— «Народ»! — это громко. А сколько осталось из тех, кто в гражданскую не уплыл за Черное море? А бывшие кулаки? А обиженные и обойденные? Отец, мать, Николай и я собрались эвакуироваться. Кто о нас позаботился? Никто. Сели начальнички в машины и укатили, свои шкуры спасли, а наши — дубить оставили. Тебя и то бросили, места не нашлось. И мы же виноваты?… Я б сейчас в Ташкенте в институте иностранных языков училась. Мечту у меня убили.
— Надо уметь забывать личные обиды, когда такое творится. — Семен сел рядом с Клавой. Руки Семена, лежавшие на столе, сжались в кулаки. — Откуда у тебя это… Откуда? Училась в советской школе, носила пионерский галстук. Тебе до предательства — один шаг.
— Что ты, Сема? Что ты? — встревожилась девушка. — Нервы сдают, там пристают с глупостями, в поселке — за службу презирают. Разве легко? — она всхлипнула.
Метелин участливо погладил ее волосы. Клава тут же улыбнулась:
— Ты сильный, все можешь. Научи, подскажи.
— В таком деле лучший советчик — собственная совесть. Ты переводчица. Узнай, где расположен штаб фон Клейста.
— Постараюсь. А зачем?
— К своим вернемся не с пустыми руками.
— Для тебя я все сделаю. Скажи, ты любишь меня?
Семен, осторожно отстранив ее, вышел из-за стола.
— Ни о чем таком думать не могу. Уедем к своим — поговорим.
Он ожидал, что девушка обидится. Но Клава лишь, вздохнула, она по-своему поняла его слова — они обнадежили ее.
— Ждать?.. Согласна.
— Нужны чистые бланки паспортов, пропусков, служебных удостоверений.
— Попробую.
— Передашь их Ирине.
Клава по-гусиному прошипела:
— И-ирине? Вот ты о ком печешься, голубчик! Пропади она пропадом, твоя Ирина!
Семен отшатнулся:
— Клава, опомнись!
Но она твердила свое:
— С ней путаешься… с белобрысой пигалицей? Не выйдет! С ней таскаешься, собственными глазами видела, она в саду тогда тебя ожидала. «С одним человеком встретиться надо!» Прямо бы говорил — к бабе, мол, ухожу.
— Замолчишь ты, наконец? — Это крикнул Николай, незаметно вошедший в комнату. Подскочив к сестре, влепил пощечину. — Говори, да знай меру!
Размахивая руками, Николай бросал обидные слова:
— Всю фамилию испаскудила, дети и то овчаркой тебя кличут. Ух, так бы и размозжил крашеную рожу! А еще других обзываешь, ты Ирининого ногтя не стоишь.
Клава, притихнув, вслушивалась. Николай, с презрением взглянув на сестру, позвал Семена:
— Старики ужинать кличут. Пойдем.
За ужином Семен чувствовал себя неловко. Выпив стакан чаю, вернулся к себе. Девушки в комнате не было. Стал укладываться спать, но из-за двери послышался голос Николая:
— К тебе можно?
— Заходи. Как Клава?..
Николай сказал другое:
— Мама мне о Маланье рассказывала. Придется перебазироваться.
— Чем скорее, тем лучше. К кому только?
— Завтра с Мишей Поляковым потолкую.
— Я уже говорил об одном хуторе.
— Дай слово, что ответа будешь ждать здесь.
— Даю. О Клаве стоит подумать, она не совсем потерянный для нас человек.
Николай с горечью, но твердо возразил:
— Потерянный. В народе говорят: свинья не родит бобра. Клавка — тот единственный случай, когда произошло наоборот.
— Одумается, если по-серьезному за нее взяться. Молодая ведь.
— Влюбилась она в тебя. Имя Ирины терпеть не может. — Неожиданно Николай посоветовал: — А ты того… приголубь ее. Ну, как другие мужчины, не любя… Иначе черт знает что натворит!
Нелепое предложение поразило Семена:
— Коля, как не стыдно, я готов ударить тебя! Николай рассмеялся:
— Не способный ты на подлость. Тогда опасайся Клавки… Завтра из дома не выходи до моего возвращения. Я с Поляковым посоветуюсь, как нам быть.
□
Семен тревожно ждал весь день. Не зная, как убить время, шатался по квартире. Вошел в узкую комнату Николая. На стенке прилажена самодельная полка. На ней аккуратно расставлены учебники по высшей математике, философии. Второй ряд отведен классикам — Пушкину, Лермонтову, Льву Толстому, Чехову. Здесь же в твердом переплете роскошно изданный роман Войнич «Овод» — любимая книга молодого Лунина.
В сумерках вернулась Клава, в чем-то упрекала Власовну, долго плескалась у рукомойника. Потом послышались звуки гитары.
В халатике из набивного креп-марокена Клава выглядела очень эффектно. Уверенная в себе, шумно ворвалась в боковушку, ловкими движениями накинула на дверь крючок. Подойдя к Семену, обхватила шею руками:
— Сема, любимый, будут документы, будут. Не могу я без тебя. Не хочешь жениться, давай так… понимаешь? Я на все согласна… Твоей хочу стать, — с трепетом шептала она, будто ничего вчерашнего и в помине не существовало.
Такого оборота Семен не ожидал — растерялся, остолбенел.
— Я твоя, твоя… — Клава иступленно целовала его.
Семен обхватил девушку руками, крепко сжал. Она легонько застонала, торжествующе громко рассмеялась. Захлебывающийся ее смех вернул его к действительности. Семен отбросил крючок с двери. И сделал это как раз вовремя. Без стука вошел Николай, сделал вид, что не заметил разлохмаченных волос, пылающих щек сестры, строго приказал ей:
— Иди к себе!
Клава пулей выбежала из комнаты.
— Урод, пустышка, — бросил вслед сестре и к Метелину: — Собирайся, Сема, выход найден. Миша ходил советоваться.
— С кем?
«Зачем спрашиваю? — упрекнул он себя. — Конечно же, с Максимом Максимовичем советовался Поляков».
Николай ответил:
— Мне неизвестно.
— Куда меня?
И опять излишний вопрос: кроме Насти — некуда. Семен сам рассказал Максиму Максимовичу о Пятихатках. Тот пообещал узнать все о Насте, Василии и об их хуторе.
— Не сказал, — отозвался Николай. — Я сопровождаю до явки. Действую по твоему совету: делаю, что велят, вопросов не задаю.
ФОТОГРАФИЯ МЕТЕЛИНА
По дороге на службу Клава забежала к Трубниковым. Надежда Илларионовна возилась у печки, готовила завтрак. Костя брился, Сашко еще спал. При ее появлении дом наполнился движением, звуками. Она поцеловала старуху, схватила помазок, измазала мыльной пеной Костю. Ирина в своей комнате перед зеркалом причесывалась. Клава дотронулась до ее мягких, длинных волос:
— Обрежь, не модно ведь.
— За модой не гонюсь.
— А мороки сколько?.. Хотя французы говорят: чтобы быть красивой, надо мучиться… Ирочка, посмотри, какую я кофточку отхватила. Шерстяная. Нравится? На базаре по дешевке можно купить шикарные вещи.
— У нас на картошку не хватает, — отозвалась Надежда Илларионовна.
— Всем нелегко, — притворно проговорила Клава и, захлопнув дверь Ириной комнаты, доверительно зашептала: — Мне Семе надо сказать нечто важное… Где он?
— Тебе лучше знать, ведь он у вас.
— Колька куда-то его в другое место устроил.
— Так и спроси у брата.
— Спрашивала. К своим, говорит, перебрался. Наверняка врет, чувствую, что врет. В городе Семен!
Клава была как в лихорадке. Она с гневом принялась жаловаться: ее чураются и Семен, и Костя, и даже родной брат Николай. А разве она не такая, как все, или это не она раздобыла документы Василию и устроила его на легкую работу?.. Так зачем ее избегать, лишать доверия?
На какое-то время Ирине стало жалко Клавдию, и, чтобы утешить ее, сказала:
— Краем уха слышала, вроде бы Семен улетел.
— Крылья отрасли, что ль? — подозрительно спросила Клава.
— Говорят, самолет за ним прислали в условленное место.
— Самолет?.. А я? Для жены, выходит, места не нашлось. Вот и верь мужчинам.
— Жены?.. — поразилась Ирина.
— А ты разве не знала?
Побледнев, Ирина неловко опустилась на стул.
Клавдия торжествовала. Но недолго. Ей стало жаль Ирину и она попыталась смягчить удар.
— Ну, не совсем жена, а все-таки… Ты должна понять, не маленькая…
Ирина еле выдавила из себя:
— Очень… очень рада за тебя.
А Клава с таинственным видом продолжала:
— Сема мне важное задание дал, потому я и ищу его. Смотри сюда. — Она из сумочки достала чистый бланк паспорта. — Видишь?
Ирина инстинктивно отстранилась от нее:
— А вот это служебное удостоверение, с печатью, любую фамилию вписать можно.
Равнодушие Ирины взорвало ее:
— Я головой рискую, а он?.. А вы?.. По острию бритвы хожу, а меня не понимают! — кричала она.
Ирина молча взяла серенькие книжицы, они жгли ей руки, но внешне она была спокойна. Про себя подумала: «Передам Мише Полякову, он у нас специалист по изготовлению документов».
— Еще сообщи Семену, — продолжала Клава, — главный их штаб — в санатории.
— В кардиологическом?
— Да. Устроились на широкую ногу.
Ирина отвернулась к шифоньеру, стала перебирать коробки, белье, соображая, куда бы спрятать понадежнее бланки. Клава от нечего делать перелистывала лежащий на столике семейный альбом. Увидев снимок, на котором были Ирина и Метелин, она проворно вытащила его из альбома и, воровски оглядываясь, сунула к себе в сумочку. «Возьму на память, — решила она. — Сема все равно будет мой, никому его не отдам». Она поправила у зеркала прическу, бросила в спину Ирине, которая все еще возилась у шифоньера:
