А Ванька молодец, в самом деле, молодец. Только просмотрел текст и сразу же определил – писала Ирка Овчаренко. Мол, тысячи раз от нее слышал – «между мальчишками и девчонками никакого различия, только физиология…»
Миша себя убить был готов – будто он этого не слышал! Ведь крутилось что-то в голове, но когда она пустая…
Потом Миша опять ехал не домой, а на набережную, к Анкиной высотке. Боялся – если сейчас не поговорит с Курбановой, и она не снимет проклятие…
С Гулей точно случится что-нибудь страшное!
Ведь события со вчерашнего дня буквально понеслись вскачь. Если вначале все ограничивалось падениями, сосульками, домашними мелкими неприятностями типа разбитого чайника, то теперь…
Гулька едва не погибла под машиной. Едва не умерла из-за чужой капельницы. Ее едва не убило током. И все это – в течение суток!
Чего ждать дальше? Что больница обрушится? Что на Гулькину голову упадет потолок?!
Глава 9
Ночная свита
Дверь Мише открыла Анкина мама. Мише показалось, что женщину удивил его приход. И лицо ее изменилось, едва Миша упомянул Анку – по нему будто тень прошла.
Но она ничего Мише не сказала. Подождала, пока он разуется, и проводила до закрытой двери. Кивнула на нее и сухо буркнула:
– Тебе сюда.
И тут же ушла, не оглядываясь, будто сбежала.
Миша пожал плечами: в каждой семье свои тараканы. Его, Мишкина, мама сразу бы пристала с расспросами о школе, классе, учителях, уроках, планах на будущее, о самом Мишке… Маме все интересно, что сына касается, пусть Мишку временами это и бесит. А вот Анкиной маме, получается, все равно – кто там к дочери приходит и зачем.
Миша постучал, Анка раздраженно воскликнула:
– Ма, мы же договаривались – вечером вы с папой ко мне не суетесь!
– Это не родители, – громко сказал Миша.
– А кто? – Дверь распахнулась, едва не стукнув Мишу по лбу. – Ты?! Ко мне?!
– Нет, к папе римскому, – буркнул Миша. – Ты меня пригласишь или мы так и будем на пороге стоять?
– П-проходи…
Круглые от изумления Анкины глаза были ярко-голубыми, чистыми-чистыми. Она смотрела на Мишу так, словно видела перед собой не одноклассника, а самое настоящее привидение.
Миша с трудом сдержал улыбку, так забавно выглядела девчонка. Сейчас не верилось, что все неприятности связаны именно с ней. Невольно вспомнилась запись, забавная карикатура, и Миша снисходительно подумал, что Анка действительно совсем ребенок.
И повела себя соответственно, только дети настолько бездумно жестоки. И верят в сказки. Потому что он, Мишка, в жизни бы не пожаловался незнакомой тетке на своего друга. А получив палочку-артефакт, тут же забросил бы ее в кусты. Еще и возмутился бы – над ним явно смеются.
Курбанова же потащилась с обледеневшей веткой к Гулькиному дому. А потом караулила Бекмуратову у крыльца. Если же вспомнить, какой в тот вечер была погода…
А палочка?! Поверить, что она волшебная! Шлепать Гульку по плечу и загадать желание?!
Глупая девчонка!
Понатворила дел!
А теперь глазищи свои синие на него таращит, сама невинность, блин…
Миша и злился на Курбанову, и жалел ее: девчонка губила себя еще вернее, чем Гульку. Видел он свиту Хозяйки ночи. Не хотел верить в нее (и не верил!), но…
В любом случае, Анке там не место. Не такая уж она и злюка, просто… не повзрослела еще толком.
Не решаясь сразу заговорить о Бекмуратовой, Миша небрежно напомнил о предстоящей контрольной по физике. Приплел якобы утерянный учебник и тут же попросил на пару дней Анкин.
Девочка, не спуская с него глаз, рассеянно пошарила на письменном столе и, не глядя, протянула учебник. По английскому языку.
Миша положил книгу рядом на диван. Спросил, пойдет ли Анка на школьный новогодний вечер.
Курбанова неуверенно кивнула. А на вопрос – с кем? – пожала плечами.
Миша зачем-то сообщил, что Нинка Подгорная собирается прийти на карнавал в костюме принцессы. Он сам видел эскиз платья, Нина его Ваньке показывала – кстати, очень красивое и совершенно как настоящее. Нининой маме обещали дать его на пару дней из костюмерной Камерного театра.
И тут Анка сорвалась. Миша изумленно наблюдал, как быстро меняется ее лицо, как недавно еще голубые глаза пугающе темнеют, а по-детски пухлые губы кривятся в презрительной улыбке…
Теперь Анка не смотрелась ребенком. Как и взрослой, впрочем. Скорее, походила на злую юную ведьму из какого-нибудь паршивенького триллера – вела себя по законам жанра.
Эта незнакомая ему Анка язвительно давала оценку внешности и уму Нины Подгорной. Потом – Галки Кобылиной, Наташки Янковой, Лильки Суворовой…
Она перебрала практически весь класс. Даже по мальчишкам прошлась достаточно ядовито. Миша знать не знал, что можно настолько не любить одноклассников!
Удивительно, но Анка ни о ком не сказала ни единого доброго слова. Зато злых – хватало.
Миша невольно вспомнил письма Дикой кошки и порадовался, что распечатал их и сунул в карман куртки. Правда, показать собирался не Курбановой, а Ваньке Кузнецову. Но раз уж так сложилось…
Во всяком случае, Курбанова знакома с дамой в черном, и она вряд ли высмеет его. А вот кое-что узнать о Хозяйке ночи и ее свите Анке полезно. Чтобы поняла, насколько заигралась.
Миша с Анкой вздрогнули от неожиданности: на лоджии внезапно зазвенели стекла. Они подбежали к окну, и Миша потрясенно прошептал:
– Вот это да…
Не верилось, что еще полчаса назад погода была прекрасной: высокое звездное небо, легкий морозец, скрип снега под ногами, пляска редких снежинок в золотистом свете фонарей…
Сейчас же на улице творилось несусветное: белая мгла плотно затянула город. Ни неба, ни земли, ни деревьев, ни домов было не рассмотреть. Во всем мире – только поземка, только дикая пляска снежных смерчей и вой ветра.
И вороны.
Десятки, сотни ворон.
Миша отпрянул от задрожавшего стекла, с такой силой бились о него проклятые птицы.
Миша покосился на Анку, девчонка обхватила плечи руками, но смотрела безмятежно. Даже глаза вновь вернули свой цвет, а щеки – румянец.
Неужели Анка ничего не видит? Или просто не боится, типа – они уже «одной крови»?
Да нет, глупости.
Обычная девчонка, просто запуталась.
– Смотри, как дрожат стекла, – сказал Миша.
– Ветер, – выдохнула Анка. – С ума сойти, как метет…
– Метет, да. А ты больше ничего не видишь?
Анка вглядывалась в снежную круговерть до боли в глазах, но не рассмотрела даже старой раскидистой березы у дома. И пробормотала:
– Разве сейчас что-то разглядишь…
– А птицы?
– Да уж, им сейчас нелегко. Прячутся где-нибудь, думаю…
И Миша решился. Подошел к сброшенной на диван куртке и достал из внутреннего кармана распечатки с письмами от Дикой кошки. Чуть помедлив, отдал их Анке и попросил прочесть. Только внимательно, это важно, письма очень, очень непростые.
Курбанова удивилась, но письма взяла. И Миша снова наблюдал за девчонкой, в жизни он не видел таких выразительных лиц. По нему как тени скользили удивление, настороженность, страх, злость, непонимание, снова злость…
А окна едва выдерживали напор свиты Хозяйки ночи. В Анкину комнату рвались уже не только птицы. В стекла с силой бились какие-то мерзкие твари с перепончатыми крыльями, зубастыми мордами и меняющимися, странно текучими телами.
Миша с трудом сохранял спокойствие, с трудом давил нарастающий страх, лишь бы не мешать Анке читать письма.
И едва она отложила последний лист, быстро спросил:
– У вас городской телефон есть?
– А при чем тут…
– Есть?!
– Да.
– Одна трубка, две? Параллельный, имею в виду, тоже есть?
– В кухне, – пробормотала Аня, – а второй – в зале.
Анка не понимала толком что происходит. Почему-то снова казалось – она спит. Не мог же к ней, в самом деле, прийти Мишка Котов? Сам, без приглашения! И письма эти странные, страшненькие письма, интересно, что в них правда…
Анка принесла обе трубки в комнату, привычно не обращая внимания на мамин вопрос – что случилось, к чему ей сразу два телефона в детскую.
Миша стал звонить кому-то, и Анка послушно поднесла к уху одну из трубок. Ее бросило в дрожь, когда услышала так близко глуховатый Мишкин голос:
– Добрый вечер. А можно Иру к телефону?
– Добрый, – чуть насмешливо отозвалась незнакомая женщина. – А кто ее спрашивает?
– Михаил Котов, одноклассник.
В трубку хмыкнули. Потом ее бросили на стол, наверное. И кто-то позвал:
– Иришка, тебя к телефону! – и уже раздраженно: – И неплохо бы дать одноклассникам номер твоего сотового, нечего им звонить на домашний…
– Ма, а кто это?
– Какой-то Котов…
– Мишка?!
– Назвался Михаилом, – фыркнула женщина.
Иру Овчаренко Анка узнала сразу, никто больше из знакомых так не тянул звук «а», словно пропевая его. «А-а-анка-а-а», – жеманно тянула Ира, обращаясь к ней на переменах.
