— Я пришел, чтобы приговор над ним привести в исполнение.
— Это сделаю я! — решительно заявила она.
— Ты? — удивился Семен.
— Да, я!
— Казнить врагов — дело мужское.
— Можешь передать Максиму Максимовичу, что гауптштурмфюрер мертв. Глаза его больше не увидят солнца. Смерть примет от моей руки.
Стук в дверь заставил их вздрогнуть.
— Рейнхельт! — прошептала Ружа и указала на окно: — Уходи!
— Возьми! — Метелин протянул ей наган.
Она отрицательно покачала головой. Засунув руку в карман юбки, достала финку.
— Вот! Давно припасла.
— Тебя ждут в «Ласточкином гнезде».
— Не теряй времени!
Метелин бесшумно открыл окно и мгновенно исчез.
Ружа кинулась к кровати, смяла подушки, сбросила кофточку, надела легкий халат.
Между тем в дверь уже били ногами.
— Иду-у! — отозвалась Ружа.
Вошел Рейнхельт. Его руки были заняты кульками, пакетами. Ружа потягивалась, словно после сна. Увидев на ее лице улыбку, Рейнхельт вполголоса пропел:
— Подруга дней моих военных, голубка сизая моя, одна в глуши ночей суровых давно, давно ты ждешь меня… Я предупреждал, что приду поздно.
— Куда позднее, скоро утро.
— Освободи руки…
Она разворачивала свертки, кульки, достала из его кармана бутылку коньяку. Рейнхельт располагался по-домашнему: снял сапоги, мундир, надел пижаму, сунул ноги в комнатные туфли на беличьем меху.
Ружа раскладывала по тарелочкам закуски.
— Остановись, хлопотунья!
Он обнял ее за талию, посадил за стол.
— Выпьем, милая подружка…
— За что пить будем? — спросила Ружа.
— За нашу удачу.
Рейнхельт выпил две рюмки подряд. Ружа лишь слегка коснулась губами напитка. Она стала грустной, отчужденной. По всему было видно, что мысли ее витают где-то далеко от этой комнаты. Порой она всем телом вздрагивала.
Заметив перемену в настроений девушки, Рейнхельт подошел к ней, заглянул в глаза:
— Что с тобой? В таком дурном настроении давно тебя не видел.
— Прожитым годам устраиваю смотр, — загадочно ответила она.
— Выдумщица. Вы, русские, говорите: у бога дней много. Это именно так… Спой лучше, повесели душу.
Ружа сняла со стены гитару, присела на краешек стула и тронула струны.
Рейнхельт ждал, не сводя с нее глаз.
И вдруг комнату заполнили терзающие душу причитания. Ружа речитативом пела-выговаривала:
— Ой, да вот и то не черника в поле она зачернелася… И вот и зачернелося российское чисто полюшко…Вот и чем распахана славная эта земелюшка? Вот и, ну, распахана не плугами, не боронами. Вот она распахана танками, бомбами.Вот и, ну, засеяна не всхожими семенами, вот и, ну, усеяна трупами солдатскими.Вот и заволочена не дубовыми боронами, вот и приукрытая телами малых детушек.Ну и чем украшена наша Русь-матушка? Вот и она украшена молодыми вдовами.Вот и она уцветена сиротами-сиротинами. Вот и, ну, напоена слезами-то слезинами…
У Рейнхельта глаза округлились:
— Ты сходишь с ума. Кто тебя так расстроил? Давай-ка лучше выпьем.
Ружа встала, взяла рюмку и выпила.
Рейнхельт обнял ее и платком стал вытирать ей щеки. В этот момент она вынула из-за пояса нож и, отшатнувшись, ударила его снизу вверх в живот.
На мгновение они застыли друг перед другом. В глазах Рейнхельта вспыхнуло недоумение, потом бешенство.
Окровавленное лезвие сверкнуло в воздухе еще раз. Ружа ударила его в грудь:
— Получи, гад! За все! За Трубниковых, Поляковых. За Родину, истерзанную тобою!..
А за окном нарождалось светлое утро.
Примечания
1
Семь.
2
Десять.
3
Свинья.
4
Помещение под полом для хранения овощей.
5
Скорее, скорее! Там пожар! Партизаны там!
6
Стой!
7
Руки вверх!
8
Расстрелять.
