– А я считаю, что веду себя очень корректно сегодня вечером, – сказал я. – Приношу свои извинения, что был вынужден раздеваться перед вами, но ведь вы все равно, я в этом уверен, не смотрели.
– Что вы сделали с Джин? – продолжала она настаивать.
– Послушайте, – сказал я. – Я удивлю вас, но иначе поступить не могу. Лучше, если вы будете знать. Я поцеловал ее в тот день, и с тех пор она беспрерывно бегает за мной.
– Когда?
– Когда я помогал ей протрезветь у джики.
– Я знала это.
– Она меня почти заставила сделать это. Знаете, я ведь тоже немного выпил.
– Вы ее действительно поцеловали?..
– То есть?
– Как меня… – прошептала она.
– Нет, – просто ответил я с той искренней интонацией, которая мне очень нравилась. – Ваша сестра надоеда, Лу. Я вас хочу. Я поцеловал Джин, как поцеловал бы… как поцеловал бы свою мать, а она удержу не знает. Не знаю, как от нее избавиться; боюсь, что это мне не удастся. Она, конечно, скажет вам, что мы поженимся. Это нашло на нее сегодня утром, в машине Декса. Она хорошенькая, но я ее не хочу. Думаю, она слегка чокнутая.
– Вы целовали ее раньше, чем меня.
– Это она меня целовала. Вы же знаете, что мы всегда признательны тем, кто нами занимался, когда мы перебрали…
– А вы жалеете, что поцеловали ее?
– Нет, – сказал я. – Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не вы были пьяны в тот вечер вместо нее.
– Теперь вы можете меня поцеловать, – сказала она.
Она не пошевельнулась и смотрела прямо перед собой, но ей немалого стоило сказать это.
– Я не могу поцеловать вас, – сказал я. – С Джин это ничего не значило. С вами же – да я от этого заболею. Я не коснусь вас, пока…
Я не закончил фразу, пробормотал нечто неразборчивое и отвернулся от нее.
– Пока – что? – спросила Лу. Она слегка развернулась и положила ладонь мне на плечо.
– Это идиотство, – сказал я. – Это невозможно…
– Говорите же…
– Я хотел сказать… пока мы не поженимся, Лу, – вы и я. Но вы слишком молоды, и я никогда не смогу избавиться от Джин, и она никогда не оставит нас в покое.
– Вы и вправду так думаете?
– Что?
– Чтобы жениться на мне?
– Я не могу серьезно думать о невозможном, – возразил я. – Но что касается желания, клянусь вам, я действительно этого хочу.
Она встала с кровати. Я по-прежнему лежал отвернувшись. Она ничего не говорила. Я тоже молчал; я почувствовал, как она вытянулась на постели.
– Ли, – сказала она через мгновение.
Я чувствовал, что сердце мое бьется так сильно, что в такт ему слегка вибрирует кровать. Я обернулся. Она сняла с себя дезабилье и все остальное и лежала, закрыв глаза. Я подумал, что Говард Хьюз снял бы дюжину фильмов, лишь бы в них была грудь этой девушки. Я не прикоснулся к ней.
– Я не хочу делать это с вами, – сказал я. – Вся эта история с Джин противна мне. Пока вы не познакомились со мной, вы прекрасно ладили друг с другом. У меня нет желания разлучать вас так или иначе.
Не знаю, хотелось ли мне чего-нибудь другого, кроме как трахать ее, пока не стану от этого совершенно больным, когда будут жить лишь мои рефлексы. Но мне удалось устоять.
– Джин влюблена в вас, – сказала Лу. – Это бросается в глаза.
– Тут я бессилен.
Она была гладкая и тоненькая, как травинка, а пахла, как парфюмерный магазин. Я сел, склонился над ее бедрами и поцеловал между ними, в том месте, где кожа у женщин так же нежна, как перья птицы. Она сжала ноги и почти сразу опять раздвинула их, и я опять стал целовать ее, немного выше.
Блестящий кудрявый пушок ласкал мою щеку и я потихоньку стал лизать ее короткими движениями. Это место у нее было горячее, влажное, твердое под языком, и мне хотелось укусить ее, но я выпрямился. Она села рывком и схватила мою голову, чтобы вернуть ее в прежнее положение. Я наполовину высвободился.
– Я не хочу, – сказал я. – Я не хочу – до тех пор, пока история с Джин не будет завершена. Я не могу жениться на вас обеих.
Я куснул ее соски. Она по-прежнему удерживала мою голову и не раскрывала глаз.
– Джин хочет выйти за меня замуж, – продолжал я. – Почему? Я не знаю. Но если я откажусь, она непременно подстроит так, чтобы мы не могли видеться.
Она молчала и изгибалась под моими ласками. Моя правая рука двигалась вверх-вниз по ее бедрам, и Лу открывалась при каждом точном попадании.
– Я вижу лишь один выход, – сказал я. – Я могу жениться на Джин, а вы поедете вместе с нами, и мы найдем возможность встречаться.
– Я не хочу, – прошептала Лу.
Голос ее звучал неровно, и я, пожалуй, смог бы играть сейчас на нем, как на музыкальном инструменте. Каждое прикосновение вызывало изменение интонации.
– Я не хочу, чтобы вы с ней делали это…
– Ничто не вынуждает меня делать с ней это, – сказал я.
– О! Делайте это со мной, – сказала Лу. – Делайте это со мной сейчас же!
Она металась и каждый раз, когда моя рука поднималась вверх, двигалась ей навстречу. Я опустил голову к ее ногам и, перевернув ее спиной ко мне, приподнял ее ногу и прижал лицо к ее бедрам. Я взял ее губы в свои. Она вдруг напряглась и почти тут же расслабилась. Я полизал ее немного и отодвинулся. Она лежала навзничь.
– Лу, – прошептал я. – Я не стану вас трахать. Я не хочу трахать вас, пока мы не будем в безопасности. Я женюсь на Джин, и мы выпутаемся. Вы поможете мне.
Она опять повернулась на спину и поцеловала меня как будто с яростью. Зубы ее стукнулись о мои, а я в это время гладил выгиб ее поясницы. А потом взял ее за талию и поставил на ноги.
– Идите к себе, спать, – сказал я ей. – Мы наговорили много глупостей. Будьте паинькой и идите спать.
Я тоже встал и поцеловал ее в глаза. К счастью, я не снял трусы и таким образом сохранил достоинство.
Я надел на нее лифчик и трусики; я вытер ей бедра своей простыней, наконец, я накинул на нее прозрачное дезабилье. Она молча повиновалась; в руках моих она была мягка и тепла.
– Баиньки, сестричка, – сказал я ей. – Я уезжаю завтра утром. Постарайтесь спуститься к завтраку, мне нравится смотреть на вас.
А потом я вытолкнул ее и закрыл следом дверь. Теперь я наверняка держал в руках обеих сестер. Я чувствовал глубокую внутреннюю радость, и вполне возможно, что малыш повернулся там, под слоем земли в два метра, и я протянул ему свою лапу. Это что-нибудь да значит – пожать руку своему брату.
XVI
Через несколько дней я получил от Тома письмо. Он не очень-то распространялся о своих делах. Думаю, я верно угадал, что он нашел далеко не блестящую работенку в какой-нибудь школе в Гарлеме, а он цитировал мне писание, сопровождая цитату комментарием, поскольку подозревал, что я не слишком в курсе всех этих историй. Это был пассаж из книги Иова, и говорилось там следующее: «И взял я тело свое в зубы свои, и положил я душу свою в свою ладонь». Думаю, что тип, по мнению Тома, хотел этим сказать, что поставил на карту последнее, что у него было, ну, или – рискнул всем ради всего; я считаю, что это – сложный способ приготовить простое блюдо. Итак, я понял, что в этом плане Том совсем не изменился. И все же он был славный парень. Я написал ему в ответ, что у меня все идет хорошо, и положил в письмо пятидесятидолларовую купюру, потому что мне показалось, бедный старина не имел достаточно жрачки.
В остальном же все шло по-старому. Книги, по-прежнему все время книги. Я получал перечни рождественских альманахов и листки, которые не прошли через гглавную контору фирмы; их распространяли разные типы за свой собственный счет, но мой контракт запрещал мне эти маленькие игры, и я не собирался рисковать. Несколько раз я выставлял за дверь типов иного рода – занимавшихся порнягой; но ни разу не сделал этого грубо. Эти ребята часто были негры или мулаты, а я знаю, как это тягостно для подобного типа людей; впрочем, я брал у них один-два образчика их товара и отдавал их банде; Джуди эти штучки очень любила.
Они все так же собирались в аптеке, заходили повидать меня, а я время от времени имел девиц, в общем, каждые два дня. Они были более глупы, чем порочны. Все, кроме Джуди. Джин и Лу должны были обе появиться в Бактоне до конца недели. Два свидания, назначенные отдельно; от Джин последовал телефонный звонок, а Лу не явилась. Джин приглашала меня на следующий уик-энд, и мне пришлось ответить ей, что я не смогу приехать. Не выйдет у этой девицы вертеть мною, как пешкой. Она неважно себя чувствовала и хотела бы, чтобы я приехал, но я сказал ей, что у меня есть горящая работа, и она пообещала приехать в понедельник часов в пять; у нас будет время поболтать.
Вплоть до понедельника ничем необычным я не занимался; в субботу вечером я опять заменял гитариста в «Сторке», и это принесло мне пятнадцать долларов и дармовую выпивку. Они в этом заведении платили недурно. Дома я читал или занимался своей гитарой. Я забросил чечетку, их и без этого легко было заполучить. Я вернусь к этому, когда избавлюсь от сестер Эсквит. Я также запасся патронами для маленькой пушки малыша и купил разные снадобья. Отвел тачку в гараж на осмотр, и механик наладил мне в ней все, что было не в порядке. Никаких признаков жизни со стороны Декса за это время не было подано. Я попытался соединиться с ним в субботу утром, но он уехал на уик-энд, и мне не сказали – куда. Полагаю, что он опять наведывался к старухе Анне, чтобы попользоваться ее малышками, потому что никто из банды не знал, где он проводил время всю неделю.
