– Ты хоть когда-нибудь изучал Пятый Постулат?
– Естественно, всякий мало-мальский, так сказать мужчина это делал в детстве.
– Дубина, – ударила его по голове Кали, впрочем, не сильно – тебя спрашивают про Пятый Постулат, а не про Мастурбацию.
– Никогда этим не занимался.
– Зачем тогда тебе голова?
– Чтобы думать.
– А при доказательстве Пятого Постулата, по-твоему, думать не надо?
– Дак, надо конечно.
– У тебя логика вообще работает? Если для Пятого Постулата надо, для мастурбации – тем более.
Действительно, как говорил Владимир Высоцкий, заметь:
– Вы не пьяны, не спросонья, вам не два по третьему, а-а-а, и часов нет.
– Где они?
– С-ня-я-л-л-л-и.
– И вот так у вас все разговаривают на Альфе Центавра? – спросил Американец. – Ничего же ж не понятно.
– Ни-пра-ви-ль-на-а, – сказала ЩеКа и хлопнула его по голове. – Ибо тебе непонятна логика перехода между событиями, а так-то, в принципе, всё ясно.
– Так-то да, – ответил Тро, усомнившись в своих способностях одному противостоять им двоим.
– Не надо мне уступать по каким-то неизвестным принципам, – сказала ЩеКа, наследственная Артистка, а просто пойми:
– Если я говорю, что все здесь изучали Пятый Постулат, то это и есть тоже Постулат, может не пятый, а уже Шестой. Понятно? Поясняю:
– Если бы вы, – она показала на подругу Кали и на Амера, – не знали решения Пятого Постулата, я бы находилась здесь с вами? Логичный ответ:
– Конечно, нет.
– Запиши, ты, инопланетянин из Соединенных Штатов, – сказала Кали, – это:
– Доказательство Шестого Постулата.
– Ладно, – он вынул Блокнот и Паркер, – как он называется?
– Так и называется, Третий… прошу прощенья, Пятый…
– Да что ты мелешь, – прервала ее подруга.
– Нет, Шестой, конечно, Альфа-Центавровский.
– Не говорите глупостей, – сказал Надзир – Надзиратель – я этого писать не буду.
– Хорошо, запиши правду, – сказала Артистка: – Постулат Неочевидности.
– Ладно, это запишу. – И добавил: – А теперь мы его проверим:
– Кто знает по-немецки.
– Я!
– Я!
– А Я – нет.
– Он говорит это нарочно, – сказала ЩеКа, – чтобы считать мой Шестой Постулат не постулатом, а Теоремой, требующей доказательства. Вот они Ферма замучили:
– Не доказал, не доказал, не доказал, а теперь меня хотят довести то того же состояния, – она замахнулась на Амера, и он согласил прочить послание какого-то немецкого Резидента.
– Хорошо, хорошо, может, я сам не знаю, что знаю, – как говорили Сократ и Ляо Цзы вместе взятые.
– Ну, что там написано на пакете? – спросила Кали, заглядываю в бумагу через плечо Американца, так как он повернулся спиной:
– Привык, знаете ли, скрывать от посторонних глаз то, что мне дают. – И выдал:
– Вильям э-э наш с Ляпами э-э Шекспир.
– Врет, – сказала Артистка, уже не в первый раз обращаясь к нему в Третьем Лице в его Личном присутствии, и удивляясь, что он до сих пор не вызвал ее на дуэль.
– Не всяко слово в строку пишется, – отвел он, откладывая до удобного случая месть, за обращение на Он в Присутствии.
– Ну, а дальше-то, дальше что, в самом письме? – спросила Кали.
Написано, что всякому, расшифровавшему Подпись в конце этого письма, будет… будет…
– Рожай! – ударила его ладонью по спине Кали.
– Действительно, не придуривайся, я не буду тебя бить, как она, – Артистка опять, уже свою подругу назвала на Она в Присутствии, – а просто проведу Удушающий прием, предварительно вызвав на бой:
– По-честному.
– Вот написано, что:
– В случае чего, нас приглашают в Кремль.
– Я не поеду в эту деревню.
– Я тоже.
– Впрочем, дай сюда письмо.
– Зачем? Хочешь посмотреть, что именно надо расшифровать? Я не говорил? Вот:
– Подпись под письмом.
– Виль… – начала Кали, а радостно воскликнула: – Я знаю, я знаю! Это Вилли Токарев.
– Сомневаюсь, – сказала Артистка, – впрочем, я сейчас подумаю.
Глава 10
Нази – Надзиратель уже сделал перевод, но боялся себе признаться в этом. А во-вторых:
– Обязательно же изобьют за правильный ответ. – Тем более, или даже, если он неправильный.
Кали посмотрела на надпись на конверте:
– Здесь написано, между прочим, тоже самое, что и в конце самого письма, – сказала она. – Ты чё придуривался, а?
– Что? – Арт тоже сравнила начало, то что было на обложке, так сказать, и внутри. – Он решил над нами посмеяться.
– Будем бить?
– Будем. – Только сначала пусть расскажет подробности.
– Действительно, может, он ничего и не понял.
– А вы поняли?
– Да.
– Да.
– Вот тогда и попляшите.
– Придется бить, – сказала Щепкина-Куперник.
– Да давайте, – развеселился вдохновленный успешным открытием Амер-Нази.
– Вильям – это Шекспир, естественно, – сказала Арт.
– Согласна.
– Фрей – Свободный.
– Естественно. – Это по-английски?
– По-американски, – сказал Тр-й.
– Ты – болван, Штюбинг, – сказала одна, а другая добавила:
– Совершенно точно, что ты ошибся.
– И на балу будешь носить за нами зонтик.
– Нарядишься негром. Не негром, точнее, а этим, как его?
– Афроамериканцем, в белой чалме с перьями.
– И опахалом.
– Простите, – разозлился пришелец из Американских Штатов, но ведь всё просто.
– Ну, хорошо, говори сначала ты.
– А именно? – подтолкнула его ЩеКа.
– Вильям Фрей – значит Вильям Шекспир – Человек Свободный, так как он Потрясает Копьём.
– Ты хоть сам-то понял, чё сказала? – спросила Артистка.
– Действительно, – сказала Кали, – если он потрясает копьем, то какой же он свободный? Так только, наоборот, умереть хочет, хотя и в бою. Если Вильям, то Не Фрей, если так только.
– Но для чего это шифровать – непонятно, – сказала ЩеКа, а она была очен-но сильна в литературе, правда, не только. А во всем остальном – тоже.
– Думаю, здесь совсем другой смысл, – сказала она, и почесала затылок, но не себе, а подруге, в том смысле, что:
– Согласна?
– Да, но, не совсем.
– Отлично, я сейчас вас просвещу. – Она задумалась и попросила сигару потолще и кофе покрепче. Нази крикнул банщику, но тот ответил, что подчиняться:
– Американцу не будет. – Бери сам.
Ну, и значится, она закурила, выпустила дым сначала кольцами, потом, как Лимонадный Джо – Восьмерками, потом дело дошло до Пятиконечных Звезд.
– Может быть, еще чашечку кофе? – участливо спросила Коллонтай.
– Да, думаю, надо еще выпить, хотя бы кофе.
– Это уже будет восьмая чашка.
– Действительно, ты можешь окончательно обалдеть, – сказал и Американец.
– Ладно, ладно, только не торопите, сейчас скажу всё. – И пожалуйста:
– Первая часть – это вовсе не Трясти, а…
– Танцевать, – сказала Кали, а Амер-Нази ее поддержал: – Твист.
– Давай твою сигару, мы ее сейчас замнем, а то тут не только Копьё уже можно вешать, а танк или аэроплан.
– А я больше кофе пить никогда не буду, и знаете почему? – спросила Кали. – Столько пить нельзя, как ты, и я буду тебя откачивать.
– Она не будет пить, и таким образом тебя откачает, – сказал Брони – случайно вырвалось.
– Теперь ты получаешь приказ: Слово и Дело, – сказала Кали, – ты обратился ко мне на Ты. Скажите банщику, чтобы записал.
– Запиши, я назвал ее на Она! – крикнул Нази Пархоменко.
– Точно, – сказала Кали, – на Ты – это запрещено говорить самому себе, чтобы не подумать раньше времени, что Нас двое, а на Она – это можно подумать, что меня здесь нет.
– Теперь послушайте меня, господа-товарищи. Первое – я буду руководителем нашей делегации, а не ты, и не ты, а тем более, не он, – Артистка махнула в сторону коридора, где должен был находиться Пархоменко.
– Теперь ты назвала его на Он, – сказала подруга.
– Его здесь нет.
– Я здесь, – банщик оказывается сидел на около-стенном малиновом кожаном диванчике.
– А что ты здесь делаешь, спрашивается?
– Курю.
– Что-то у тебя не видно сигареты.
– Зачем мне сигареты, даже Верблюд и Мальборо вне конкуренции, воздуха-то какие-е.
– А! ну ладно, спасибо и на этом, – Арт улыбнулась Пархоменко, и даже подумала – уже до этого – что возможно, он будет держать ее сумочку на балу.
Тогда как другие боялись потерять сознание от этих самых воздухов сигарного типа.
И в конце концов объяснила, что Шейк – это не танец, и не значит трясти случайного путника за ноги, как в фильме Берегись Автомобиля трясли великолепную даму, держа ее за ноги.
– Да и не копьё, – констатировала она, – а…
– А-а?
– Ко-ле-ба-ть-ся-я-я!
– Ну, ты додумалась, – разочаровалась даже Кали, а Броня так вообще только махнул рукой, мол:
– Так-то и я могу.
– А в чем дело? – спросила ЩеКа.
