Но, как бы то ни было, у этого общества были высоконравственные идеалы. Насколько высоко эти идеалы ценились в средневековом обществе, можно заключить из того убеждения, что измена им обязательно влекла за собою злую кончину и мучения в загробной жизни, а верное служение сулило радости райской жизни. Когда доблестный рыцарь Роланд, смертельно раненный в битве с язычниками, умирал, к нему, по словам поэмы, слетались ангелы:
Послал к нему Всевышний херувимов,И Рафаил слетел к нему на землю,И Михаил Заступник, с нимиСлетел и сам архангел Гавриил…И вот — с душой Роланда херувимыПомчались прямо в чудный, светлый рай…
Известный историк Средних веков рыцарь Жоанвилль[39] в таких выражениях говорит о кончине Людовика Святого[40], который воплотил в себе рыцарские идеалы: «После этого святой король велел положить себя на ложе, посыпанное пеплом, сложил на груди свои руки и, обратив очи к небу, возвратил свою душу нашему Создателю в тот самый час, в который Сын Божий умер на кресте за спасение мира».
Высокие рыцарские идеалы, несомненно, служили тогдашнему обществу яркими маяками, освещающими его темные жизненные пути. И нам кажется, что именно они и привлекают прежде всего наше внимание, сообщая средневековому миру ту поэтическую окраску, которая иногда может даже помешать представить себе его действительное состояние. Но, как бы то ни было, эти идеалы облагородили человеческое общество. В этом отношении заслуги рыцарства несомненны.
Разумеется, рыцарские идеалы не были новостью; это были все те же общехристианские идеалы, но рыцарство помогло церкви провести их в жизнь в обновленном виде, неразрывно связать их с действиями и поступками людей, с человеческим самолюбием, вылить их в формы, вполне соответствовавшие общественным и историческим условиям.
Средневековый город и его обитатели
Предисловие
Предлагаемые очерки, представляя совершенно самостоятельное целое, примыкают в то же самое время по содержанию своему к другой серии очерков, изданной нами под заглавием «Средневековый замок и его обитатели», ибо они изображают важнейшие бытовые стороны германского города в XIV–XV столетиях. При составлении их нам приходилось пользоваться произведениями немецкой исторической литературы: монографиями, относящимися к отдельным городам, сочинениями по истории германских городов вообще, по истории искусств и культуры в Германии. Кроме того, большим подспорьем были для нас миниатюры, украшающие средневековые манускрипты. В этом отношении оказало нам немалую услугу роскошное издание: Alwin Schultz, «Deutsches Leben im XIV und XV Jahrhundert»[41].
Питаем надежду, что настоящий выпуск нашего издания встретит те же многочисленные сочувственные заявления, которых удостоился наш «Средневековый замок».
Город спит
Перенесемся воображеньем за пять столетий назад и представим, что мы приближаемся к средневековому немецкому городу в ясную, лунную ночь. Вот он обрисовался перед нами на светлом фоне неба, и кажется, что с каждым нашим шагом он надвигается на нас могучими стенами и высокими башнями. По левую сторону от нас, весело шумя, бежит извилистая река; серебряная полоса, брошенная на ее поверхность месяцем, сопутствует нам. За рекой — поле, побелевшее от росы, за полем чернеет лес. Направо от дороги поле постепенно поднимается и переходит в возвышенность, на которой также чернеют леса.
Наша дорога, кое-где окаймленная деревьями, мало-помалу поднимается в гору. Река убегает далеко в сторону. И вот мы уже не видим ничего более, кроме массивных стен города — они всецело поглощают наше внимание. Если бы мы взобрались на соседнюю возвышенность и оттуда взглянули на средневековый город, он поразил бы нас многочисленными башнями: башни на стенах, башни внутри города, вот — ратуша, новый собор, старые церкви, остатки прежних укреплений. При обыкновенных обстоятельствах нам было бы трудно подойти к городу, не обратив на себя внимания, не возбудив тревоги. У ворот его стража, на самой высокой башне — сторож. Но наша волшебная прогулка совершается при необыкновенной обстановке. Представим себе, что стражи нет на своих местах, что даже ворота открыты, что все вокруг нас погружено в волшебный, заколдованный сон.
Отчего же вдруг содрогнулось наше сердце? Что смутило его? Перед нами — лобное место: высокий каменный помост, а на нем — три каменных столба, соединенные наверху поперечными деревянными балками. Здесь вешают, обезглавливают, четвертуют и иными способами лишают людей жизни. Сейчас лобное место пусто, но недаром налетают сюда целые стаи хищных воронов. Зловещее карканье часто оглашает это пустынное место, а по ночам нередко поблизости собираются волки и задают раздирающий душу концерт. Представьте себе темную, грозовую ночь. Но блеснула ослепительная молния и на одно мгновенье озарила лобное место: на перекладинах висят трупы, на высокий шест надето колесо, а на нем — остатки человеческого тела, на зубцах стенной башни — черепа казненных, и долго будут находиться они там — пока не высохнут, не рассыплются на части…
Пройдя лобное место, мы подходим ко входу в город. На первом плане — деревянный частокол. Но, не довольствуясь им, горожане засадили внешнюю окружность города колючими кустами. Перед нами — широкий, наполненный водой ров. Каменный мост над ним не доведен до главных ворот, и поэтому от них к нему перекинут подъемный мост. В обе стороны от ворот поднимается сравнительно невысокая, каменная зубчатая стена, а за ней — другая, значительно выше ее, с башнями. На некоторых из башен сверкают позолоченные кресты. Над воротами поднимается главная стенная башня. Сами ворота облицованы глазированными цветными кирпичами — зелеными, черными, белыми. Огромная железная решетка поднята, и мы свободно проникаем за крепкие городские стены.
Сегодня улицы спокойны: в ночном воздухе не слышно ни звука. Средневековый город мирно спит. Его улицы настолько узки, что свет луны проникает не всюду. К тому же довольно далеко, иногда на метр и более, выступают вперед верхние этажи с балконами, которые европейцы переняли с Востока, во время Крестовых походов. В городе, сдавленном стенами, мало места для обитателей, и поэтому он, не будучи в состоянии разрастаться в ширину, успешно растет вверх. Население необыкновенно скучено.
Еще недавно, несмотря на видимые снаружи внушительные стены, внутри город походил на обычное село с маленькими, крытыми соломой домишками. Горожане по сей день не желают расстаться с сельскими привычками, и, бывает, по улицам свободно ходит домашний скот. Мостовая есть только перед домами знати, и если бы вы пожаловали сюда в дождливую пору, то махнули бы рукой и ушли, не осмотрев города. Взгляните на этот богатый дом: на остроконечной черепичной кровле его — жестяной флюгер, над окованной железом дверью прибиты оленьи рога. Видите желоба, оканчивающиеся разинутыми львиными пастями? Из них в дождливую пору вода выбрасывается на самую середину улицы и скапливается здесь в грязные лужи. Если такая погода выпадает на какой-либо праздник, то монахи ближнего монастыря откладывают службу по случаю «уличной грязи». Члены городского управления (ратманы) отправляются тогда в ратушу в «деревянных башмаках», надетых на обувь. Эти «башмаки» играли роль современных галош и снимались с ног при входе в здание. Собственно говоря, эта дополнительная обувь вовсе не была башмаками, хотя и называлась так: она представляла собою просто деревянные подошвы, прикреплявшиеся ремнями к сапогу, напоминая, таким образом, древние сандалии. Знатных и богатых людей, в случае особенно большой грязи, носят на носилках. Уличная грязь особенно увеличивается еще оттого, что, несмотря на строгие постановления и требования рата (городского совета), жители города никак не могут расстаться со своими крайне неудобными для общежития привычками: все лишнее, все ненужное без зазрения совести выбрасывается ими на улицу. Только в каких-нибудь особенных случаях улицы средневекового города закидывались щебнем или устилались соломой, причем каждый из городских обывателей покрывал соломой часть улицы, прилегавшую к его жилищу.
Большинство домов — деревянные, с крутыми кровлями, покрытыми гонтом. Внизу в домах — просторные сени, из которых поднимается лестница на первый этаж, где часто имеется деревянная галерея. Лунные лучи играют на десятках круглых стеклышек, вставленных в оконные рамы. Кровля образует над галереей навес, который прекрасно защищает ее от дождя и снега.
Горючий материал построек и узость улиц были причинами страшных пожаров, опустошавших в продолжение одного столетия по нескольку раз один и тот же город. С быстротою молнии охватывало пламя деревянные стены и кровли, с быстротою молнии перебрасывалось с балкона на балкон, овладевало целыми рядами домов, обвивалось вокруг колокольных башен, растапливало колокола, пожирало склады дорогих товаров и неслось, неслось вперед, пока не встречало преграды в городской стене. Неистово звучал в таких случаях пожарный колокол, но никто не думал заливать пожара, всякий стремился выбраться на волю, убежать от огненного чудовища, спасти свою жизнь.
