– Проблемы, милый?
Он ненавидел себя. Давно пора разобраться. Да, он любил ее, он барахтался в болоте, но так не хотелось нырять в него окончательно. Куда уж проще – не задавать вопросов, резвиться в кровати, уходить, зная, что завтра можно снова приехать, и тебе обрадуются, сделают приятное…
– Не увлекайся таблетками, – буркнул он, обнимая ее за плечи.
Она засмеялась механическим смехом.
– Это просто витамины, милый. Ты ведешь себя нелепо, согласись. Тебя не беспокоит, что я прошлой ночью убила человека?
Ты никого не убивала, – едва не сорвалось с губ. Он прикусил язык. Она, похоже, перевыполнила «норму». Задышала хрипло, схватила за горлышко графин, присосалась – вода потекла по халату. Чуть не уронила, он успел подхватить. Симпатичное личико покрывала мертвецкая бледность.
– Голова закружилась, прости…
Самое время извиняться. Он взял ее на руки, отнес в спальню, положил, укрыл покрывалом.
– Отдохни.
Она посмотрела на него с благодарностью и вскоре уже спала.
Он вышел из спальни, прикрыв дверь. Прислушался к голосам из подсознания. Фон опасности сегодня умеренный. В конце концов, он мужик или тряпка? Спортзал не посещал? Он подошел к окну. Сквозь гибнущие тополя просматривалась часть дороги, искореженный фундамент барака напротив. Дворник в болоньевой курточке, таща за собой метлу, бродил вдоль цокольного возвышения. Вспомнился анекдот: дворник ходит вокруг дома, забрасывает мусор обратно в окна. Приличный здесь район, даже дворники имеются…
Протащилась парочка отбросов общества. Проехала машина – фургон землистого цвета. Он прошагал на кухню, забрался в коробку на холодильнике, отделил парочку капсул, завернул в салфетку, остальное убрал на место. Заглянул в спальню – Кира спала, подоткнув кулачок под щеку. Он прикрыл дверь и начал методично обыскивать квартиру. Киру поселили здесь не так давно. В кладовках и на антресолях скопилась уйма ненужных вещей. Но это были не ее вещи. Хрупкие елочные игрушки в заплесневелых коробках, ветхая литература: «Двадцать лет спустя» Дюма, Вальтер Скотт, Уилки Коллинз, стопка «Роман-газеты» семидесятых годов. Швейная машинка, обломки зеркал, велосипедные детали, ржавая настольная лампа. В распоряжении Киры были только бельевой шкаф, несколько предметов на кухне и в ванной, две пары потертых туфель, кроссовки, тапочки, стопка женских журналов за прошлый год, несколько художественных книг – Франсуаза Саган, Шарлотта Бронте. Никаких свидетельств, что в доме появляется кто-то еще, тем более мужчина. На гвоздике в прихожей висели ключи, из чего явствовало, что выходить из дома Кире не возбраняется. Он не нашел ни записных книжек, ни сотового телефона. Телевизор работал на метровых каналах, качество вещания оставляло желать лучшего. Городской телефон, перемотанный клейкой лентой, ютился под тумбочкой. Гудков не было. Может, отключили, а может… Она говорила, что регулярно общается с подругой Василисой. Кто такая Василиса? Выдуманный персонаж или… имеется прототип?
Отрицательный результат – тоже результат. Он на цыпочках вошел в спальню, приоткрыл окно, стал исследовать подоконник и карниз. Все в грязи и ржавчине. Он покинул квартиру, побежал вниз. Опять заморосил дождик, выгнав с улицы последних маргиналов, включая дворника. Он запахнул куртку, поднял воротник и побежал за угол. Тщательно обследовал землю под окном второго этажа. Асфальтовой обводки вокруг дома, разумеется, не было. Под фундаментом красовались проплешины глинистой почвы, жухлые островки сорняков, опавшая с тополей листва. Он сел на корточки, мысленно разбил участок возможного падения, принялся внимательно его осматривать. И… не составил точного представления. Дождь хлестал всю ночь, моросил утром, днем, следов не осталось. Даже если была кровь, ее давно смыло. Но крови, по утверждению Киры, не было – закрытый перелом шеи, мгновенная и, хочется верить, заслуженная смерть…
Он ворошил листья, скептически похмыкивал. Со стороны могло показаться, что человек потерял вчерашний день. Возможно, тут кто-то лежал, возможно, нет. Он нашел трупик мышонка, обрывок горелой газеты, несколько полусгнивших окурков. Посмотрел наверх, прикинул траекторию падения тела и того, что могло от него отделиться, сделал шаг вперед, практически забравшись под куст, разворошил листву. Вскрикнул, порезав палец. Раздвинул листву над опасным предметом, уставился на остроконечный нож с костяной рукояткой и продольным желобом на «рабочей» части. Рассматривал долго, недоверчиво, не решаясь взять в руки. Этот нож мог ничего не значить. Но больно уж свеженьким он выглядел. Игнорировать было глупо. Он извлек пакет из бокового кармана (всегда держал для хлеба и прочей мелочи), взялся за лезвие двумя пальцами, упаковал находку. Быстро осмотрелся. Вроде тихо. Дождь уже не хлестал – падал бесшумно, вкрадчиво. Бред, конечно, но все равно интересно…
Вскоре он уже шагал по угрюмым задворкам. Такое ощущение, что в этой местности шли затяжные бои с применением артиллерии. Погреба просели, вереницы заброшенных сараев, земля изрыта – то ли снарядами, то ли бульдозером. Он ускорялся, переходил на бег. Выбежал к речушке, заваленной буреломом, бетонными плитами. Тропа петляла к берегу, он спустился в крохотную бухточку, защищенную от ветра мусорными горами. Воняло нечистотами. В погожие дни здесь, наверное, отдыхал местный люмпен – «пикники», тематические собрания, прочие пьяные радости… Он поднял ботинок, застрявший между плитами. Неплохо выглядел предмет обуви – в отличие от всего, что его окружало. Изделие явно импортное. Мощная микропора, добротная кожа, носки почти без потертостей, шнурки почему-то завязаны. Второго ботинка, сколько ни вертел он головой, не было. Трудно придумать причину, почему кто-то выбросил почти новый дорогой ботинок. Странные мысли роились в голове. Ни одной приятной. Он мрачно смотрел на находку, борясь с предчувствиями, поднял голову, уставился на бурый поток с небольшой примесью «аш-два-о»…
Дождь прервался, как по команде. Когда он выбрался на «родную» улицу Бакинских комиссаров, выглянуло солнышко. Из домов выходили люди. Знакомые старушки, постукивая палочками, добрели до лавочки, постелили резиновые коврики, сели. По проезжей части, словно вихрь, промчалась стайка цыганят – вылитая стая пираний. Знакомый опер, работавший по молодости в УВД на транспорте, как-то шутил, что если к цыганенку приделать передатчик, за час можно составить точную план-схему вокзала. Захолустье ожило, наполнялось звуками. Завизжала электропила – местный потрошитель взялся за работу. Распахнулось окно под чердаком, вылетела сломанная табуретка. В окне объявились два веселых гуся, затянули удалую песню. Вылупилась молодуха – из тех, что обожают мужские компании с серьезным отношением к алкоголизму и умением заехать даме в глаз. Повертелась, поплыла мимо Смолина. Заинтересовалась, узрев человека под деревом.
– Эй, мужчина, а как насчет сигаретки? – спросила грубо и жеманно. – Угостите даму?
Смолин показал ей пачку. Мурлыча под нос «сигарета тлеет две минуты, а у дамы время больше нету…», особа сменила направление и заструилась к дереву. Ей явно не хватало таблички на груди «Осторожно, накрашено». Смолин инстинктивно напрягся. Он не имел ничего против прекрасного пола, но придерживался мнения, что все прекрасное должно быть в меру. Дама уставилась на незнакомца с незатейливым интересом. Синяк под глазом был замазан пудрой, но все равно просвечивал.
– Скучаем, мужчина? – Она забрала предусмотрительно выбитую из пачки сигарету, потянулась за огнем.
– Отдел расследований, мэм, – строго сказал он, стрельнул адвокатским удостоверением (удачно заделанным в красные корочки).
– Ой, я так испугалась, – призналась «мэм» и хрипло загоготала.
– Дело не в страхе. – Он поспешно спрятал документ. – Вы живете в восемнадцатом доме?
– Ну и че? – Дама подбоченилась, выдвинула в качестве оборонительного редута нижнюю челюсть.
– Проводится операция, – загнул он. – Район под негласным наблюдением. В одном из близлежащих домов расположена точка по сбыту героина. Итак, вы живете в восемнадцатом доме?
– Ну и че? – слова были те же, но интонация другой.
– На каком этаже?
– На втором… Одиннадцатая хата.
– Замечательно. Состав семьи?
– Чего?
– Ладно, расслабься, красавица. – Он соорудил располагающую улыбку. – Ты просто здесь живешь, твои приметы не совпадают с приметами преступников. Я же вижу, ты приличная женщина. Но нам нужно знать, кто еще живет на втором этаже. Отец у тебя есть?
– Не-е, – дама расслабилась, заржала, как породистая лошадка. – Ветром сдуло папаху. Одни мы с мамахой остались, – аборигенка картинно завздыхала. – Старенькая она, дома сидит. Может, пройдемся, мужчина? Познакомимся с нашим светским обществом. С Ночнушкой, Плохишом, Хасьяном – отличные люди…
