Через полгода после открытия голову крутыша нашли в речке. Клуб поскакал по каким-то его телкам, от телок – к кредиторам, а сейчас управлялся кем-то из центровых.
Место выгодно Вернеру в том плане, что здесь зависает вся городская золотая молодежь. Бабла у них немерено, и они влегкую готовы платить за стафф две цены. Это – единственное место в городе, где серьезно двигают кокс. В остальных клубах, где молодежь попроще, востребованы менее изящные варианты типа геры.
Рулит клубом Штефа. Главные администраторы меняются в «Черче» в среднем раз в полгода, вместе с владельцами, поэтому Штефа, как и многие до него, стремится выжать из клуба все, пока его не уволили.
Чтоб вы поняли, что такое берлога Штефы, представьте себе закрытый зал десять на десять, расставьте по бокам низкие диванчики с багровой обивкой под бархат, драпируйте стены обоями в тон, постелите на пол мягкий ковролин, в котором утопает нога, и заполните комнату десятком самых порочных типов, которых вам доводилось видеть в своей жизни. Да, еще приглушите свет и пустите фоном грязный индастриэл – и вы поймете, в каком месте мы оказались.
Штефа сидит за низким стеклянным столиком и дует из кальяна гаш с какой-то ароматической приблудой. Его глаза полузакрыты. По сторонам от него сидят две bitches, удолбанных настолько, что одна из них не замечает, что бретелька платья спала и само платье съехало вниз, так что стал виден сосок ее левой груди.
Черт, я хочу так жить.
Денис менжуется работать при всех, но Штефа отвечает отказом на его предложение выйти.
– Давай здесь, чего как девочка…
– Это от Игоря, – говорит Денис, выкладывая пакет с коксом на стол. С неожиданной для человека такой степени удолбанности легкостью Штефа прибирает пакет, спрятав его за столом, и кивает одному из своих халдеев. В руки Денису летит денежный рулончик.
– Выпить хотите? – интересуется Штефа, пока Денис шелестит кончиками купюр.
– Нет, спасибо, – отвечает Денис за всех, хотя я с удовольствием завис бы в этом вертепе, – слушай, здесь половина только.
– Надо же, какой сюрприз, – хохочет Штефа, и его шакалы подхватывают смех главного. Втянув дым, Штефа тянет осипшим голосом: – Извини, чувак, месяц тяжелый. Ты через недельку подгребай, ладно? Тогда и рассчитаемся.
– Погоди, так дела не делаются…
– Ты кто такой – делаются, не делаются. – Штефа повышает голос и подается вперед. С него мигом слетают расслабленность и гостеприимство, и я вижу неприкрытую агрессию, – ты, пацан, чего ты меня учишь? Игорю передай: не хочет работать со мной – не надо, предложений много. Я могу сам у Ходжи брать, напрямую. Так что или пусть Игорь мне навстречу идет, или вообще расстанемся друзьями. Понял меня? Свободен.
Мы покидаем зал под насмешливыми взглядами всей кодлы и чувствуем себя оплеванными.
– Игорь, – шепчет Денис в телефон, пока мы поднимаемся по лестнице. Грохот музыки мешает ему, и он прикрывает ухо рукой, – Игорь, тут проблема одна.
* * *
Вернер вламывается в «Черч» как ураган. Он проходит мимо охранников, словно их и не существует, а у них не находится сил и смелости, чтобы встать на его пути. По холлу, по коридорам, по лестницам – к Штефе.
Штефа стоит к нам спиной, разговаривая с одной из своих bitches. Вернер хватает его за плечо, разворачивает к себе, и по глазам Штефы я вижу, как он обсирается.
– Что ты там про Ходжу сказал, хорек? – с этими словами Вернер вталкивает Штефу внутрь.
Первый удар – разминочный, чтобы объект принял удобное положение. Штефа с воплем хватается за разбитый нос и падает на пол, а Вернер бьет его ногой, как заправский футболист, «с носака». Приближенные Штефы стоят в углах не шелохнувшись. Их больше, и они могли бы порвать нас, но их сковал страх перед Вернером.
– Пес, бля, – почти поет Вернер, продолжая бить отползающего Штефу ногами, – ты, сука, пес, бля, ты что, сука, думаешь себе, ты кто…
Игорь не повышает голоса, произнося слова в одной, почти убаюкивающей тональности. Если закрыть глаза, его речитатив может до странности напомнить спокойный и размеренный стайл Снуп Догга.
От нового удара изо рта Штефы вылетает кровавый сгусток. Он уже совсем не похож на того напыщенного индюка, который сидел перед нами полчаса назад. Утратив способность сопротивляться, он просто ползет вперед, цепляясь ногтями за ворс ковролина, дергаясь и охая от каждого нового удара.
Я ловлю себя на том, что зачарован этим зрелищем. И мне становится почти жалко, когда Денис хватает Вернера и отталкивает его от Штефы:
– Игорь, хватит!
Я уверен, что Игорь ударит его. Но вместо этого Вернер, смерив Дениса презрительным взглядом, отбивает его руки и выходит из комнаты, бросив мне на ходу:
– Бабки забери у него.
Я опускаюсь на колено перед окровавленным и скулящим нечто, пять минут назад бывшим Штефой, и с ловкостью фокусника обшариваю его карманы, пока не натыкаюсь на пачку купюр в золотом зажиме. Забираю и деньги, и зажим – мой первый трофей на новом месте, а потом, не в силах удержаться, резко выдергиваю серьгу из уха Штефы, провоцируя новый вопль.
Когда мы выходим на улицу, Вернер, идущий впереди, говорит не оборачиваясь:
– Все свободны, Денис со мной.
Схватив Дениса за плечо, Вернер резко дергает его вперед, и последнее, что мы слышим, прежде чем их фигуры скрываются за клубом, – шипение Вернера:
– Ты чего руки распускаешь, красавчик, тебе подрезать их?
– Чего делать будем? – растерянно спрашивает Пуля.
– Ждать, – пожимаю плечами я, разворачиваясь в сторону своей «бэхи».
Вернер очень интересный тип. Ему где-то тридцать шесть-тридцать семь, типа того, и начинал он с легендарными пацанами, от которых сейчас и не осталось ничего, кроме имен, – Гриша Стеклопакет, Саша Иртыш, Красный, Пузо, Чирик, Бандера.
Он вообще загадочная фигура, Кайзер Созе нашего Лос-Мухосранска. Всех, с кем начинал, перестреляли, а Вернер, как непотопляемый авианосец, маячит во всех криминальных сводках. Нет, сам он не делает ничего, но его тень прорисовывается за любым проявлением преступной активности района, будь то работа пятаковских шлюх, угоны машин, разборки банд или наркоторговля.
Вернер рулит районом.
И главное, не имеет на это никаких оснований. Худой, невысокого роста, и выглядит пацаном – волосы вечно взъерошенные, по губам гуляет нервная полуулыбка, немного сутулится. Такого встретишь ночью одного, хочешь не хочешь, придется на гоп-стоп брать. Пока не посмотришь в глаза. Взгляд у Вернера особый, рентгеновский. Когда он смотрит на тебя, даже ничего не говоря, хочется отвести глаза. Чувство, будто видит насквозь.
Мои мечты о будущем корректируются. Я по-прежнему хочу жить, как Штефа, но быть при этом Вернером.
Он ебанутый. В хорошем смысле слова. Вернер из тех людей, которые могут рассказать тебе анекдот и поинтересоваться здоровьем матери, а через мгновение, если что-то не понравится, – выпустить кишки розочкой из разбитой бутылки. И в первом и во втором случае он будет абсолютно искренен.
У него нет слабых мест. Из сломанных о панцирь Вернера зубов ментов и конкурентов можно выложить дорожку от его автомастерской до шоссе.
У меня над кроватью полка с книжками, читанными еще в детстве, среди них – «Легенды и мифы Древней Греции». Сто пудов, над вашей кроватью лежит такая же. В ней дана разблюдовка греческих богов, кто за что отвечает. Я думаю, Вернер легко вписался бы в пантеон как бог улиц.
Мы сидим в «бэхе», ожидая Дениса, и Пуля начинает мне тереть за какую-то телку, какая она клевая, вся такая-растакая, и как она ему нравится, и прочую пургу в том же духе. Я немного очкую из-за Дениса, поэтому Пулю слушаю вполуха и только по паузе понимаю, что он ждет ответа на свой вопрос.
– Чего? – спрашиваю я.
– Ну… понимаешь… у нас еще не было… и я не знаю, как лучше…
– Как лучше – что?
– Ну, довести ее до… Чтоб она кончила. – Пуля краснеет как рак.
– Ты ей еще не вдул, что ли?
– Ну, почти… Понимаешь, я раньше только с сосками, на которых мне наплевать было. А с ней у меня серьезно. И я не хочу облажаться, понимаешь?
– А что за телка, я знаю?
– Симка. Макса сестра.
– Симка? Да что ты как маленький? Симку не трахнул? Симка сама тебя всему научит! Я с ней в том году пару раз встречался, она нормально в этом отношении. С ней договориться – вообще без проблем! Сосет, кстати, супер.
И только сказав это, я вижу, что Пуля сжался от моих слов, как от удара, даже втянул голову в плечи. А его лицо морщится, как у старичка или, наоборот, собирающегося зареветь ребенка. Пуля отворачивается к окну, и я понимаю, что сморозил глупость.
– Пулян… Слы, Пулян, ты чего? – Я кладу руку ему на плечо, а он поднятой ладонью просит дать ему немного времени.
– Ничего, – отвечает Пуля не поворачиваясь, – все нормально.
Обиделся, что ли?
ДЕНИС
Я бы уверен, что он меня изобьет. Так же, как Штефу пятью минутами ранее. Вместо этого Вернер, повернув за угол, вдруг засмеялся и стал мотать головой, словно услышав старую, но все еще смешную шутку.
