— Вот и решили. Пошли, боец.
Сепуха с мрачным видом проводил их взглядом и зажал между зубами спичку.
— Кто она тебе? — Поинтересовался Серёга.
— Двоюродная сестра.
— Так ты местный, Сепуха? — Крайне удивился Мержа.
— И что с того? — Не понял он. — Война не выбирает, кто местный, кто приезжий. Всех одинаково у стеночки поставят, если проиграем. Вот только на хрена это вам, я не пойму. Претесь сюда, будто медом помазано. Отбитые вы, бойцы. Честное слово.
— Сколько тебе лет, Сепуха? — Не в тему спросил я.
— Тридцать пять.
— По контракту родину защищать пошел?
— Я свою семью защищаю. А что до родины. Так ее уже давно продали. Ещё с первой кровью ребят. Это бессмысленная война, бойцы. И ваше нахождение здесь ещё бессмысленней. Вы здесь даже не люди. Так, мясо, без имени и документов.
— Именно поэтому знакомство с нами ты считаешь бесполезной тратой времени? — Его слова вызвали во мне раздражение, хотя они и не были лишены смысла. Только лишь многим позднее я понял всю суть его ответа на мой вопрос:
— Нет, бойцы. Это простое уважение. Завтра мне могут сделать более выгодное предложение и я уйду туда, лишь бы сохранить жизни тех, кто мне дорог. Вас сдавать не хочется, в одной упряжке всё-таки. А вы рты не раззевайте. Здесь убить русских ополченцев — что-то сродни достать трофей. И у кого этих трофеев больше, у того и жизнь в шоколаде становится. — Он стянул из вазочки шоколадную конфету местного производителя, повертел ее в пальцах и отшвырнул в сторону. Выбравшись из будки, он уселся на нижнюю ступеньку, положив автомат на колени.
— Прав был старшина, здесь ловить нечего. Разве что свою шальную в тыкву, — отстраненно проговорил Макс.
— Чего тогда сюда припёрлись? — Разумно поинтересовался Мержинский.
— Какой-то черт его сюда дёрнул. А мы за ним.
— Ему не впервые, — сказал Антон, лично бывший свидетелем некоторых моих безрассудств. Наша дружба с Малым завязалась раньше, чем с Максом. Мы росли на глазах Антохи и Юрца, часто по юности отхватывая от них за свои геройства.
— Не впервые, — повторил Макс с усмешкой. — А сдохнет он здесь, нам потом как быть? Не уберегли, не остановили, рядом не были. Я мелочь за собой не тянул. Они сами настояли.
— Да даже если сдохну, мне терять особо нечего. У тебя мать дома. Одна. Ты об этом подумал?
— Подумал, когда уже поздно было, — честно ответил друг. — Так что, тебе, Архипов, есть теперь, что терять.
_____________________________
Нас сменили ровно в шесть утра.
Невыспавшиеся бойцы были злыми, как собаки, норовящие то и дело за что-нибудь укусить. Сепуха это быстро пресек. Ему хватило лишь один раз на них гаркнуть.
— Наш товарищ снова всю ночь орал, — поделился один. — Походу, его стоит вместе с Архипом в караул отправлять.
— Может, усыновишь его? — С издёвкой предложил другой. — Будешь ему хорошей мамочкой.
Воцарилась гробовая тишина.
— Бог тебе судья, боец, — ответил я, контролируя себя из последних сил. — Когда будешь в госпитале под себя ссаться от осколочка в темечке, вспомни тогда свои слова. Смерть с вывернутыми потрохами раем покажется.
Я вышел, не став слушать его дальнейших слов. Добравшись до барака, завернул на кухню.
— Турки не найдется? — Спросил у сонной поварихи, сидящей возле чана с кашей.
— На полке посмотри.
Прошарив взглядом все полки, отыскал-таки запыленную турку с отломанной ручкой. Хорошенько ее промыв, насыпал кофе, залил водой и поставил на газ. Через пару минут, когда поднялась пена, с помощью прихватки поднял турку, стараясь не наследить на плите. Разлив на три кружки, поставил одну перед поварихой, две забрал с собой.
В казарме царила практически полная тишина. Половина завалилась на боковую с ночного дежурства, половина отправилась на подмену. Не спал только Сёмыч.
Мне было не понятно, почему его до сих пор держали здесь. За ним и Антоном, как я понял, ещё позавчера должна была приехать машина. Мержинского должны были прикрепить к другому взводу на востоке страны. Сёмыча отправить в военный госпиталь там же. Не лучший, правда, исход для повторно вернувшегося контрактника.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не спишь? — Я сел на стул, рядом с его кроватью, поставив две кружки на тумбочку. — Кофе хоть со мной попей.
Подхватив за руку, напрягся и приподнял его, подтянув к изголовью.
— Не дело целый день валяться. Пневмонию подхватишь.
Я не знал, достигали ли мои слова его сознания или нет. Но мне, по сути, это было безразлично. Из всех окружающих, мне казалось, только он один понимал, в какой жопе мы здесь находимся и какая ещё ждёт впереди.
Поднеся к его губам горячую кружку, слегка наклонил, чтобы жидкость попала в рот. Семыч сделал судорожный глоток, прерывисто задышал и перевел на меня взгляд.
— Тишина, — едва слышно вытолкнул он, вместе с хрипом. — Мертвая.
— Угу. — Я сделал небольшой глоток, чувствуя, как кофе медленной тягучей волной обжигает трахею.
— Умерли. Все.
— Не твоя вина.
Я вновь поднес кружку к нему. В этот раз прилагать усилий не пришлось, он сам сделал глоток.
— Слышал где-то, что натуральный кофе понижает риск слабоумия, — поделился я. Уголок его губ дрогнул, словно он оценил мою шутку.
За окном потихоньку рассвело. Кофе кончился, неожиданно быстро оказавшись в мочевом пузыре. Хотел было уже отправиться по нужде, но в какой-то момент в мозгу перемкнуло.
— Давай, Семыч, натягивай портки. Прогуляемся.
Бросив ему одежду, принялся ждать. Руки судорожно схватили штаны. С трудом справляясь, он все же их натянул. С обувью я помог сам.
Приложив некоторые усилия, сумел поднять его на ноги. Перекинув тяжёлую руку через плечо, буквально волоком вытащил Сёмыча из казармы. Встретившиеся в отходнике бойцы, удивлённо вытаращились на открывшуюся картину. Больше всего удивились, когда с положенными процедурами он справился сам.
После, натянув на него свою куртку, выволок Сёмыча на улицу. Усадив его на лавку, принял упор лёжа на промерзлой земле и приступил к положенным нормативам.
К девяти из села прибежала санитарка с медицинской сумкой наперевес. Обвела всех испепеляющим взглядом, увидев, что ее подопечный уже не валяется мертвым грузом на постели, а вполне сносно на ней сидит.
— Кто его поднял?
— Ну, я.
— С мозгом дружишь? Ему прописан полный покой.
— Такой покой приведет только к атрофии мышц.
— Ты медик?
— Отнюдь.
— Тогда давай каждый будет заниматься своими обязанностями.
Расчехлив сумку, она достала оттуда новый подгузник, систему и два флакона для капельницы.
Ее всполошность и тихий бубнеж разбудил Сепуху. Он уселся на кровати, посмотрев в нашу сторону осоловелым взглядом.
— Слушай, Архип. Тебе чего не спится?
— Когда его заберут? — Поинтересовался я, следя за манипуляциями суматошной женщины. Ее квалификация вряд ли была способна поднять Сёмыча на ноги.
— Кто его куда заберёт? Его списали уже давно, — отозвался Сепуха, вновь укладываясь. — Смотри правде в глаза. Вы здесь никто и беспокоиться о вас никто не будет.
***
Это был первый и единственный раз, когда я решил позвонить матери. Взяв у Макса телефон, вышел из казармы и уселся на лавку, где меня никто не мог бы подслушать.
— Алло?
— Дай номер моего лечащего врача.
— Дима, ты? Что случилось?
— Номер врача.
— У тебя какие-то проблемы?
— Послушайте, Алина Анатольевна, у меня нет ни времени, ни желания объяснять. Дай номер, на том и разойдёмся.
— Дима, где ты? — Впервые в ее голосе промелькнул намек на беспокойство.
— Там, где мне и положено быть. В армии. Так что, дашь номер или как?
— Да, сейчас. Подожди.
— Смс-кой скинь.
— Хорошо, а…
Не став дослушивать, отключился. Через минуту сотовый брякнул. Пришел обещанный номер.
— Слушаю.
— Добрый день, док. Узнали? Архипов Дмитрий.
— Архипов? Узнал. По какому поводу звонишь?
