— Как вчера?
— Это было очень глупо, — признал консультант. — С вашей стороны.
Бройд побагровел. Бреннон кашлянул, но Лонгсдейл презрел намеки:
— Мне пришлось охранять вас вместо того, чтобы преследовать нежить, а заодно следить, чтобы вы не вышли из дома.
— По–вашему, мы малые дети?! — громыхнул Бройд.
— Вы думаете, она бы вернулась нас добить? — спросил Натан, стремясь разрядить обстановку.
— Нет. Вряд ли.
— Тогда какого черта!..
— А почему вы считаете, — меланхолично осведомился консультант, — что это единственная нежить в городе?
Бройд шлепнулся в кресло, как мешок с картошкой.
— Так их что, много?!
— Нет, именно эта — одна. Но есть множество других существ, нуждающихся в жизненной силе, крови или плоти.
Шеф полиции ослабил галстук и пробормотал:
— Понятия не имею, что меня больше шокирует. Наверное, мысль о том, что для кого–то весь город — это сервированный к обеду стол.
Он нашарил в ящике флягу с виски, стаканчик и налил. Пока начальство вкушало односолодовый нектар, Бреннон вернулся к тому, что его занимало:
— Почему оно стаскивает тела к озеру? Вы говорили, оно питается жизненной силой человека. Ну, допустим, оно поело, зачем уносить труп с собой?
Лонгсдейл на миг задумался, почесывая загривок пса.
— Может быть, оно собирает их как трофеи. Хотя, скорее всего, таким образом оно освежает свою память. Все тела были вморожены в лед лицом вниз, так что оно могло смотреть на них.
Бреннон нахмурился.
— То есть мало того, что эта ваша нежить ест людей, она еще и следит за тем, кого съела? Диету, что ли, соблюдает?
Бройд поперхнулся виски. Пес с интересом обнюхал пролитый на пол напиток богов.
— Боже мой, — прошептал комиссар, потрясенный своим же озарением, — она же ищет того, кто превратил ее в нежить! Это не трофеи. Она пытается его вспомнить.
Часть 4
Бреннон разложил карту на столе и сердито втыкал в нее цветные булавки. Лонгсдейл не без интереса следил за его действиями, и комиссара не покидало ощущение, что консультант наблюдает за ним как нянька — за слабоумным ребенком. Пес положил морду на стол и тоже наблюдал, и к животному Натан испытывал больше симпатии.
Картина не складывалась. Синие булавки обозначали места, где нашли тела — полукругом на озере Уир, в 12–16 ярдах от берега. Красные булавки указывали на места, где жертвы жили. Зеленые комиссар по памяти воткнул туда, где оба раза встретил нежить. Итог не утешал.
— Оно шляется по всему городу, — мрачно сообщил Бреннон псу. — Без всякой системы. Мерфи, Маккарти и отец Тайн принадлежали к разным кругам общества и едва ли могли пересечься где–то, кроме собора. Но по ночам там мог ошиваться разве что поп, так что…
— Вы нашли Библию? — спросил консультант. Раздражение Натана ослабло. Иногда Лонгсдейл был способен и к разумным вещам.
— Пока нет. Но я отправил на поиски всех, кого мог. Наша единственная зацепка — это место, где нашли Библию. Там оно и напало. Возможно, тогда нам удастся выяснить, где же жертвы могли пересечься. Найти отправную точку.
Лонгсдейл промолчал. Склонил голову набок и принялся бессистемно водить пальцем по карте. Здоровяк следил за его движением с нарастающим интересом.
— Какой путь проходит ребенок от рождения до смерти? — вопросил консультант. Бреннон чуть не приколол палец булавкой к собору.
— Что вы порете?
Пес поднял морду и уставился в лицо Лонгсдейла.
— Рождение, — меланхолично продолжал тот, — где–нибудь в подвале, с помощью пьяной повитухи. Крещение — тайком, под осуждающим взглядом священника. И смерть — чаще всего в ближайшей реке. Или озере.
Натан тяжело оперся кулаками о карту. Следы на снегу принадлежали ребенку.
— Разве дети не рожlаются безгрешными?
— Дело в смерти, а не в безгрешности.
Натан прочертил извилистый путь по красным булавкам. Смерть в озере — крещение в соборе — место рождения? Допустим, отец Тайн крестил ребенка, а Маккарти мог иметь какое–то отношение к родам как бывший врач. Но при чем тут пивовар Мерфи? Ребенок родился в его доме? Зачат там?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Кто же тогда четвертый? — спохватился Натан. — Отец ребенка? Или это Мерфи?
Консультант покачал головой.
— Нет, — пробормотал Бреннон. — Но тогда кто?
— Четвертый — аптекарь, — Лонгсдейл взял газету, зашуршал страницами и сунул объявлениями под нос комиссару. — Аптекари нелегально смешивают средства для абортов. Продают под видом «облегчающих микстур».
Комиссар стукнул кулаком по столу и сорвал с кресла сюртук.
— Финнел!
Дежурный галопом пронесся по коридору.
— Сэр?!
— Я — в дом Маккарти. Найди среди пропавших всех фармацевтов, аптекарей и их помощников. Пусть Риган сличит описания с нашей последней неопознанной жертвой. И досье на Маккарти ко мне, все, что найдете. Живо!
* * *
— Думаете, она замешана? — тихо спросил консультант. Бреннон покачал головой:
— Не уверен. Но нелегальные аборты — это всегда крики, кровь и… отходы, — глуше добавил комиссар. Ему доводилось брать с поличным тех, кто делал подпольные аборты — и это были те редкие воспоминания, от которых Натан иногда просыпался в холодном поту.
— Аборт — это штука, которую сложно сделать незаметно. По меньшей мере, женщина будет кричать.
Лонгсдейл изучающе оглядел на миссис Хьюз. Забившись в угол, она судорожно прижимала к себе детей; правда, на всю ораву ее рук не хватило, только на двоих. Остальные семеро сбились в кучку за спиной матери. Худая, замученная жизнью женщина, отметил комиссар. Она часто смаргивала слезы, губы у нее слабо дрожали; еще немного дожать и…
— Тут не аборт, что–то другое, — прошептал консультант. — Нет следов.
— Чего?
— Запаха.
— Кровь давно смыли.
— Не кровь. Такие места пахнут смертью.
— А тут вам не пахнет, — буркнул Бреннон и покосился на Здоровяка. Пес, едва переступив порог дома, принял деятельное участие в обыске — уткнул нос в пол и стал вынюхивать. Полицейские почтительно не мешали. Собака методично обошла всю комнату и остановилась перед миссис Хьюз. Женщина сильнее прижала к себе детей. Здоровяк понюхал пол у ее ног и потянулся носом к подолу.
— Уберите его! — взвизгнула миссис Хьюз.
— В чем дело? — поинтересовался Бреннон. — Боитесь собачек? Или пол недотерли после аборта?
— Господи, о чем вы говорите?!
— Мы проведем опрос соседей. Они–то расскажут, как часто сюда приходили незнакомые женщины. И уж не сомневайтесь, все ужасы распишут в красках.
— Боже мой, да какие женщины? Какие ужасы? О чем вы?!
На щеках женщины проступили красные пятна. Один из младших детей зашмыгал носом и заревел.
— О воплях, — невозмутимо продолжал комиссар, не сводя с нее тяжелого взгляда. — Об окровавленных тряпках. Об отходах, в конце концов. Где вы их закапывали, кстати?
Миссис Хьюз побелела и привалилась к стене: ноги ее уже не держали.
— Н-неправда, — пролепетала она.
— Сэр, — в комнату сунулся полицейский, — прислали досье на Маккарти.
Комиссар взял неожиданно увесистую папку, и она раскрылась сама, там, где была вложена еще одна папка, потоньше. Бреннон прочел название и поднял глаза на супругу пристава Хьюза.
— Ваш домовладелец, мэм, двадцать восемь лет проработал врачом в муниципальной больнице для бедных. Думаю, он знал, с какой стороны засовывать щипцы.
Лонгсдейл выхватил у комиссара папку и принялся быстро листать. Миссис Хьюз всхлипнула, закрыла лицо передником и залилась слезами.
— Послушайте, — зашипел консультант, — здесь дело не в этом!
— А в чем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У нее самой девять детей! Она не стала бы делать аборты другим!
— Еще как стала бы. Чужие — это не свои. С год назад мы повесили одну дамочку, у которой было шестеро своих чад, однако она при этом восемь лет вычищала нежелательных детей.
— Но сами подумайте — жил бы Маккарти в одном доме с девятью детьми, если бы так их ненавидел? Его комнаты на втором этаже…
