— Это уж точно, — заметила Лула, закуривая еще одну сигарету.
«Международные новости. В Индии планируется запустить в Ганг, священную для индусов реку, где ежегодно совершают омовение миллионы людей, крокодилов, чтобы очистить реку от трупов. Полторы сотни крокодилов, выращенных на государственной ферме на юге штата Керала, будут запущены в реку вблизи городов, где наиболее высок уровень загрязнения трупами. Предполагалось, что рептилии будут представлять специально выведенную породу, не опасную для человека, но заводчики ошиблись и вырастили бойцовых крокодилов».
— Ух ты! — воскликнула Лула.
«Как сообщил нам представитель индийских властей, пожелавший остаться неизвестным, вид Crocodilus palustris имеет репутацию убийц и очень быстро размножается. Каждый год на берегах Ганга близ Варанси сжигается примерно сто тысяч трупов, и тем не менее миллионы индийцев погружаются в реку, веря, что ее вода очистит душу и избавит их от грехов. Правительство собирается в первую очередь очистить реку в Варанси, священном индийском городе. В октябре прошлого года власти штата Уттар-Прадеш выпустили в Ганг близ Варанси пятьсот черепах, пытаясь уменьшить загрязнение, а теперь планируют запустить крокодилов для уничтожения трупов, сбрасываемых в реку индийцами, слишком бедными, чтобы оплатить кремацию».
— Что за хрень! — завопила Лула. — Просто какая-то гребаная ночь живых мертвецов!
— В чем дело, крошка? — спросил Сейлор, целуя ее в ухо сзади.
— Я уже слышать не могу это радио, — пожаловалась она и выключила его. — В жизни не слышала столько ужасов зараз. Я знаю, в новостях далеко не всегда говорят правду, но мне кажется, мир становится хуже, Сейлор. И похоже, что мы с этим не можем ничего поделать.
— Это не новость, любимая. Мне ли тебе говорить.
Не умирай за меня
Джонни медленно и осторожно жевал форель. Он слушал Мариэтту и старался не подавиться костями.
— Она — все, что у меня есть, Джонни. Если я не отправлюсь сейчас за Лулой, я себе этого никогда не прощу.
— Я понимаю твои чувства, Мариэтта, но не знаю, что тут можно сделать. Лула уже не ребенок, у нее своя голова есть. Мне кажется, ты должна дать ей свободу.
Мариэтта положила нож и вилку, выпрямилась на стуле и мрачно уставилась на Джонни.
— Ты будто зачитываешь текст из книжки по воспитанию детей, — сказала она. — Вот только детей-то у тебя как раз и нет.
Обед прошел в молчании. Мариэтта заплатила наличными: в «Галатуар» не принимали кредитные карточки.
Когда они вышли на Бурбон-стрит, Джонни спросил:
— Ты предпочитаешь переночевать в городе или отправимся в путь прямо сейчас?
— Я могу поспать в машине, — заявила Мариэтта. — Едем в Хьюстон, может, там нападем на след.
Мариэтта устроилась на переднем сиденье машины Джонни — «кадиллака» цвета спелого яблока. Она закрыла глаза и задумалась о словах Дэлседы насчет того, что Клайд пришел к Дэл, тревожась из-за нервной натуры Мариэтты. Все-таки я хорошо воспитала Лулу, подумала она. История с этим Рипли просто недоразумение, Мариэтта была почти уверена, что при встрече сможет убедить в этом дочь. Только бы Лула опять не забеременела.
Как только Джонни убедился, что Мариэтта уснула, он приоткрыл окно и закурил сигару. Он был связан обещанием, поэтому продолжал преследование, но теперь все это нравилось ему меньше и меньше. У него было дурное предчувствие. Джонни вел «кадиллак» на скорости 75 миль в час. Голова Мариэтты свесилась набок. Рот у нее приоткрылся, грудь вздымалась в размеренном ритме. Он тихонько включил приемник.
«И в конце печальные новости из мира спорта, — сказал диктор. — Как сообщило кубинское радио, Элихио Сардиниас, ведущий боксер тридцатых годов, выступавший под псевдонимом Кид Шоколад, скончался сегодня в Гаване на семьдесят девятом году жизни. В 1959 году его имя было увековечено в Зале боксерской славы. В 1931 году он выиграл чемпионат мира среди юниоров в легком весе, стал чемпионом в весе пера в Нью-Йорке, а через год снова обрел пальму первенства, нокаутировав Лью Фелдмана в двенадцатом раунде. В 1930 году он также боролся за звание чемпиона мира в весе пера, но в пятнадцатом раунде проиграл Бэгглингу Бэггалино. Профессиональный рекорд Кида Шоколада — сто тридцать две победы, десять поражений и шесть поединков вничью».
Лью Фелдман, подумал Джонни, должно быть, еврей. Раньше было много евреев-боксеров, Барни Росс, конечно, и Бенни Леонард, оба чемпионы. Многие выступали под ирландскими или итальянскими псевдонимами. Может получиться неплохой рассказ, подумал Джонни. Еврейский парень, перебравшийся в Америку перед войной, идет в армию, где учится боксу у старого сержанта, чья карьера рано закончилась из-за травмы. Парень берет имя сержанта — Джек О'Лири. Он пробивает себе дорогу наверх, но в него стреляет устроитель-антисемит, узнавший, что парень еврей.
У парня все шансы победить, и организатор это знает. Он позволит ему выйти на ринг только в том случает, если тот согласится быть нокаутированным, чтобы устроитель и его дружки-бандиты смогли поживиться, поставив против него. Настоящая мелодрама в стиле сороковых, подумал Джонни. Сержант О'Лири на смертном одре, он ранен и умирает, получив ожоги в танке, он шлет весточку своему ученику, чтобы тот обязательно выиграл чемпионат ради него, не опозорил имя Джека О'Лири. В фильме парня мог бы сыграть Джон Гарфилд, сержанта — Гарри Кери, мошенника-организатора — Эдуардо Кьянелли, менеджера-тренера — Артур Кеннеди, а девушку — Присцилла Лейн.
Джонни, пока ехал, снова и снова прокручивал сценарий фильма в голове, так и эдак перестраивая сцены. Название — «Не умирай за меня». В нашей жизни, подумал Джонни, нет ничего правдивее этого вымысла.
Серединка наполовинку
В Сан-Антонио Лула спросила:
— Ты что-нибудь знаешь про Аламо?
— Помнится, в школе рассказывали, — ответил Сейлор. — И еще я смотрел старое кино с Джоном Уэйном, где ничего не происходило, пока мексиканцы не напали.
Сейлор и Лула сидели в «Ла Эстрелла Негра» и ели «бирриа кон аррос и фрихолес» и пили «Текате» с ломтиком лайма.
— Похоже, здесь это много значит, — решила Лула. — Пока ехали, я заметила, как много всего названо в честь него. Аламо-роуд, Аламо-стрит, Аламо-сквер, Аламо-билдинг, отель «Аламо». Ничего не упустили.
— А Сан-Антонио — неплохое местечко, — заявил Сейлор.
— Так что мы будем делать, милый? Я про деньги.
— Не бери в голову. Думаю, мы задержимся где-нибудь на полпути к Эль-Пасо и найдем какую-нибудь работу.
— Слушай, а когда ты был маленьким…
— А?
— Кем ты хотел стать, когда вырастешь?
— Летчиком. Я всегда хотел водить самолеты.
— Пассажирские, как «ТВА» или «Дельта», да?
— М-м. Я думал, как здорово будет носить капитанскую фуражку и вести эти огромные птицы над океаном, болтаться со стюардессами в Риме или Лос-Анджелесе.
— А почему же ты не стал летчиком?
Сейлор рассмеялся:
— Да у меня никаких шансов не было. И помочь мне некому было, знаешь ли. Как бы я учился, когда все время попадал в истории. Так и не сложилось.
— Ты мог бы пойти в армию, в авиацию, научился бы летать.
— Я пытался. Но меня не взяли, учитывая мой послужной список. Шершавая биография. Я и самолетом-то никогда не летал.
— Черт, Сейл, мы должны слетать куда-нибудь, когда разживемся деньжатами. Махнем в Париж.
— Неплохо бы.
Как только они доели, Сейлор сказал:
— Пора двигать, Лула. Нас будут искать в больших городах.
Сейлор вел машину, а Лула свернулась клубочком на сиденье рядом с ним. По радио Пэтси Клайн[26] пела «I Fall То Pieces».
— А я бы хотела жить в то время, когда пела Пэтси Клайн, — заявила Лула.
— Какая разница? — удивился Сейлор. — Ты и сейчас можешь слушать ее записи.
— Ну тогда бы я могла на нее посмотреть. У нее потрясающий голос. Как если бы Арета Франклин была бы кантри-певицей. Вот что я всегда хотела, Сейлор, — стать певицей. Я тебе говорила?
— Не припомню.
— Когда мне было лет восемь или девять, мама возила меня на конкурс юных талантов в Шарлотт. Он проходил в большом кинотеатре, и участвовавшие в конкурсе дети выстроились на сцене. Каждый должен был выступить, когда назовут его имя. В основном дети били чечетку, играли на разных инструментах или пели. А один мальчик показывал фокусы. Другой жонглировал мячами и насвистывал «Дикси», стоя на голове.
— А ты что делала?
— Пела «Stand By Your Man», это песня Тамми Винетт.[27] Мама решила, что, если я выступлю с таким взрослым номером, это произведет впечатление.
— Ну и как прошло?
— Неплохо. Конечно, верхние ноты я не вытягивала, к тому же остальные дети на сцене болтали и шумели, пока я пела.
— Ты победила?
