Его первым побуждением было повернуться и уйти, но он вспомнил, что искал место, где его никто не знает. Какая разница, где напиться? Два часа спустя он понял, что его первый порыв был правильным. Он не был окончательно пьян, ничего не забыл и от выпитого пива совсем пал духом. Беда в том, что теперь жизнь казалась ему еще более жалкой, запутанной, более невыносимой, чем раньше. Здесь ему с трудом верилось в то, что он женат на прекрасной женщине и у него четверо замечательных детей.
Когда он входил сюда, секс был последним делом, что его заботило, но сейчас он не мог больше ни о чем думать. Как ни пытался, Джон не мог отвести глаз от вульгарно размалеванных женщин в облегающих платьях и коротких юбках. Он воображал, как проделывает с ними вещи, на которые никогда не осмеливался с Элис. Он представил себе, что делает с девушкой в зеленом джемпере чернокожий мужчина, и почувствовал, как напрягся у него член.
На скамью напротив скользнула женщина. «Нужна компания, дорогой?» — спросила она грубым, хриплым голосом. Женщина была вдвое старше его, ее волосы были выкрашены в неестественно рыжий цвет с каким-то лиловым оттенком, лицо ярко и безвкусно накрашено. Джон не мог оторвать глаз от ее грудей, которые почти вываливались из низкого выреза черной блузки, сквозь тонкий материал которой просвечивали соски. Под блузкой у нее ничего не было.
Он отрицательно покачал головой, хотя сердце у него стучало, как бешеное, и он сгорал от желания протянуть руку и коснуться этих выпирающих грудей.
— Нет, спасибо.
— Зашел поглазеть, что ли? — злобно ответила она и ушла, бормоча: — Педрила вонючий.
От него требовалось лишь немного мужества. Мужчины и женщины исчезали и вновь появлялись спустя полчаса, час, еще позже. Все, что нужно было сделать, это просто подойти к женщине — ничего не говоря показать деньги и кивнуть в сторону двери. Но он страшно боялся того, что даже эти падшие женщины оттолкнут его, увидев лицо. Хуже того, они могут взять деньги с тем же выражением отвращения на лице, которое, как ему казалось, он подмечал у Элис, хотя она категорически отрицала это.
Он пожалел, что отослал женщину, которая набивалась составить ему компанию — совершенно очевидно, что лицо Джона ее не беспокоило. Он подумал о том, чтобы найти ее и сказать, что передумал. Глаза его обшаривали переполненную комнату в поисках рыжеволосой, но ее нигде не было видно.
И тут Джон заметил девушку. Она сидела через два столика от него, скромно сложив руки на коленях и наклонив голову, как будто рассматривая что-то на столе. Волосы у нее были длинные и прямые, такие светлые, что казались почти белыми. Даже на таком расстоянии Джон разглядел ее большие серые глаза в обрамлении длинных светлых ресниц. Девушка подняла голову, словно почувствовав его взгляд, и их глаза встретились — глаза мужчины с обожженным лицом и девушки, которая казалась бы хорошенькой, если бы не уродливая заячья губа.
Уже после того, как они занялись любовью, он узнал, что ее зовут Клэр. Ей пришлось написать свое имя, потому что он не мог разобрать странные гортанные звуки, слетавшие с ее губ. У нее было расщепленное нёбо и губы, не прикрывавшие рта. Она отчаянно жестикулировала, показывая то на себя, то на него, черты лица при этом искажались от усилий. Когда он спросил, сколько ей лет, она начертила пальцем в воздухе: «двадцать».
Девушка понравилась Джону. Ему пришлось по душе то, что она никогда не улыбалась, потому что ему и самому долгое время было не до смеха. Он чувствовал, что ей так же, как и ему, жизнь кажется непосильной ношей. Он восхищался тем, что она не размалевала свое лицо и не напялила на себя вызывающую одежду — на ней были простое черное платье и черные туфли без каблука и совсем не было украшений. Она была очень чистой, а ее комнатка на верхнем этаже трехэтажного дома, стоящего сразу за углом от «Аркадии», опрятной и уютной.
Он не сотворил с ней тех отвратительных вещей, о которых мечтал, когда думал о других женщинах. Джон занимался с ней любовью так, как делал бы это со своей женой — нежно, даже с некоторой страстью, вполне удовлетворенный. Она не реагировала никак, только обхватила его ногами, но у него создалось впечатление, что ей не было противно.
Когда они закончили, ему показалось, что с плеч свалилась неимоверная тяжесть. В первый раз с тех пор, как он стал работать пожарным на вышке и увидел, как загорелся тот чертов корабль, Джон смог расслабиться. Он лежал рядом с ней на кровати, глядя, как в маленькое окошко заглядывает холодная луна. В темном небе мерцали звезды.
— Хочешь вернуться обратно в «Аркадию»? — спросил он, когда они спокойно лежали на кровати. Наверное, он мешал ей зарабатывать на жизнь.
Она отрицательно покачала головой и показала на дверь, словно хотела сказать, что он может уйти, если хочет.
— Не возражаешь, если я останусь? Я чертовски устал.
Закрыв глаза, она тихонько вздохнула, и он воспринял это как знак того, что она тоже устала.
Джон протянул руку и дотронулся до ее искривленных губ:
— Ты очень красивая.
Она повернулась к нему — в ее умных серых глазах светилось удивление. Казалось, она колеблется, но потом подняла руку и погладила его по обожженной щеке. Он решил, что может быстро привыкнуть к ее невнятному произношению, когда она неловко прошептала:
— А ты очень привлекателен.
* * *
Элис здорово разозлилась, когда, вернувшись домой, обнаружила, что Джон куда-то ушел. Она не возражала против этого, но он не должен был оставлять Кормака одного.
Ее отец считал, что Джон почти наверняка отправился куда-нибудь выпить:
— Это ему не повредит, если хочешь знать.
— Да, но он мог бы предупредить .
Дэнни ушел, надо сказать довольно поздно, на свидание со своей подружкой. Девочки вернулись домой. Элис приготовила какао с гренками, и они уселись у огня, безостановочно хихикая и рассказывая друг другу глупые шутки. Они так шумели, что Кормак сошел вниз посмотреть, что происходит, и выдал самую несмешную шутку:
— Почему цыпленок перешел через дорогу?
— Чтобы попасть на другую сторону! — хором закричали все.
— Ох, — выдохнула Маив, согнувшись пополам от смеха. — Как жаль, что папа редко уходит. Без него так весело. — Она покраснела, и все умолкли, сознавая, что она права.
— Ну, — сказала наконец Элис, — я думаю, нам пора ложиться спать. Я совсем вымоталась, а завтра мне рано вставать, чтобы встретить мастера, который будет стелить линолеум в салоне Миртл. — Ждать Джона не было смысла. С прошлого четверга они не перемолвились и парой слов.
— В салоне Лэйси, — напомнила ей Фионнуала.
— О да, Лэйси.
Элис мгновенно уснула на неудобной кушетке, и ее разбудило звяканье бутылок. Пришел молочник. Она вошла в гостиную в ночной рубашке и снова почувствовала прилив раздражения оттого, что Джон не развел огня, как он делал это обычно, прежде чем уйти на работу, — когда он будил ее с чашечкой чая в руках, но те времена давно миновали.
Она сама разожгла огонь, приготовила чай, разбудила Кормака, а потом и дочерей.
— Через минуту мне нужно уходить, — сказала она, обращаясь к трем девочкам с заспанными лицами. — Поручаю вам проследить, чтобы ваш брат съел свои кукурузные хлопья и прилично оделся для школы. Он имеет привычку забывать о жилетке, так что присмотрите за ним.
— Хорошо, мам, — хором откликнулись они, и она подумала, какие у нее замечательные дети и как хорошо и весело им было прошлым вечером без гнетущего присутствия их отца. «Может, он станет уходить почаще, чтобы пропустить стаканчик», — с надеждой подумала она.
Линолеум был очень дешевым, поэтому мастер порезал его в мгновение ока.
— Он долго не продержится, — предупредил он, — особенно в парикмахерской, где так много ходят.
— Это только временно, — заверила его Элис, — просто для того, чтобы придать салону приличный вид, пока я не приобрету что-нибудь стоящее.
Он пожелал ей удачи, пообещал порекомендовать парикмахерскую Лэйси своей супруге, и Элис дала ему шесть пенсов на чай.
— Вы сотворили настоящее чудо, Элис, — изумленно воскликнула первая клиентка, придя в назначенные ей девять часов утра на стрижку. — Розовато-лиловый, белый и черный прекрасно сочетаются.
В течение всего дня клиентки не уставали восхищаться переменами в салоне Миртл. «Теперь он называется «Парикмахерский салон Лэйси»», — сообщила им Элис. Она нисколько не смутилась, когда кто-то попросил разрешения воспользоваться туалетом. Сейчас в нем, по крайней мере, чисто, и, как только ей позволят средства, она покрасит там стены.
Вскоре после обеда в дверь просунула голову миссис О'Лири и поинтересовалась, нельзя ли будет выкроить время, чтобы подстричь Дэйзи. Она с удивлением оглядела салон:
