– Это от привычки играть на гитаре и напевать.
– Нет, – сказала она. – Я не слышала, чтобы певцы и гитаристы пели так, как вы. Я слышала голоса, напоминающие мне ваш голос; ну да… там… на Гаити. Голоса негров.
– Вы мне делаете комплимент, – сказал я. – Лучших музыкантов не сыскать.
– Не говорите глупостей!
– Вся американская музыка произошла оттуда, – уверенно сказал я.
– Я так не думаю. Все большие оркестры, играющие танцевальную музыку, – это оркестры белых.
– Ну, конечно, у белых лучше положение, и они могут использовать открытия, сделанные черными.
– Не думаю, что вы правы. Все великие композиторы – белые.
– Например, Дюк Эллингтон.
– Нет, Гершвин, Керн, и все другие.
– Все – эмигранты из Европы, – заверил я ее. – И эти-то – самые лучшие потребители открытий черных. Не думаю, что можно найти у Гершвина оригинальный пассаж, который он не скопировал бы, совершив плагиат, а потом воспроизведя. Предлагаю вам найти такой пассаж в «Рапсодии в голубых тонах».
– Странный вы, – сказала она. – Я не выношу негров.
Это было слишком прекрасно. Я подумал о Томе, я был близок к тому, чтобы вознести благодарственную молитву Господу. Но я сейчас слишком сильно хотел эту девицу, чтобы позволить себе поддаться гневу. А чтобы сделать хорошее дело, не стоит тревожить Господа.
– ВЫ такая же, как другие, – сказал я. – Вы слишком хвалитесь тем, что другим уже давно известно.
– Не понимаю, что вы хотите сказать?
– Вам бы надо попутешествовать, – объяснил я. – Знаете, не только белые американцы изобрели кино, автомобиль, нейлоновые чулки и лошадиные бега. Это касается и джаза.
– Поговорим о другом, – сказала Лу. – Вы читаете слишком много книг, вот и все.
За соседним столом те, другие, продолжали играть в бридж; если я не заставлю эту девицу выпить, я и вправду ничего не добьюсь. Надо быть настойчивее.
– Декс говорил мне о вашем роме, – продолжал я. – Это миф, или он действительно доступен и простым смертным?
– Конечно, вы его получите, – сказала Лу. – Я должна была подумать о том, что вы хотите выпить.
Я отпустил ее, и она скользнула к чему-то напоминающему бар в конце салона.
– Смесь? – спросила она. – Белый ром с красным?
– Идет. Если можно, добавьте апельсинового сока. Я умираю от жажды.
– Это можно, – заверила она меня.
Сидевшие за столом игроки в бридж привлекли наше внимание к себе громкими криками.
– Эй!.. Лу! То же самое для всех!..
– Хорошо, – сказала она, – но вы заберете сами.
Мне нравилось смотреть, как эта девица наклонялась вперед. На ней было платье из чего-то, похожего на джерси, плотно прилегающее, с круглым декольте, открывавшим взору место, где начинаются груди, волосы ее были, как в тот день, когда я увидел ее впервые, на одну сторону – сегодня на левую. Она была гораздо меньше накрашена и так соблазнительна, что хотелось прямо впиться в нее.
– Вы действительно очень хорошенькая девушка, – сказал я. Она выпрямилась, держа в руке бутылку рома.
– Не начинайте…
– Я не начинаю. Я продолжаю.
– Значит – не продолжайте. С вами все идет слишком быстро. Пропадает все удовольствие.
– Нельзя, чтобы все длилось слишком долго.
– Вовсе нет. Если это приятно, это должно длиться всегда.
– А вы знаете, что может быть приятно?
– Да. Например, разговаривать с вами.
– Это приятно только вам. Это эгоистично.
– Да вы просто хам! Скажите еще, что от моих разговоров сдохнуть можно!..
– Я не могу смотреть на вас, не думая, что вы созданы не для разговоров, а разговаривать с вами и не смотреть на вас трудно. Но мне хочется продолжать нашу беседу. Пока я говорю с вами, я не играю в бридж.
– Вы не любите бридж?
Она наполнила стакан и протянула его мне. Я взял его и наполовину осушил.
– Мне нравится это.
Я указал на стакан.
– И мне нравится, что приготовили это вы.
Она порозовела.
– Так приятно, когда вы такой.
– Уверяю вас, что могу быть приятным в массе других ситуаций.
– Вы – позер. Вы хорошо сложены и думаете, что все женщины только этого и хотят.
– Чего – этого?
– Физического.
– Те, кто этого не хочет, – уверенно сказал я, – никогда не пробовали.
– Это неправда.
– А вы пробовали?
Она не ответила, нервно сплела пальцы, а потом решилась.
– То, что вы делали со мной, в прошлый раз…
– И что же?
– Это не было приятно. Это было… Это было ужасно!
– Но не неприятно?
– Нет… – ответила она совсем тихо.
Я не настаивал и допил стакан. Я вновь овладел оставленной территорией. Боже святый, до чего же трудно будет мне с этой девицей; есть форели, которые производят такое же впечатление.
Джин встала и пришла за стаканами.
– Вы не скучаете с Лу?
– Лу очаровательна, – сказал я. – Она мне очень нравится. Могу я просить у вас ее руки?
– Никогда в жизни!.. – сказала Джин. – У меня право первенства.
– Ну, а я что же? – сказала Лу. – Залежалый товар?
– Ты молода, – сказала Джин. – У тебя есть время. Я…
Я рассмеялся, потому что Джин выглядела самое большее на два года старше своей сестры.
– Не смейтесь, как идиот, – сказала Лу. – Разве у нее не поблекший вид? Право слово, мне нравились эти две девицы. Они к тому же, похоже, хорошо понимали друг друга.
– Если вы с возрастом не станете хуже, – сказал я, обращаясь к Лу, – я с удовольствием женюсь на вас обеих.
– Вы отвратительны, – сказала Джин. – Я возвращаюсь к своему бриджу. А потом вы потанцуете со мной.
– Вот черт! – сказала Лу. – На сей раз у меня право первенства. Иди играй в свои мерзкие карты.
Мы опять пошли танцевать, но программа поменялась, и я предложил Лу прогуляться, чтобы слегка размяться.
– Не знаю, хочу ли я остаться с вами наедине, – сказала она.
– Вы не многим рискуете. В сущности, вы всегда можете позвать на помощь.
– Ну да, – возразила она. – Чтобы выглядеть идиоткой!..
– Что ж, – сказал я. – Тогда я выпил бы немного, если вы не против.
Я направился к бару и соорудил себе бодрящее пойло. Лу осталась там, где я покинул ее.
– Хотите?
Она покачала головой, прикрыв свои желтые глаза. Я перестал заниматься ею, перешел на другой конец комнаты и стал следить за игрой Джин.
– Я пришел принести вам удачу, – сказал я.
– Момент подходящий!
Она слегка повернулась ко мне, сияя улыбкой.
– Я проигрываю триста долларов. Вы считаете, что это смешно?
– Все зависит от того, какой процент от вашего приданого это составляет, – ответил я.
– Может, прекратим игру? – предложила она.
Трое других, которым, похоже, играть хотелось не больше, чем заниматься чем-либо другим, дружно поднялись с мест. Что же до некоего Декстера, то он уже некоторое время назад увлек четвертую девицу в сад.
– Что, ничего другого нет? – сказала Джин, презрительно указывая пальцем в сторону радио. – Я найду вам кое-что получше.
Она покрутила ручки настройки и действительно отыскала чтото, подо что можно было танцевать. Один из двух парней пригласил Лу. Двое других пошли танцевать вместе, а я повел выпить Джин до того, как начнем. Уж я-то знал, что ей нужно.
XIII
К моменту, когда мы с Декстером разошлись спать по своим комнатам, я практически больше ни слова не сказал Лу после нашей долгой беседы. Наши спальни были на втором этаже, на той же стороне, что и спальни девушек. Родители занимали другое крыло. Остальные вернулись к себе домой. Я говорю, что родители занимали другое крыло, но в то время они опять уехали то ли в Нью-Йорк, то ли на Гаити, то ли еще куда-то. Комнаты были расположены в следующем порядке: моя спальня, потом спальни Декстера, Джин и Лу. Для совершения налетов я был расположен весьма удачно.
Я разделся, принял хороший душ и энергично растерся рукавицей из конского волоса. Я слышал неясный шум передвижений в комнате Декстера. Он вышел и вернулся пятью минутами позже, и я расслышал звук, какой бывает, когда наполняют стакан. Он совершил небольшую снабженческую экспедицию, и я подумал, что идея эта недурна. Я легонько постучал в дверь, которая одновременно была дверью ванной и дверью в его комнату. Он откликнулся.
– Эй! Декс, – сказал я через дверь. – Мне почудилось или я вправду расслышал звон бутылок?
Это был ром. Нет ничего лучше, для того чтобы заснуть или остаться бодрствовать – в зависимости от времени суток. Я намеревался продолжать бодрствовать, а Декс, как я услышал, вскоре улегся. Он пил его с другой целью.
Я выждал полчаса и тихо вышел из своей комнаты. На мне были трусы и пижамная куртка. Не выношу пижамные брюки. Невыносимое устройство.
Коридор был темен, но я знал, куда направляюсь. Я продвигался вперед без предосторожностей, потому что толщины ковра хватило бы, чтобы заглушить шум бейсбольного матча; и вот я тихонько постучал в дверь Лу.
Я услышал, как она приближается; скорее, я почувствовал это, и ключ повернулся в замке. Я проскользнул в комнату и живо закрыл за собой лакированную дверь.
