Так, с двумя пустыми бутылками под мышкой (даже в бессознательном состоянии он не выбрасывал мусор в кусты), выписывая восьмерки, он все же доехал до дома, ворвался в кухню, где застал Анни по локоть в гипсе, и выпалил: «Давай поженимся!»
Она велела ему принять холодный душ, уложила спать на диван и никогда о тех его словах не вспоминала. Может, она из-за этого не захотела идти на свадьбу Ричарда? Брак был для нее щекотливой темой.
Обливаясь потом, Том одолел первый пригорок. Все эти думы тяжкие выбили его из колеи.
Мысли о Саре не покидали Тома с того момента, как она появилась в аэропорту Хобарта — с накинутым на плечи черным плащом, бледным лицом и кругами под глазами. Ее встречали на двух машинах: Гарри с родителями сели в одну, а он, Ричард и Сара — в другую.
Со своего заднего сиденья он всю дорогу смотрел ей в затылок и прислушивался к звуку ее голоса. Сначала она покорила его тем, что ей понравился буш. Не все англичане могли оценить заросшие кустарником пустоши. И потом, у нее был чудный голос.
— Вот черт! — Переднее колесо вильнуло в сторону, и он чуть не упал, в последний момент выровняв руль.
Загвоздка в том, что Сара принадлежит Ричарду. Ну вот, подумал он, преодолевая очередной холм, ты себе и признался — принадлежит другу и никогда не будет твоей. Но от этого его тянуло к ней еще больше. Сидя рядом с Сарой на кровати в бывшей спальне Ричарда, он невольно представлял ее в этой постели и вдруг осознал, что один только звук ее голоса будоражит в нем такие мечты и желания, которых никогда раньше испытывать не доводилось. В этом главная опасность, и чем меньше он об этом станет думать, тем лучше.
Яростно крутя педали, Том одолел третий холм и второй мост, а вслед за ними и долгожданный последний пригорок. Руки его были сплошь в комариных укусах, — впрочем, ему не привыкать. Время от времени он поглядывал на землю, выискивая змей. Иногда они попадали под колеса встречных машин, но даже полумертвую змею Тому давить не хотелось.
Вот наконец и дорожка, ведущая к дому. В кухне, как обычно, горел свет. До чего же он его любил! Для него этот свет означал одно — дом. Добраться, правда, до него было непросто. По замыслу Анни подъездная дорога, утопающая в зарослях банксии и огороженная плетнями, была столь длинной и извилистой, что проще было бросить машину и дойти пешком. Анни шутила, что дорога к ее жилищу вымощена костями почтальонов и разносчиков.
Том прислонил велосипед к крыльцу и снял с багажника пакет с костюмом. Из окна доносились музыка Перси Грейнджера[15] и аромат тыквенного супа.
— Чаю хочешь? — спросила Анни, повернувшись от раковины.
Он поцеловал ее.
— Спасибо, не откажусь.
На ней была рабочая одежда — армейские штаны в краске и клее и его белая майка. Лифчика под майкой не было. Он сегодня весь день обращает внимание на лифчики. Наверное, женщины специально ради свадьбы расстарались. Повсюду, куда ни глянь, из глубоких вырезов выглядывали бантики, оборочки, что-то голубое или розовое.
— Все сегодня так вырядились, — сказал он рассеянно; мысли витали вокруг лифчика Сары, хотя именно его и не значилось в предложенном ассортименте.
— Естественно.
— Было мило. Гарри на гитаре играл.
— И как это его родные допустили?
— Только он какую-то чушь нес про Бронте.
— А, Бронте… — протянула Анни с улыбкой.
Она отыскала чайник и жестянку с бергамотовым чаем и поставила на стол чашки.
— Как-то у него не очень складно получилось.
— Да и брак был несколько скомканный.
Анни чувствовала, что Тома тянет на разговор. Обычно по субботам он ходил на рыбалку, а когда возвращался вечером, был довольно молчалив. Это ей нравилось гораздо больше.
— Про тебя все спрашивали, — сказал он.
— Только из уважения к тебе, Томас.
— Ты не права.
На запах жареного бекона прибежали две собаки, и Анни тут же принялась с ними сюсюкать. Тома это вывело из себя. Значит, с собаками можно часами общаться, а для него и пары слов хватит?
— Это тыквенный суп? — спросил он, чтобы ее отвлечь.
Не обращая на него внимания, она продолжала возиться с собаками.
— Ты же знаешь, как я не люблю этих городских обывателей, и все же навязываешь мне этот разговор, — внезапно сказала Анни, обращаясь к лабрадору.
Том вздохнул. Что он мог на это ответить?
Анни молча заварила чай, выключила плиту и скормила псам обрезки бекона. Том проследовал за ней в гостиную. Здесь, как всегда, царил беспорядок. Интересно, а если он и в самом деле надумает учиться, куда ему учебники класть?
— У меня тоже удачный день выдался, — сказала Анни, разливая чай.
— Вот и чудно, — значит, у всех был удачный день. — Том не собирался спускать ей обиду.
Она обернулась и посмотрела на него в упор:
— Ты просто забываешь, что это за люди.
— Нормальные люди, Анни, — вздохнул он. — Ладно, давай я тебе лучше шею помассирую.
— С моей шеей тоже все нормально, — отрезала она, вставая.
Псы тоже сразу вскочили.
Анни захлопнула ставни. В углу комнаты возвышалась скульптура Эльзи, ее жеребенка. По привычке Анни принялась включать и выключать свет в комнате, наблюдая за игрой тени и света.
— Извини, — заговорила она, не глядя на Тома, — просто я надеялась, что сегодня нам с тобой удастся побыть вдвоем.
Остановившись на сочетании двух ламп, она вновь села на диван.
— Мы с тобой так толком и не поцеловались, — сказала она и поцеловала его.
Они допили чай.
— Сара спрашивала про Мерлина, — произнес Том.
— С какой это стати?
— Хочет завести щенка.
— Ах вот как.
— Ей Ричард разрешил. Сара спрашивает, нельзя ли использовать Мерлина в качестве производителя. Она хочет чистокровных.
— Она что, хилера на календаре в аэропорту углядела? — фыркнула Анни.
Том улыбнулся и пожал плечами:
— Она готова заплатить.
— Не сомневаюсь. В фунтах стерлингов, наверное? Не смеши меня, Том, мне ее денег не надо. Даже на собачью еду. Может, лучше Мерлина спросим?
Анни бросила взгляд в сторону кухни, где расположились собаки.
Услышав хозяйку, Мерлин одарил ее широкой собачьей улыбкой, разинул пасть и навострил уши.
Том натужно рассмеялся:
— Ты сегодня остроумна, как никогда.
Анни не улыбнулась.
— У нее ведь один секс на уме, правда? — утвердительно спросила она.
— Ты о чем?
— Не держи меня за дуру. Я таких Сар за свою жизнь видела — перевидела.
— И как это ты вычислила?
— Два телефонных звонка, оба раза — молчок. Трубку вешают. Она-то думает, ты дома по воскресеньям сидишь, как все нормальные люди, не знает, что ты на рыбалку ходишь.
