И для каждого из них в моей голове был готов новый сценарий — неизменно с хэппи-эндом. А теперь я сама путешествую так, и под монотонный стук колес и холодный неверный свет ламп мечтаю, чтобы путешествие не заканчивалось никогда.
Услышав от Че краткое «Окей», я молнией метнулась домой, побросала в Викин рюкзак с желтым покемоном пару вещей, зубную пасту и фонарик, ворвалась в гостиную, сбивчиво объясняя задремавшей у телевизора матери, что уезжаю на несколько дней с друзьями, тайком вытянула из ее кошелька две бумажки по сто рублей и, в панике перепрыгивая через три ступени, ринулась на улицу.
Че не было на лавочке. Свет в глазах померк.
А потом сердце чуть не взорвалось от радости — он стоял за кругом света, привалившись плечом к покореженной детской горке, и ждал. Ждал меня. Мы шли к круглосуточному магазину, я улыбалась и дрожала от странного азарта, тайком смахивая проступившие слезы.
На деньги Че мы купили консервы, хлеб, баклажку питьевой воды, и Че, матерясь, волок ее к электричке, грозившей закрыть двери и тронуться прямо перед нашими носами. В пустом вагоне мы еще долго хохотали и пытались отдышаться.
Мир пошатнулся и встал на место, электричка дернулась и покатилась вперед. Перед глазами возник призрак плачущей Ви в миг расставания с ней на этой платформе. Безмятежная улыбка слетела и с лица Че, он отвел взгляд, молча занял место ближе к проходу и надолго ушел в себя. Мы не виделись очень долго, и любопытство изводит меня: написал ли он Ви? Если да — что она ответила?
Отворачиваюсь к окну, и облегчение расслабляет плечи. Он не решился, иначе бы Ви первым делом рассказала мне об этом.
* * *
Не знаю, сколько прошло времени — я снова не наблюдала часов.
Вагон тихо скользит по рельсам, за окном нефтью разлита сплошная маслянистая тьма, ее изредка вспарывает белый свет фонарей на полустанках и складах с натянутой над заборами колючей проволокой. В стекле я почти все время видела лишь свое бледное лицо да идеальный профиль Че, сидевшего рядом.
Все это не по-настоящему, нет… Эти двое в отражении — лишь придуманная мной сказка для пары ночных попутчиков, сбежавших ото всех в темноту и сгинувших в ней навсегда.
Внезапно Че потянулся, снял бейсболку, взлохматил челку и осклабился:
— Я красавчик, да?
Словно под гипнозом, я кивнула:
— Да.
Я покраснела от стыда и закусила губу. Что поделать, если он даже с разбитой физиономией способен сводить девчонок с ума?
Че предложил скоротать путь за игрой в подкидного дурака. Достал из рюкзака колоду карт с голыми дамами в неприличных позах и, давясь от смеха, элегантно раздал нам по шесть. Я пять раз осталась дурочкой и лишь раз оставила в дураках Че. Я обиженно надулась, но с удовольствием отметила, как быстро он собрал идиотские карты и спрятал их обратно в рюкзак.
— Ты как попал на телевидение, Че? И почему ты Че? — Опьянев от нереальности происходящего и осмелев, я с ногами залезла на скамейку и прижалась затылком к теплому стеклу.
Че развернулся ко мне, сел по-турецки и принял загадочный вид:
— Спорим, в детстве ты смотрела передачу «В доброй сказке»?
Кто же в городе ее не смотрел? Наш телевизор тогда был относительно новым, и по выходным добрая ведущая тетя Зоя рассказывала детям сказки. Я внимала каждому ее слову, и несправедливый мир исчезал, уступая место волшебству. Это она научила меня мечтать.
— Тетя Зоя, Зоя Приозерская — старейший диктор областного телевидения… моя бабушка. — Лицо Че посветлело.
Золотая монетка очередного совпадения падает в воображаемую копилку.
Че предается воспоминаниям и продолжает:
— Она с раннего детства таскала меня с собой на съемки, записывала во всевозможные кружки и на прочие мероприятия: я играл зайцев и гномов в театре, выигрывал конкурсы чтецов, даже пел в гребаном хоре! Но в пятнадцать лет объявил себя противником системы, надел майку с Че Геварой и с бабкой больше никуда не ходил. Новая компания, новые увлечения: крыши, граффити, адреналин. Однажды я посеял ключи от квартиры и забурился к бабке на работу. Редактор, дотошная женщина, вспомнила меня. Они запускали передачу про альтернативу, искали примерно такой типаж. Вот с тех пор я и Че! Когда вернемся, напомни мне — я проведу тебе экскурсию по телецентру.
Я счастливо улыбаюсь и вздыхаю:
— Че… Ты даже не представляешь, насколько интересна твоя жизнь!..
— Зато я никогда не был в деревенском доме. — Пожимает плечами он.
От станции мы идем в кромешной темноте — лишь голубой робкий свет карманного фонарика освещает дорогу, лежащую среди пустых выжженных полей. Мы держимся за руки. Просто чтобы не заблудиться, не сбиться с пути и не упасть.
Глава 19
Деревянные облупившиеся рамы наглухо закрыты и завешены льняными шторками. С улицы не доносится ни звука — там почти смертельный полуденный зной, а здесь, в нетопленом много лет деревенском домике, прохлада и благодать. Под потолком нарезает круги муха, жужжит электросчетчик на стене.
Сладко потягиваюсь, улыбаюсь в полудреме. На тахте под цветастым покрывалом спит Че. Долго разглядываю это чудо со своей кровати, застеленной чистыми и пахнущими свежестью простынями, выстиранными мамой в прошлый визит сюда.
Ход времени в маленьком угрюмом доме остановился в девяносто шестом, когда деда свалил инсульт, и он больше не вернулся из больницы. Пустой дом притих и ждет: хранит наручные часы, очки и бритву хозяина, прячет в старых сундуках его истлевшие вещи, письма, газеты и воспоминания. Я не помню деда, но он прочел много хороших книг — они и сейчас поблескивают позолоченными буквами с корешков, выстроившись рядами на многоярусной полке.
Че, растрепанный и хмурый, просыпается далеко за полдень, смущенно и растерянно улыбается, вынуждая меня, пробубнив под нос что-то невнятное, спрятаться за ширму у печки и прислониться к прохладной стене.
* * *
За покрытым клеенкой столом мы медленно жуем консервы из жестяной банки. Че, несмотря на синяк и
