Вдруг Влада открывает глаза, пытается что-то сказать хриплым голосом. Молчаливая тень Бешир смачивает мокрой тряпкой ее потрескавшиеся губы.
— Тсс, тсс! Все прошло. Легкая вернулась обратно.
Услышав последние слова, она внимательно смотрит на меня.
— Я тебе еще не все сказала. Бешир, выйди, пока не время.
У нее лицо в поту, голубая наволочка потемнела под головой. В этой пробранной холодом комнате Влада лежит в тонкой майке, будто носит в себе лето.
За окном рычит разъяренная волчица, я откуда-то знаю, что она вырвалась из клетки и во всю глотку заявляет о своем праве быть здесь. Тяжесть происходящего сдавливает мысли, но мне еще нужно многое узнать. Я чувствую слабость, безволие. Внутри ощущение, будто все куда-то ушли, и я должен искать людей. Где-то бродим в тумане. Нет, на самом деле все сидят на своих местах. Это только я в тумане и никого не вижу. Только в этом есть какой-то смысл, как будто мое присутствие в этой комнате необходимо.
Вдруг из магического пространства я переношусь в заснеженную Вену, куда мы с ней ездили за другой зимой. В нашем городе она была привычная, изученная наизусть. До Нового года осталось пятьдесят четыре часа, мы покупаем на последние деньги билеты, улетаем в город, которому веками шепчут сказки Альпы и Дунай. Никогда не думал, что можно так отчаянно влюбиться в зимний город.
Мы снова целуемся в метелях Грабена, свисающие с неба люстры раскачиваются в морозном вихре, полицейские призывают встревоженных прохожих покинуть главную площадь. Ветер, который заглядывает сюда редко, никогда не остается незамеченным. Мы прячемся от них — от ветра и полицейских — в улочках меж старинных зданий, я наматываю на ее шею шарф из шерсти мериноса, а она смеется: ей совсем не холодно, когда я ее целую. Она хохочет, убегает от меня в сторону кафешки, где в воздухе разлита музыка Моцарта, такая же густая, как кофе, который здесь подают.
«Я сегодня проснулась, тебя не было. Знала, что через пару минут ты вернешься с горячими вишневыми круассанами в бумажном пакете. Но мне вдруг стало так тревожно от мысли о том, что всего этого могло бы не быть. А потом я представила, как ты бежишь в сторону отеля, кутаясь в шарф, как быстро куришь на ходу... Мне так нравится знать, что ты обо мне думаешь, даже когда я не с тобой. Это ведь так?» — «А мне нравится знать, что ты есть. Это невероятно, но ты есть!» Запутавшись в бесконечной карте десятков наименований кофе, мы пьем лимонный чай с ежевичным сиропом, за который я был готов отдать полцарства. Но без тебя мне не нужны ни сироп, ни царство.
Влада бросает в меня снежок: очнись, вернись сюда. Ловлю его, держу в руке, и он оборачивается кусочком белого картона.
— Нет ничего хуже, чем цепляться за призраки. Так и останешься с пустыми руками. Ну-ка попрощайся, как вежливый мальчик, скажи «до скорого». В конце концов, радуйся тому, что у тебя это было.
Я знаю, она права. Да, надо именно так относиться к прошлому. Я делаю что могу, я буду таким. Опускаю голову, разворачиваю комок картона. На нем аккуратно выведено чернилами: «Рыбак не рыбачит в шторм, а ждет, когда успокоится море».
32
— Когда ты уйдешь отсюда, слушай тишину. Она тебе необходима.
— Слишком много всего случилось за последние недели. Надо бы собраться с мыслями, но, боюсь, ни одна мысль на собрание не придет. Прямо как в песне: «Мы слишком любим собственные речи и из-за них не слышно никому».
— Тишина — лучший друг. Проверенный. Ей от тебя ничего не нужно. Она просто сидит рядом, заряжает покоем. Только не перепутай тишину с молчанием.
— Я знаю. Молчание хочет говорить, а тишине это не нужно.
— Ты все прекрасно слышишь, сынок.
— Если бы я все так хорошо слышал, то не задавал бы многих вопросов.
— Чтобы справиться с сомнениями, тишина должна стать абсолютной. Успокой ум, ты скоро сам все поймешь. Поэтому ты здесь.
— Вы слишком в меня верите. А я такой кретин, что могу выйти отсюда и заново запутаться.
— Не волнуйся, истину ты ни с чем не перепутаешь, она бывает только одна. Ты должен обратиться к истине, чтобы спастись от отчаяния. Никто за тебя этого не сделает.
— Вы мне помогаете...
— Направляю.
— Хотите честно?
— Говори.
— Сейчас меня больше всего подмывает выпасть из реальности. Бросить насиженное место и быстро свалить куда подальше, чтобы никто не узнал, не понял.
— Побег — это трусость. Тебе не кажется, что и так слишком далеко убежал? За последние недели ты ко многому пришел. Посмотри, кем ты был с самого начала и как много всего с тех пор изменилось в тебе. Ты снова слышишь.
— Я так устал искать все заново.
— Потерпи, мало осталось. То основное, что нужно было собрать, уже с тобой. Еще несколько шагов. Нужно вернуться к настоящему и снова встречать солнце. Здесь тебе больше задерживаться нельзя — скоро будет снежная буря. Уходи, пока открыт путь. Бешир тебя проводит.
— А как же вы, Влада? Вам нужно лечиться. Ужасный кашель...
— За мной Бешир присмотрит.
— Да вы не перенесете бурю! Здесь и без нее колотун... Я один не уйду.
— Сынок, здесь мое место. Мое. Соседи часто заходят, Бешир рядом, вода есть. Не нужно требовать многого: затишье перед бурей — это шанс, но куда важнее тишина, наступающая после нее. Она разглаживает морщины времени, сдувает пыль с сердца... Не тревожь меня больше. Я теперь буду, как написано в книге моего мистического писателя, слушать беззвучие, наслаждаться тишиной.
— Но вы еще живете!
— В какой-то степени... Сынок, вместо того чтобы задавать столько вопросов, выполни одну просьбу.
— Какую?
— Покинув этот дом, не возвращайся обратно. Оглядывайся назад только для того, чтобы оценить пройденный путь. Ты сможешь, я знаю.
— Смогу.
— В это я поверила, когда увидела тебя здесь. Другой так и крутился бы в колесе времени, возвращаясь туда, откуда пришел. Знаешь, что самое страшное в жизни? Опустить руки. Это легче всего. Разве трудно, сидя на дне колодца, посмотреть вверх и сказать, что спасения нет? Проще простого! Куда сложнее карабкаться вверх, срываться и пробовать снова, сантиметр за сантиметром. Не потеряй то, что нашел с таким трудом.
— Но что я нашел?
— Больше я не буду тебе ничего говорить. Ты сам увидишь, ты сам подойдешь и протянешь руку человеку, нуждающемуся в спасении. Спасая другого, спасешь себя.
— Пусть хоть на этот раз у меня получится.
— Тебе пора. Бешир, проводи нашего гостя.
— Но я все равно вернусь, как бы вы ни противились. Позвольте мне самому выбирать свой путь.
— Решай сам, сынок. Что будешь делать завтра?
— Не знаю. Буду жить.
— Вот это то, что я хотела услышать. Теперь кошмары закончились.
Бешир проявляется в воздухе перед кроватью и кивает мне как старый знакомый.
33
Я забыл дорогу обратно. Детали выветрились из головы. Я уже сомневаюсь, выглядело ли все так, как я это видел. Не плод ли моего воспаленного воображения эта странная встреча? Если это был сон, его реальность не была хуже любой другой. Что, если вся моя реальность — это сон?.. Стоило мне выйти из мрачного подъезда, как вернулось лето.
И потом тонкий мальчик все еще идет рядом со мной легкой походкой. Летит вприпрыжку. Он ступает абсолютно беззвучно, хотя я вижу, как галька под его зелеными ботинками разлетается в стороны. Превращается в прозрачные кварцевые самоцветы, после каждого шага оставляющие круглые пятна на земле.
Бешир. Странное имя. Пока я был в холодной квартире, он молча сидел на подоконнике, щелкал пальцами, и небо за окном меняло цвета. С красно-лилового на серо-коричневый. Временами он подходил к Владе, подносил ей воду. Когда я заговаривал о Легкой, он выглядел взволнованным: вскакивал, заглядывал в нагрудный карман своего старого пальто и, как будто убедившись в наличии там чего-то важного, успокаивался, возвращался на место. В стенах квартиры сорок три чудеса казались обычным явлением.
Влада настояла на том, чтобы ее сосед фавн проводил меня. «Бешир должен пойти с тобой, сынок. Он поможет тебе добраться до начала и вернуться обратно. Не пытайся запомнить дорогу — пустое, это тебе не пригодится. Такой шанс дается один раз».
Сейчас, покидая магический дом, я встревожен и собран одновременно. Будто мне предстоит операция по удалению немаленькой части жизни, которая еще недавно была жизненно важной. Тревога вполне объяснима — я отпускаю прошлое, ничего не получая взамен. Что-то вдруг уходит на покой, что-то, что делало меня мной. И я чувствую себя медузой, меняющей форму и расплывающейся в бескрайнем океане.
Оглядываюсь, пятиэтажки уже не видно, исчезла за зарослями высоких тополей. Бешир убежал чуть вперед. Что-то напевает себе под нос. Прислушиваюсь: «Время тень, без дней, без лет. Оно так прекрасно совсем не напрасно». Догоняю пацана: «Ты теперь возвращайся. Я сам дойду». Он замирает, поднимает на меня огромные глаза, молча протягивает кусочек белого картона размером с фотографию.
