очевидно, что вы хороший человек. И я думаю, что выражу общее мнение, пожелав вам вылезти из пут этой дряни как можно быстрее, и жить еще долго и счастливо. Лично я буду за это молиться. Но без вашей помощи, в том числе финансовой, нам будет тяжело. Помогите нам, и вам обязательно воздастся.
Надо было что-то решать. Пауза постепенно затягивалась.
В Артеме сейчас боролись две каких-то непонятных сущности. Одна утверждала, что все не так плохо, что он не должен плясать под чужую дудку, что в государстве есть более честные и сильные люди, чем он, к тому же наделенные полномочиями, которые и должны бороться со всеми этими негативными явлениями, наказывать негодяев и подлецов. А вторая – просила просто поднять глаза. Требовала помочь этим людям самим распоряжаться тем малым, что осталось у них. И называла его трусом.
Дилемма? И был ли у него выбор?
Он вздохнул.
– Я в деле.
Глава 19
Артем долго не мог заснуть. В мозгу постоянно крутились мысли, которые он никак не мог от себя отогнать. То и дело он задавал себе вопрос:
«Правильно ли я себя веду?»
И не мог найти ответ.
В какой-то момент он вспомнил беседу со священником. Как будто правильные слова – о силе, об испытании, о будущем. Но Артем никак не мог сопоставить эти слова и те страдания, которые он увидел в глазах своих товарищей по несчастью.
«Где же твоя милость, Господи? Почему люди должны так мучиться?»
Или батюшка увидел что-то только в его, Артема, глазах? И есть шанс, что у него все закончится хорошо? Только бы выдержать…
В эту ночь ему приснилась мать. Такое происходило крайне редко, но эти сны, в отличие от других, Артем обычно утром хорошо помнил. Иногда снилось особое материно умение – заговорить болезнь или помочь уснуть. Это очень помогало в детстве. У матери в комоде лежал какой-то капор или чепчик, кем сделан – неизвестно, она никогда об этом не говорила. Скроенный из какой-то бумаги – не ткани, а именно бумаги, склеенный какими-то полосочками разного цвета и толщины, а внизу, на месте завязок – две тонкие дощечки. Если он не мог заснуть, мать надевала на него этот капор, усаживала на кровати и сама садилась рядом. Потом он брался за эти дощечки руками, как бы глубже натягивая капор на себя, а мама начинала что-то бормотать: непонятное, каким-то смешным бабушкиным лопотком, судя по всему – на старославянском. Вот только подумать про то, что это смешно, он успевал, а засмеяться – нет. Сразу накатывал сон, веки тяжелели, а за ними и голова, и мысли уже не успевали за действиями. Просыпался он отлично выспавшийся, и долго потом ему это внушение не требовалось. Также было и в случаях, когда он подхватывал какую-нибудь хворобу: уснул, проснулся, а болезни почти и нет. Мать никогда ничего ему не объясняла, только улыбалась, гладила по голове и отвечала: «Главное, что все хорошо», а когда он сам пытался заснуть с капором на голове – ничего не получалось. Разве что попадало от матери за то, что без спроса залез в комод. Капор периодически рвался и изнашивался, и мать его как-то подправляла, но делала это за закрытой дверью. После смерти матери капор куда-то пропал, хотя он долго и упорно его искал.
Утром сопалатники не стали вспоминать о вчерашней договоренности и вплоть до расставания после завтрака болтали о всякой ерунде. Когда Артем подошел к процедурной, оттуда вышел начмед.
– На ловца и зверь бежит, – радостно воскликнул Ялынский. Он взял собеседника за локоть и чуть отвел в сторону. – Как самочувствие?
– Кажется, нормально, – пожал плечами Артем. – Сегодня пятая процедура, таблетки пью, уколы делаю. Завтра-послезавтра Бойко обещал первые результаты объявить.
– Да, результаты – это правильно, – сказал Ялынский, – но есть еще одна новость. В Москву не хотите съездить?
– Зачем?
– Я разговаривал со столичными коллегами, и меня заверили – есть возможность продолжить лечение в одной из самых лучших московских клиник. Нет, никто вас отсюда не гонит, и за местное лечение я лично отвечаю – поверьте, у нас тут все на высоте. Но там Москва, думаю, вы понимаете, о чем я толкую. И попасть туда не так-то легко, – он деликатно покашлял в кулачок, – простому смертному.
Артем вспомнил вчерашний вечер. Настроение испортилось.
– Рекомендуете, значит? – спросил он начмеда.
– Более чем! – выпалил Ялынский. – Там действительно могут делать чудеса. Конечно, после всего надо будет чуть изменить образ жизни, иногда проходить обследования, но ведь главное – конечный результат, не так ли?
Артем вздохнул. Безусловно, здоровье было превыше всего.
– Что необходимо?
– Давайте подождем, когда появятся результаты. Я перешлю их своим коллегам, мы посоветуемся, и о результатах беседы я вам сообщу. Самое основное – финансовый вопрос пусть вас не пугает, там сидят не хапуги, а вполне вменяемые люди, которые делают свое дело в высшей степени профессионально. И когда вы ощутите это на себе, то поймете, что здоровье дороже всего на свете.
«Прямо мысли читает», – подумал Артем, а вслух произнес:
– Договорились. Я вам полностью доверяю.
Начмед расплылся в улыбке и откланялся.
Артем зашел в процедурную и отдался на откуп медсестрам, которые как бы и не заметили его небольшого опоздания.
«Ладно, деньги деньгами, а здоровье действительно главнее. Если удастся вылечиться – уговорю Савелия храм какой-нибудь восстановить.
Блин, начмед чертов! Ведь хорошую новость принес, а настроение испортил!»
Глава 20
Когда Артем пришел в палату, там был только Вадеев. Он лежал на кровати лицом к стене и даже не повернулся, когда стукнула входная дверь.
– Ты чего, Вась? – спросил Артем. – Плохо? Врача позвать?
– Толку-то? – не поворачиваясь, буркнул Вадеев. – Поздно уже кого-то звать.
– Э-э, ты чего это? Что случилось?
Василий медленно развернулся. Лицо его было бледным.
– Случилось, Тема, то, что должно было случиться. А в целом – ничего нового. Нужна, говорят, операция. Спрашиваю: есть смысл? Есть, говорю им, гарантия, что меня порежете, но жить буду нормальным человеком, а не овощем? А они мне: ну да, конечно. А сами глаза отводят.
Он вздохнул. Артем не знал, что сказать. Хотелось как-то подбодрить, но найти слова он не мог.
– Ты знаешь, – Василий тяжело сел, – у меня дед в войну погиб, до 9 мая две недели не дожил. Полковником был, две «Славы» получил, ордена, медали. Отец с детства одно запомнил, как дед его воспитывал – ничего, говорил, не
