность, и только в глазах плясали насмешливые искорки, - что этот вопрос решим мы с леди. Ваше вмешательство излишне. Идите себе, юноша, куда шли, пока матушка вас не потеряла.
- Господин Бранчефорте, - я предостерегающе подняла руку, но беседа двух господ уже протекала независимо от меня.
- Вы хотите меня оскорбить?! – Эмиль уже почти кричал, и из ближайшей лавки, где торговали солимарским лечебным печеньем, выглянул любопытный пекарь.
- Прекратите, прошу вас, - сделала я ещё одну попытку.
- Оскорбить? – переспросил граф, продолжая смотреть на Эмиля со снисходительной насмешкой. – Полноте, я не оскорбляю детей…
- Ах так!... – Эмиль задохнулся от возмущения и принялся стаскивать с руки перчатку. – Ах, вы!..
- Остановитесь! – я сделала шаг вперёд, потому что поняла, что сейчас перчатка полетит в лицо графу, но граф опередил меня.
Схватив Эмиля за лацкан камзола, он легко притянул юношу к себе и шепнул ему несколько слов на ухо. Как по волшебству гневный румянец сбежал с лица юного Бэдфорда, он замер, застыв с полуснятой перчаткой, потом что-то пробормотал, развернулся и пошёл вверх по улице, даже не попрощавшись со мной.
Причём, шёл он очень быстро, а шагов через десять припустил почти бегом. Кто-то из окна второго этажа спросил, что происходит, и пекарь крикнул, что всё в порядке, а потом и сам скрылся в лавке. Инцидент был исчерпан, и только молодые люди, которые стояли поодаль, сбились в кучу, и тихо и взволнованно что-то обсуждали, украдкой поглядывая в нашу с графом сторону.
- Что вы ему сказали? – спросила я без обиняков.
- Пусть это останется между мной и юным и горячим Эмилем, - вежливо улыбнулся граф.
- Пусть, - согласилась я, обошла его и быстрым шагом направилась вниз по улице.
Бранчефорте догнал меня сразу же и пошёл рядом, заглядывая мне в лицо.
- Обиделись?
- И не думала, - сказала я резче, чем хотела. – Но знайте, что господин Бэдфорд был прав – я не желаю вашей компании. Поэтому идите своей дорогой.
- Пока моя дорога совпадает с вашей, - сказал граф. – И всё же я прошу позволения сопровождать
