Четвертый месяц пошел, как он нежданно-негаданно расстался с институтом и попал в сыщики. Когда его прикрепили к Фомину, тот пообещал через два-три года сделать из него, Дорохова, настоящего работника уголовного розыска. Тогда Саша подумал: «Если бы остался в институте, то через три года был бы агрономом». Жалел ли он? Пожалуй, нет.
Вдруг Саша увидел, как с верхнего этажа спустился какой-то мужчина в полушубке, валенках с галошами. «Старик, — решил Дорохов, — лет сорок пять, не меньше». И стал наблюдать за ним, стараясь понять, кто он и откуда. Возле дежурной хозяин полушубка поставил на пол фанерный чемодан, бережно из какого-то потайного кармана достал кошелек, вынул деньги, рассчитался и, забрав паспорт, направился к выходу. Сразу же к конторке подошел человек в железнодорожной форме с какими-то непонятными значками в петлицах. Заполнил анкету, подхватил небольшой чемодан и рысцой побежал по лестнице, словно боясь, что кто-то его опередит. Через час или полтора рассчитались две женщины. Они весело смеялись и шутили, видно, радовались, что наконец уезжают. Одна — помоложе — быстро оглядела ожидающих и даже несколько раз взглянула на Сашу. Очередь убавилась еще на двух человек. Через вестибюль гостиничная публика шла в ресторан обедать. Саша представил себе, как там орудуют вилками и ножами, и ему захотелось есть. Утром успел лишь стакан чая выпить. Правда, мать положила в чемодан хлеб и колбасу. Но не расположишься здесь с едой, тем более в таком шикарном костюме. Мать… Вчера, когда он пришел, она чуть не обмерла, увидев его в шубе. И сразу: «Где взял?» Он объяснил, что это обмундирование, а она: «Не ври. Отец всю жизнь в армии, постарше тебя чином, а такого обмундирования не получал». Пока отвертелся, семь потов сошло.
Потом пристал отец. Мало того, что пристал, еще и посоветовал не носить вещи с чужого плеча. Не мог же Саша им сказать, что в уголовном розыске существует специальный гардероб для переодевания сотрудников.
Со второго этажа спустился высокий сухощавый старик в роскошном черном пальто с большим шалевым воротником из серого каракуля, в щегольской шапке пирожком из такого же меха. Пальто было расстегнуто, и из-под него виднелся светлый шарф. В левой руке старик держал небольшой саквояж. Он подошел к конторке как-то по-особому уверенно. Красивым театральным жестом снял шапку и вежливо поклонился дежурной, небрежно кивнув ожидающим. Мягким бархатным баритоном пророкотал, что вынужден внезапно уехать, и попросил счет и документы. Саша смотрел на вальяжного старика и не мог избавиться от мысли, что он его где-то видел. Дежурная выписала квитанцию, незнакомец вытащил из заднего кармана брюк бумажник, положил какую-то купюру перед женщиной, широким жестом отказался от сдачи. Этот жест и поставил все на место. Саша вспомнил кинокартину, что недавно смотрел, и узнал незнакомца. У профессора Полежаева из «Депутата Балтики» были такие же манеры. Сходство просто разительное! Только профессор был чуть постарше и одет беднее… «Артист Черкасов», — догадался Дорохов и стал пристально, внимательно смотреть на артиста. Тот еще раз поклонился дежурной и вышел из гостиницы.
Саша взглянул на Фомина — он торопливо натягивал дошку, шапку и моргнул ему: мол, одевайся.
— Брось чемодан здесь, и за мной.
На улице было холодно и безлюдно. Перед гостиницей стояло несколько извозчиков, а чуть дальше быстро шел актер. Фомин втолкнул Сашу в санки, стоящие в середине извозчичьей вереницы, и что-то сказал кучеру. Застоявшаяся лошадь взяла с места. Когда актеру оставалось шагов двадцать до переулка, они обогнали его, свернули за угол и сразу остановились.
Фомин выскочил на тротуар.
— Миша! Я с тобой, — крикнул ему кучер, сваливаясь с облучка. Сбросил волчью доху, и Саша сразу узнал в нем человека, которого случайно видел накануне в секретной части.
Тот сунул Саше вожжи и побежал за Фоминым. Саша не сразу понял, что происходит, но и не хотел оставаться в стороне.
Накинул вожжи на спинку санок и подбежал к Фомину. Тот объяснял «кучеру»:
— Ты, Федор, иди навстречу, пропусти и страхуй сзади. Мы будем брать.
Едва кучер скрылся за углом, они тоже вышли на перекресток и лицом к лицу столкнулись с «актером», тот сделал было шаг в сторону, но в руках Фомина оказался револьвер.
— Спокойно, Никитский, — тихо и четко произнес Михаил Николаевич. — Дорохов, обыщи его.
Мелькнула мысль: опять он опростоволосился! Хорошо хоть, не поделился своими наблюдениями с дядей Мишей. Он не очень уверенно сделал шаг вперед и увидел, как старик совершенно невозмутимо опустил на тротуар саквояж, мгновенно сбросил перчатки, очень быстро, почти незаметно оглянулся и, увидев «кучера» с пистолетом в руке, улыбнувшись, проворковал:
— Что вы волнуетесь, гражданин Фомин, я же никогда…
Но тот не дал ему закончить, прикрикнул:
— Не шевелиться! Саша! Карманы, быстро!
Дорохов запустил руку в правый карман шикарного пальто и вытащил плоский черный браунинг. Тут уж он окончательно пришел в себя. Переложил пистолет в свой карман и уже уверенно продолжал обыск. Во внутреннем кармане пальто оказался еще один такой же пистолет. «Ничего себе артист! Черкасов! Ну и шляпа я!»
— Посмотри в рукавах и за воротником.
В рукавах ничего не было, а за воротником пальто, там, где крепится вешалка, оказался небольшой финский нож. Он никак не мог его отцепить и поэтому просто вынул из ножен.
— Возьми саквояж, — велел Фомин.
Баульчик был довольно тяжелым. Михаил Николаевич приказал «артисту» идти за угол, где остановились санки. «Кучер» отбросил меховую полость, сначала сел Саша, потом задержанный и рядом с ним Фомин, уже успевший освободиться от бороды. Дорохов заново переживал все происшедшее, представил свою сначала восторженную, а затем растерянную физиономию и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Ему хотелось рассказать Фомину, но тот был молчалив и серьезен, да и не время было для веселых разговоров.
В кабинете Фомина сразу же собралось начальство. Пришел Чертов и его заместитель Иван Иванович Попов. На столе были разложены новенькие браунинги, уже без патронов, и содержимое саквояжа: набор отмычек из легированной стали явно нерусского происхождения и оригинальной конструкции дрель. «Артист» неторопливо повесил пальто на ту же вешалку, где висела одежда Фомина и Дорохова, своя, а не гардеробная — выглядела она куда как скромно рядом с пальто задержанного. Никитский причесался и спокойно уселся на стул. Казалось, что внезапное задержание у него не вызвало ни малейшего огорчения.
