и отвлечься от скорбных мыслей. А старичок влюбился!
Улыбка тут же сползла с моего лица. Если он влюбился взаимно и его пассия до сих пор жива, она наверняка захочет проведать могилку своего поклонника. Придёт привычной тропой на ферму и обнаружит нас! Только несчастных вдовушек нам с Юлькой для счастья и не хватало.
Первым делом я бросилась к могиле деда. Ничего необычного — она заросла сорняками. Впрочем, это мало что значит. Может, его женщина не хочет травмировать руки и не любит высаживать цветы. Мне нужно…
В современном мире нет интернета. Люди встречаются, влюбляются, может даже женятся и вместе воспитывают детей, если живут недалеко друг от друга. А значит и возможную тайную возлюбленную деда нужно искать неподалёку.
Я дождалась темноты, вытащила старенький велосипед из сарая и отправилась изучать окрестности. Двигалась по едва заметным, заросшим тропам. По ним хоть и с трудом, но можно передвигаться на велосипеде. Да и вероятность того, что влюблённая соседка бегала на свидания, прыгая по лесу, минимальна. В принципе, она могла приезжать на машине, но от фермы до трассы нет дороги. И я всё равно не смогу проехать на велике то расстояние, которое способен проехать автомобиль. Остаётся надеяться, что женщина живёт неподалёку и ходила к деду пешком. Не знаю, что буду делать, когда найду её, но хотя бы подсмотрю за жизнью… Язык не поворачивался назвать выживших людей деградантами. Ну не могла же отупеть целая страна! Что-то не так в этом мире. Слишком много странностей.
— Заткни её, — грубый мужской голос доносился из окна ближайшей к нам фермы.
— Она голодна, — едва слышно произнесла запуганная женщина.
Я бросила велосипед у ограды и прокралась к дому.
— Так покорми её!
— Не кричи, разбудишь старших.
— Мне плевать. Засунь свою дряблую титьку в рот очередному выкидышу и не болтай.
Этот мудак даже не деградант! Они бы не назвали женскую грудь дряблой, а новорожденного ребёнка выкидышем.
— Мне нельзя ещё. Из меня кровь течёт, — сквозь слёзы произнесла женщина.
— Можно. По крайней мере, ты не забеременеешь снова. Заткни свою дочь, если не хочешь, чтобы я придушил её.
Ребёнок наконец-то умолк, его сменил скрип кровати и сиплая одышка дорвавшегося до секса мужика. Он никуда не торопился — мучил свою жену около часа.
— Заткнись уже! Твоя вагина — как чёрная дыра. Кончать в такую всё одно, что мусорку ебать. Кончай, сука, рожать.
Женщина только всхлипнула в ответ, но в тот же миг раздался звук удара.
— Кто защищал тебя все эти годы? Кто кормил тебя и твоих гадов? Какой мне прок от них? Скажи спасибо, что всё ещё живу с тобой и забочусь.
— Мне надо в больницу, — она говорила так тихо, что я не уверена в том, что услышала.
— Какая больница? У нас денег нет на лекарство. Полей себя водой холодной и ложись спать. Да не со мной — на пол. Матрас испортишь!
Опять раздался детский плач, и я со всех ног ринулась подальше от этого ужаса. Знать не хочу, что будет дальше. Неужели в такой кошмар превратились все современные семьи? Явно разумный мужчина называл своих детей выкидышами. Совокуплялся с женой, которая, похоже, родила на днях. Ещё и «чёрной дырой» её назвал…
Эта несчастная женщина точно не могла быть любовницей нашего деда. Слишком молода. Слишком много детей. И муж-тиран. У таких жёны не изменяют. Никогда. Слишком боятся мести. Не столько себе, сколько детям.
Завтра меня ждёт новый день и новый кошмар жизни. Один плюс — я забуду о сострадании молодой матери. Даже счастливицей её сочту. Разумные люди теряют человеческое лицо, живя среди зверей, но всё равно остаются людьми. А неразумные…
ГЛАВА 19
— Сто один… сто два… сто три…
Я подтягиваюсь на самодельной перекладине, а отец считает и говорит со мной.
— Ты веришь мужчинам. Сто четыре… сто пять… Потому что я — мужчина. И это твоя слабость. Борись с ней ты сильная. Сто шесть… Сто семь… Мужчины выродились и очень опасны. Сто восемь. Если бы у тебя был брат, ты могла бы доверять мужчине. Только одному. Я воспитал бы из него защитника. Но брата у тебя нет, и ты не можешь доверять никому. Сто девятнадцать… Отдыхай. Посмотри на меня. Мне тоже ты не можешь доверять. Я слаб.
— Папа не говори так! — мне семнадцать и я негодую.
— Не можешь. Меня могут сломать, и я могу подставить вас с сестрой. Меня не учили терпеть пытки…
Я проснулась в холодном поту. Иногда давно забытые воспоминания настигают нас во сне. Они переносят нас в прошлое и заставляют пережить старые кошмары. В тот день, услышав про пытки, я убежала от отца. Бросилась на грудь матери и разрыдалась.
— Зачем ты пугаешь детей, — она смотрела на отца с укором.
— Я не пугаю — учу жизни. И ты должна.
— Ты слишком торопишься!
— Наоборот, я слишком поздно начал. Нельзя было верить в хороший конец нашей несчастной страны.
Мама согласно кивнула, стёрла слёзы с моих глаз и произнесла:
— Отец прав. Нам с ним недолго осталось, вы с сестрой должны научиться защищать себя и друг друга. Запомни, кроме неё у тебя никого нет. Весь мир не имеет значения. Только ты и она…
Мы с Юлькой знали всё об этом мире и не знали ничего. Что стоят безликие рассказы об ужасах жизни в новой реальности? Сегодня я посмотрела в лицо одной из жертв. И мне очень не понравилось то, что я увидела. Но нельзя просто закрыть глаза и не обращать внимания на происходящее…
— Ты где была? — Юлька убила одну из кур и сварила из неё суп, который мы и ели на завтрак.
— Гуляла.
— На велике?
— Да. Хотела покататься.
— На трассу, надеюсь, не выезжала?
— Нет, конечно. Что за вопросы? Когда мы с тобой последний раз катались на велосипедах?
— В другой жизни.
Сестра действительно изменилась и очень сильно. Она никогда раньше не убивала и не ощипывала кур. Не знает, как это делается. Но сделала это. Как? Разве что…
— Юль, тебе отец ведь не только про тайник рассказал?
— Ты была слишком взрослой, — она устало вздохнула. — А я маленькой и восприимчивой. Не волнуйся, я помню, что тело — это всего лишь тело. Главное — душа. Со мной всё хорошо. В отличие от тебя, я фактически выросла в новой реальности и приспособлена лучше. Вспомни свою поездку в город. Мы ведь могли продержаться дольше, но
