запаха. Врачи говорят, что мне нежелательно употреблять жирную, острую и слишком твёрдую пищу, поэтому почти весь дневной рацион состоит из супов, пюре и каш. Иногда мне разрешают съедать на завтрак немного зефира и мочёных яблок. Сегодня, кстати, на полдник кексы с кусочками шоколада и творожная запеканка.
Рассматривая одиноко плавающую дольку ярко-оранжевой моркови в тарелке, я заметила запах знакомой туалетной воды и глухие, тяжёлые шаги в районе эскалатора. Фоновый шум сильно заглушал все каналы. Но чем ближе шаги, тем лучше восприятие действительности. Я знаю, кто идёт за мной.
— Алиса! — издалека, стремительно сокращая расстояние, крикнул Гоша, расцветая, как забытая роза на заднем дворе.
Мой сопроводитель встрепенулся, осматриваясь, в поисках источника звука. Но я знаю, откуда он.
Гоша ничуть не изменился. Военная униформа та же, но цвета более насыщенные, наверное, новый комплект одежды, но звук, что издавали походные ботинки, точно остался прежним. Бездонные голубые глаза напоминали маяки в бушующем, диком океане. И характерный, только ему, низкий голос мужчины, которого я никогда не забуду.
— Как ты? — разворачивая стул, Гоша обхватил его ногами, положив надутые предплечья на узкую спинку. Его взгляд плавно плыл по обмотанной бинтами груди, спине, месте, где должно быть ещё что-то. И улыбка не спадала с лица. Немного лживая, но такая горячая, что захотелось мимолётно обжечься.
— Рана затягивается, почти не болит.
— А как ты? — снова спросил он. Наверное, я не до конца понимаю его таинственных, искренних мотивов.
— Тоже.
— Не обижали тебя здесь?
— Нет.
Зачем он спрашивает? Тянет время? Для чего? Кажется, позади гул прекратился. Все будто смотрели на нас, исподтишка, скрытно. Почему он так улыбается? Что-то задумал? Дай ему время. Скоро.
— Алиса, я долго думал. Выслушай меня, — поднимая корпус, разворачивая стул, отталкивая его на несколько метров точно, Гоша сел на колено, вытащив другую ногу вперёд, возвысив матовую коробку с блестящим, плетёным кольцом.
— У меня было достаточно времени. Достаточно вещей, достаточно причин, чтобы спросить у тебя. Ты выйдешь за меня замуж? — вечно расслабленное лицо сжалось, нахмурилось, цепляясь за взгляд, как за последнюю надежду.
Окружение взорвалось. Молодые и зрелые люди закричали, в восторге, испытывая, наверное, радость за товарища. Они хлопали друг друга по плечам, прыгали, бегали из стороны в сторону, открывая запыленные бутылки из-под шампанского. Кто-то даже снёс стол, за которым я недавно обедала.
Раскачиваясь, как колосок пшеницы на ветру, не вижу никого, кроме Гоши. Внешний мир будто плывёт, замороженный, не тронутый сознанием. Не знаю, что я должна испытывать. Что могу ответить. Чего от меня ждут. Но пусть он посмотрит ещё немного, совсем чуть-чуть.
— Можешь пока не отвечать, просто, дай мне надеть его, — предложив шершавую, вдвое большую ладонь, чем мою, он украсил безымянный палец правой руки нестандартным кольцом из трёх золотых прутьев. И взглянул на меня, ещё раз, робко, немного по-детски. Наверно, боялся в любую минуту услышать отказ.
Радостные крики военных не прекращались. Откуда-то из подсобки выкатили несколько алюминиевых бочек, включилась музыка на неизвестном, но очень харизматичном языке. Парни принесли из спортивного зала кожаного козла и много настольных игр.
Вскоре мы скрылись в стенах моей комнаты. Плечо требовало перевязки, которую Гоша делал только своими руками. Остановились возле кровати напротив моей. Может быть, мне повезло жить в одиночестве.
— Отдыхай, я всё сделаю, — разложив вспомогательные предметы на стерильную пелёнку на столе, Гоша оказался вне досягаемости моего зрения, там, за спиной.
— Где ты был? — бинты отрывались друг за другом от верхних слоёв кожи издавая рваный, характерный звук. Теперь знаю, что скоро я снова увижу свою самую уродливую часть тела.
— Мне нужно было кое в чём убедиться.
Едкий запах этилового спирта раздражал нос, а жирные, мягкие мази немного его приглушали. Гоша снимал старые бинты медленно, но уверенно, подозревая, в каких местах боль будет наивысшая. Минимально касаясь голых участков.
— Что теперь будет с нами? — устремив взгляд в пол, я практически не моргала, полностью сконцентрировавшись на окружающих звуках и касаниях.
С предыдущей нашей перевязки прошла неделя, но рана всё ещё кровоточит при неаккуратных, импульсивных нажатиях. И каждый раз боль не покидает меня, лишь глубже врастает корнями. Со временем привыкаешь, к ночным пробуждениям, к пустым, серым медикаментам и страданиям, что стали частью жизни.
— Свадьба, наверное, — Гоша совсем немного посмеялся.
Разрывающая разум боль не даёт мне покоя. Всё тело требует пощады, хотя бы, быстрого завершения бесчисленным мукам. Но живая вода больше не пытается покинуть тело. Возможно, это хороший знак.
— Что ты сейчас испытываешь? — с завешанной шторой перед глазами не вижу ничего, кроме бессилия. Но я должна знать, что происходит у него внутри. Какими чувствами могу наполнить пустой сосуд тлеющей души.
— Грусть, наверное. И немного радость, — покрывая рану мягкой, тёплой мазью, Гоша дышал мне в ухо, приподнимая свободной рукой жидкие, чёрные волосы.
— Радость?
— Да, радость. За то, что позволила быть рядом. Что когда-то пошла за мной. Однажды, я уже допустил ошибку и не знал, заслуживаю ли второго шанса? Поэтому, я счастлив, что у нас есть время. Хоть немного, чтобы провести его с тобой.
Спокойные, трогающие изнутри, слова эхом расходились по мне, отдавая теплом, наполняя бессмысленным, но ярким светом тлеющую комнату. Даже не заметила, как он перемотал тело бинтами и скрыл гниющую рану.
— Ты всё пьёшь, что дал тебе врач? — собирая мусор со стола, заворачивая в пелёнку пустые упаковки из-под шприцов, мазей, жгутов, он выбросил всё в урну подле выхода и вернулся ко мне.
— Да.
— Знаешь, до встречи с тобой я ничего не боялся, — он положил свою ладонь поверх моей, на простыни, но так, чтобы я легко могла освободиться, — не всегда был уверен, что останусь в живых. И это чувство меня обнадёживало? Не уверен. Но сейчас я действительно…
Я знаю, какое слово пропустил Гоша в том предложении. То, что олицетворяет страх, естественное человеческое чувство, которое известно даже детям.
— Я действительно беспокоюсь о твоём будущем. Нашем будущем.
Сколько бы времени мы не проводили вместе, я никогда не смогу понять его. Это поведение, что касается меня лишь вскользь, вызывает маленькую волну холода на коже. Доставая до глубины, она отражается и возвращается в маленьком огоньке отчётливых, но слабых мыслей. Когда-нибудь, я обязательно пойму тебя, о странный, маленький человек. А сейчас, должна что-то сделать. Как-то отблагодарить. Что нет у него, но я владею сполна? Деньги? Слава? Чего хочет обычный, темноволосый мужчина? У меня есть лишь гниющие останки, что вскоре погрязнут в земле. И его бескорыстная забота об окружающих.
