А в понедельник в четыре двадцать машина Джин остановилась перед моей дверью; ей было совершенно наплевать на то, что могут подумать окружающие. Она вышла из машины и вошла в лавку. У меня никого не было. Она приблизилась ко мне и влепила мне такой поцелуй, какие приберегают для особо значительных случаев; я предложил ей сесть. Я намеренно не опустил железную штору, чтобы она поняла, что я не одобряю ее идею явиться раньше назначенного времени. Несмотря на макияж, она очень плохо выглядела; глаза ее были обведены черными тенями. Как всегда, на ней было надето все, что можно найти лучшего, чтобы прикрыть наготу; и шляпка на ней была явно не от Мэйси; впрочем, она ее старила.
– Хорошо доехали? – спросил я.
– Это ведь совсем близко, – ответила она. – Мне казалось, что расстояние должно быть больше.
– Вы приехали раньше, – заметил я. Она взглянула на часики, усыпанные бриллиантами.
– Ну, не так уж много!.. Сейчас без двадцати пяти пять.
– Четыре двадцать девять, – возразил я. – Вы слишком торопитесь.
– Вам это неприятно?
Она состроила ласковую гримаску, которая привела меня в ужасное раздражение.
– Конечно. у меня есть и другие занятия помимо развлечений.
– Ли, – прошептала она, – будьте же полюбезнее!..
– Я любезен, когда с работйо покончено.
– Будьте полюбезнее, Ли, – повторила она. – У меня… я…
Она замолчала. Я понял, но надо было, чтобы она это произнесла.
– Объяснитесь, – сказал я.
– У меня будет ребенок, Ли.
– Вы, – сказал я, угрожающе уставив в нее палец, – вы плохо вели себя с мужчиной.
Она засмеялась, но осунувшееся лицо ее по-прежнему было напряжено.
– Ли, надо, чтобы вы женились на мне как можно быстрее, иначе разразится страшный скандал.
– Да нет же, – заверил я ее. – Такое случается каждый день.
Теперь я заговорил игриво: нельзя было отпустить ее, не уладив это дело. В таком состоянии женщины очень часто бывают нервозны. Я подошел к ней и погладил ее по плечам.
– Сидите тихонько, – сказал я. – Я закрою лавку, чтобы нам было спокойнее.
Конечно, легче было бы избавиться от нее и от младенца. Теперь у нее было веское основание покончить с собой. Я направился к двери и повернул рукоятку слева от нее, которая поднимала и опускала штору. Она медленно упала, не произведя никакого шума, кроме легкого позвякивания шестеренок, поворачивавшихся в гнезде.
Когда я вернулся на место, Джин сняла шляпу и взбила волосы, чтобы придать им пышность; без шляпы она выглядела лучше; она и вправду была красивая девушка.
– Когда мы уедем? – вдруг спросила она. – Теперь нужно, чтобы вы увезли меня как можно быстрее.
– Мы можем уехать в конце недели, – ответил я. – Дела мои в порядке, но мне надо найти там, в другом месте, себе работу.
– Я возьму с собой денег.
У меня не было намерений быть на содержании даже у девицы, которую я собирался прикончить.
– Для меня это ничего не меняет, – сказал я. – И речи быть не может, чтобы я тратил ваши деньги. Я хочу, чтобы мы условились об этом раз и навсегда.
Она не ответила. Она вертелась на стуле, как человек, который не решается что-то сказать.
– Ну же, – заговорил я, чтобы подбодрить ее. – Валяйте, говорите все. Что вы там натворили, ничего не сказав мне?
– Я написала туда, – сказала она. – Я увидела адрес в отделе объявлений в газете; они говорят, что это уединенное место для любителей одиночества и влюбленных, которые хотят спокойно провести медовый месяц.
– Если все влюбленные, которые хотят, чтобы их не беспокоили, встретятся там, – пробормотал я, – хорошенькая будет давка!.. Она рассмеялась. Похоже, она испытала облегчение. Она была не из тех, кто может таиться.
– Они ответили мне, – сказала она. – У нас будет домик для ночевки, а еду можно брать в гостинице.
– Лучшее, что вы могли бы сделать, – сказал я, – это рвануть туда первой, а я бы потом приехал к вам. Так у меня будет время все закончить здесь.
– Я бы хотела поехать туда вместе.
– Это невозможно. Чтобы не возбуждать подозрений, возвращайтесь домой, и чемодан соберите в последний момент. Не к чему вести с собой много вещей. И не оставляйте письма с названием места, куда отправились. Вашим родителям не нужно это знать.
– Когда вы приедете?
– В понедельник. Выеду в воскресенье вечером. Вряд ли кто-нибудь заметит мой отъезд воскресным вечером. Но оставалась еще Лу.
– Конечно, добавил я, – я полагаю, вы сказали обо всем вашей сестре.
– Еще нет.
– Она, наверное, кое о чем подозревает. В любом случае, в ваших интенресах сказать ей. Она может быть вашей посредницей. Вы хорошо ладите друг с другом, не так ли?
– Да.
– Тогда скажите ей все, но только в день отъезда. И оставьте адрес, но так, чтобы она обнаружила его после того, как вы уедете.
– Как же мне это сделать?
– Можете положить листок с адресом в конверт и отправить его по почте, когда отъедете на двести-триста миль от дома. Можете оставить его в ящике столика. Есть масса способов.
– Не нравятся мне все эти сложности. О, Ли, неужели мы не можем просто уехать вместе, вдвоем, сказав всем, чтобы оставили нас в покое?
– Это невозможно, – сказал я. – Что касается вас, это еще пойдет. Что же до меня, то у меня нет денег.
– Но это одно и то же.
– Взгляните в зеркало, – сказал я. – Это вам все равно, потому что у вас они есть.
– Я не решусь сказать Лу. Ей ведь только пятнадцать лет. Я рассмеялся.
– Уж не кажется ли она вам младенцем в ползунках? Вам должно быть известно, что в семье, где есть сестры, младшая узнает все примерно тогда же, когда и старшая. Если бы у вас была сестричка десяти лет, она знала бы столько же и то же, что и Лу.
– Но Лу еще малышка.
– Конечно. Для этого достаточно взглянуть на то, как она одевается. Духи, которыми она себя поливает, тоже свидетельствуют о ее полной невинности. Надо предупредить Лу. Повторяю, вам необходим посредник между вами и родителями.
– Я бы предпочла, чтобы об этом никто не знал. В моем смехе прозвучала вся злость, на какую я только был способен.
– Что, вы не так уж гордитесь типом, которого себе откопали? Губы ее задрожали, и я подумал, что она вот-вот расплачется. Она встала.
– Почему вы говорите мне колкости? Вам нравится делать мне больно? Я не хочу ничего говорить, потому что мне страшно…
– Страшно?..
– Страшно, что вы бросите меня до того, как мы поженимся. Я пожал плечами.
– Вы думаете, если бы я хотел бросить вас, женитьба меня бы остановила?
– Да, если у нас будет ребенок.
– Если у нас будет ребенок, я не смогу добиться развода, это верно; но этого будет явно недостаточно, чтобы помешать мне бросить вас, если мне этого захочется…
На сей раз она расплакалась. Она упала на стул, чуть наклонив голову, а слезы текли по ее круглым щекам. Я понял, что слишком поторопился, и подошел к ней. Положил ей руку на шею и погладил по затылку.
– О, Ли! – сказала она. – Этотак непохоже на то, как я себе это представляла. Я думала, что вы будете счастливы заполучить меня насовсем.
Я сказал в ответ какую-то глупость, и тут ее стало рвать. У меня ничего не было под рукой, никакой салфетки, и мне пришлось побежать в крохотную подсобку за тряпкой, которой уборщица вытирала пыль в магазине. Думаю, она была в таком состоянии из-за беременности. Когда она перестала икать, я вытер ей лицо ее носовым платком. Ее глаза, словно умытые, блестели от слез, и она глубоко дышала. Туфли ее были испачканы, и я вытер их куском бумаги. Запах выводил меня из себя, но я наклонился и поцеловал ее. Она яростно прижала меня к себе, безостановочно что-то шепча. С этой девицей мне не везло. Вечно больна, то потому, что перепила, то – потому, что перетрахалась.
– Уезжайте побыстрее, – сказал я ей. – Возвращайтесь домой. Полечитесь, а потом в четверг вечером соберите чемодан и удирайте. Я приеду к вам в ближайший понедельник. Она вдруг сразу воспряла духом и недоверчиво улыбнулась.
– Ли… это правда?
– Конечно.
– О, Ли… я обожаю вас… Знаете, мы будем очень счастливы.
Она была совсем незлопамятна. Вообще девушки не так склонны к быстрому примирению. Я поднял ее со стула и погладил ей сквозь платье груди. Она напряглась и откинулась назад. Она хотела, чтобы я продолжал. Я-то предпочел бы проветрить комнату, но она вцепилась в меня и одной рукой стала расстегивать на мне пуговицы. Я задрал ей платье и взял ее на длинном столе, куда клиенты клали, перелистав, книги; она закрыла глаза и казалась неживой. Когда я почувствовал, что она расслабилась, я продолжал, пока она не застонала, а потом кончил ей на платье, и тогда она поднялась, прижав руку ко рту, и ее снова стошнило.
А потом я поставил ее на ноги, застегнул на ней пальто, почти донес ее до машины, пройдя через заднюю дверь в глубине лавки, и усадил ее за руль. У нее был такой вид, что казалось – сейчас в обморок упадет, но ей все же хватило сил почти до крови укусить меня в нижнюю губу; я не шелохнулся, а потом смотрел, как она уезжает. Думаю, машина сама, на ее счастье, находила дорогу.
