– Весьма сомнительно, – возразила Кирстен. – По крайней мере, сомневаюсь, что ваша матушка сидела бы за столом, позволила бы этому человеку вооружиться кочергой и ударить ее по голове. Нет, она была достаточно осмотрительной и благоразумной женщиной.
– Хоть бы ты ошиблась, Кирсти! – воскликнула Хестер. – Как бы я хотела, чтобы ты ошиблась! От твоих разговоров все в душе переворачивается.
– Потому что опасность рядом, совсем близко. Нет, не скажу больше ни слова, но я вас предупреждаю: никому не доверяйте, хоть вы и думаете, будто хорошо знаете живущих с вами людей. Не доверяйте мне, не доверяйте Мэри, не доверяйте вашему отцу, не доверяйте Гвенде Воугхан.
– Как же можно жить, подозревая каждого?
– Хотелось бы дать вам хороший совет: уезжайте из этого дома.
– Но это сейчас невозможно.
– Почему? Из-за молодого доктора?
– Не знаю, что ты имеешь в виду, Кирсти. – На щеках Хестер вспыхнул румянец.
– Я имею в виду доктора Крейга. Очень милый молодой человек. Прекрасный врач, добрый, серьезный. И все же, думаю, будет лучше, если вы отсюда уедете.
– Все это чепуха! – сердито воскликнула Хестер. – Чепуха, чепуха, чепуха! О, как мне хотелось бы, чтобы доктор Калгари никогда здесь не появлялся!
– И я того же хотела бы, – молвила Кирстен, – всей душой хотела бы.
Лео Эрджайл подписал последнее из писем, поданных ему Гвендой Воугхан.
– Это последнее? – поинтересовался он.
– Да.
– Мы славно сегодня потрудились.
В течение нескольких минут Гвенда наклеивала марки и сортировала письма, потом спросила:
– Не пришла ли пора поехать за границу?
– За границу? – рассеянно переспросил Лео Эрджайл.
– Да. Ты же собирался в Рим и Сиенну.
– О да, да, собирался.
– Ты хотел посмотреть документы из архивов, о которых писал кардинал Массилини.
– Да, помню.
– Хочешь, я закажу билеты на самолет или предпочитаешь поехать поездом?
На лице Лео появилась вымученная улыбка, словно у человека, возвратившегося домой после долгого утомительного пути.
– Кажется, тебе не терпится избавиться от меня, Гвенда, – сказал он.
– О нет, дорогой, нет.
Она порывисто подбежала и встала перед ним на колени.
– Я хочу, чтобы ты никогда не оставлял меня, никогда. Но я думаю… Я думаю, было бы лучше, если бы ты уехал после… после…
– После визита доктора Калгари на прошлой неделе? – спросил Лео.
– Лучше бы он не приходил к нам, – сказала Гвенда. – Пусть бы все оставалось по-старому.
– И Джако по-прежнему оставался бы преступником в нашей памяти?
– Ему ничего не стоило совершить преступление. От него можно было ожидать этого в любую минуту, и, думаю, лишь по чистой случайности он не сделался преступником.
– Странно, – задумчиво произнес Лео. – Я никогда этому не верил. Разумеется, с фактами не поспоришь, но сомнения меня не покидали.
– Почему? Характер ему достался ужасный, разве не так?
– Да. О да. Он нападал на других ребят, как правило, на тех, что послабее его. Но мне и в голову не приходило, что он осмелится поднять руку на Рэчел.
– Почему же?
– Потому что он боялся ее, – пояснил Лео. – Считал ее великим авторитетом, как и все остальные.
– Не думаешь ли ты, – спросила Гвенда, – что это было всего-навсего… – Она не договорила.
Невысказанный вопрос отразился во взгляде Лео, и это заставило ее покраснеть. Она отвернулась, подошла к камину, опустилась на корточки и протянула руки к огню. «Да, – подумала она. – Авторитет Рэчел имела непререкаемый. Самоуверенная и независимая, она держала себя как королева, желания которой мы обязаны были выполнять. Значит ли это, что никто не осмелился бы поднять на нее руку, ударить, заставить ее навсегда умолкнуть? Но ради чего? Рэчел всегда была права, всегда все знала. Рэчел шла по выбранному ею пути».
Гвенда внезапно поднялась.
– Лео, – сказала она. – Не могли бы мы пожениться в ближайшее время, не дожидаясь марта?
– Нет, Гвенда, нет. Не думаю, что это правильно.
– Почему же?
– Полагаю, – заявил Лео, – что спешка к добру не приводит.
– Что ты хочешь сказать? – Она подошла к нему и снова опустилась перед ним на колени. – Что ты хочешь сказать, Лео? Объясни мне.
– Дорогая моя, я просто считаю, что торопиться не следует.
– Но мы же поженимся в марте, как планировали?
– Надеюсь… Надеюсь на это.
– В твоем голосе не слышно уверенности… Лео, ты меня больше не любишь?
– Дорогая моя! – Лео положил руки ей на плечи. – Разумеется, я тебя очень люблю. Ты для меня все на этом свете!
– Значит?.. – нетерпеливо воскликнула Гвенда.
– Нет. – Он поднялся. – Нет, не сейчас, надо подождать. Мы должны быть уверены.
– В чем уверены?
Он не ответил.
– Ты же не думаешь?..
– Я… я вообще ни о чем не думаю, – сказал Лео.
Отворилась дверь, и в комнату вошла Кирстен Линдстрем. Она поставила на стол поднос.
– Ваш чай, мистер Эрджайл. Принести вам чашечку, Гвенда, или вы почаевничаете с нами внизу?
– Я спущусь в столовую. Только возьму эти письма, их надо немедленно отправить.
Когда Гвенда собирала подписанные Лео письма, у нее едва заметно дрожали руки. Сложив письма, она вышла из комнаты. Кирстен посмотрела ей вслед.
– Что вы сказали ей? – спросила она, обернувшись к Лео. – Что ее так расстроило?
– Ничего, – буркнул Лео уставшим голосом. – Ровным счетом ничего.
Кирстен Линдстрем пожала плечами и, не сказав ни слова, покинула комнату. Невысказанное, не выраженное каким-либо жестом порицание тем не менее ощущалось весьма явственно. Лео вздохнул и откинулся в кресле, он невероятно устал. Налил себе чаю, но не выпил его. И сидел неподвижно, устремив в пространство невидящий взгляд, вспоминая прожитую жизнь.
Клуб, который он посещал, находился в Лондоне, на Ист-Энде. Там он впервые встретил Рэчел Констам. Она отчетливо предстала сейчас перед его мысленным взором. Девушка среднего роста, плотно сбитая, дорого, но строго одетая, с круглым и серьезным лицом. Ее сердечная теплота и наивность тотчас же покорили его. С громадным энтузиазмом она включилась в благотворительную деятельность. Так много предстоит сделать в этой области, стоит ради этого потрудиться! Речь ее отличалась торопливостью и бессвязностью, и душа его потянулась к ней. В свою очередь, он тоже почувствовал, как много предстоит сделать, как много надо для этого трудиться; впрочем, свойственное ему природное чувство юмора заставляло его сомневаться, всякая ли исполненная работа обречена на успех. Но Рэчел отметала прочь любые сомнения. Если сделать это, если сделать то, вложить средства в такие-то и такие-то фонды, результаты появятся сами собой.
Теперь он совершенно отчетливо осознал, что она не признавала человеческой индивидуальности. Люди для нее были не более чем абстрактными «случаями» и «проблемами», подлежащими разрешению. Она не замечала существующих между людьми различий, тонкостей поведения и особенностей, свойственных каждой отдельной личности. Он вспомнил, как когда-то советовал ей не строить грандиозных планов, но она не вняла его предостережениям. Рэчел всегда ожидала очень многого и в большинстве случаев испытывала разочарование. Он влюбился в нее скоропостижно и был приятно удивлен, узнав, что она дочь богатых родителей.
Жизнь они намеревались начать на основе высоких принципов, не оставлявших места мелочным житейским расчетам. Ему было совершенно ясно, что именно привлекло его к ней в первую очередь. Ее душевная теплота. Только теплота эта – и в том состояла трагедия – предназначалась не ему. Конечно, она любила его, но желала от него только детей – единственную усладу своей жизни. А детей не было.
Она консультировалась у множества докторов, в том числе у крупных специалистов, и даже посещала знахарок. Однако приговор был вынесен единогласно: ей надлежит смириться со своим положением, у нее никогда не будет собственных детей. Он утешал ее, как мог, и охотно принял предложение усыновить ребенка. Они вступили в контакт с опекунским советом, но случилось так, что во время визита в Нью-Йорк их машина в бедном квартале города сбила выскочившего на дорогу ребенка.
Рэчел выпрыгнула из машины и опустилась возле ребеночка на колени. Девочка нисколько не пострадала, если не считать нескольких синяков. Это была красивая девочка, голубоглазая, с золотистыми волосами. По настоянию Рэчел ее отвезли в больницу, где убедились в отсутствии травм. Рэчел переговорила с родственниками ребенка, которыми оказались вдрызг пьяные чумазая тетка и ее муж. Было ясно, что особых чувств к девочке они не питали, а жила она у них после смерти своих родителей. Рэчел предложила забрать ребенка с собой на несколько дней, и тетка не заставила себя долго упрашивать.
«Все как-то не хватает времени приглядеть за ней», – сказала она.
Вот так Мэри оказалась в люксе комфортабельной гостиницы. Ребенок пришел в восторг от мягкой кровати и роскошной ванны. Рэчел купила ей новую одежду. И вскоре наступила минута, когда ребенок сказал: «Не хочу домой. Хочу остаться здесь».
