в странную, но уже очевидно слышимую мелодию. Верди закрыл глаза, и к этой мелодии присоединились скрипки. Потом вступило фортепиано, и вот уже рука сама пишет по нотному листу.
Совершенная случайность привела на аллею к скамейке с Верди Джузеппину Стреппони, которая тоже решила провести две-три четверти часа на свежем воздухе. Заметив Верди и подойдя ближе, она улыбнулась его закрытым глазам, его руке, метавшей ноты по листу на скамье, но решила не беспокоить. Несколько мгновений она любовалась работой маэстро, а затем повернулась и продолжила свой путь.
Верди, сам не поняв отчего, вдруг открыл глаза и увидел Джузеппину. Музыка растворилась в шелесте зеленых крон, но его внимание уже было не с ней.
– Синьорина Стреппони! – прокричал он.
Джузеппина остановилась и повернулась к нему с улыбкой. Он бросился к ней.
– Я был уверен, что вы в летнем туре?
– Всего пара дней перерыва в Милане перед отъездом в Венецию.
– Не будете ли вы против, если я прогуляюсь с вами?
– Извольте.
Джузеппина опять улыбнулась, и он почувствовал, что скучал по этой улыбке. Она всегда придавала ему сил, которых сейчас так отчаянно не хватало. Они медленно шли по алее парка, и Джузеппе нравилось, как шелест ее юбки подпевал ритму их шагов.
– Как продвигается работа над вашей новой оперой, маэстро? – спросила она.
– Боюсь, моя муза не обитает на полях комедии, – не без доли сарказма ответил он.
– Какой же климат ей подходит больше?
– Мне по душе искусство, которое вдохновляет людей, а не развлекает их.
– Как славно сказано. Знаете ли вы, на что хотите вдохновить?
Навстречу Верди и Джузеппине шагал патрульный отряд австрийских офицеров. Джузеппе бросил на них один из тех взглядов, что красноречивей любых слов в мгновенье объясняют отношение человека к тому, на что этот взгляд направлен. Это не осталось незамеченным Джузеппиной.
– О, я бесспорно знаю на что, но как… вот это пока для меня загадка.
Синьорина Стреппони лишь молча вздернула бровь, решив, что тему стоит оставить.
– Мне жаль, что я не смогу принять участие в вашей новой постановке, – проговорила она.
Об участии певицы в своей будущей опере маэстро не просил, однако еще до возможной просьбы об этом Джузеппина утвердила свое расписание на грядущую осень таким образом, чтобы положительный ответ ей дать не удалось. Пробившийся сквозь здравый смысл росток взаимного чувства было бы слишком рискованно питать, и это было очевидно обоим.
– Возможно, это к лучшему, синьорина, – с легкой грустью ответил он.
– Когда назначена дата премьеры?
– На пятое сентября.
В теплой дружеской беседе Верди проводил Джузеппину до ее экипажа и распрощался с ней на долгих два месяца. Раньше октября в насыщенном графике дивы Милан не появлялся.
Джузеппе гулял по улицам города до глубокой ночи. Ему не хотелось домой. Звуки вокруг упрямо рождали только натуральные миноры, некоторые из которых были весьма милы, но все они совсем не годились для комедийной мелодрамы. На душе было тоскливо, в голове мутно, в теле тяжело.
Когда он добрался до дома, Маргарита уже спала. Он медленно прокрался в спальню, сел на краешек своей половины кровати и начал раздеваться ко сну.
– Папа навестил нас сегодня, – произнесла вдруг Маргарита, не открывая глаз. Верди на мгновение замер. Впервые за очень долгое время она сама начала разговор.
– Мне жаль, что я его не застал, – ответил Джузеппе, расстегивая камзол.
– Он предлагает мне перебраться в родные стены Буссето, пока ты полностью занят начавшимися репетициями, – она все так же лежала, уютно укутавшись в одеяло и не открывая глаз.
– И что ты ответила? – Верди предчувствовал надвигающуюся бурю.
– У меня нет желания ехать без тебя.
– Значит, тебе не следует ехать, – ободрительным тоном ответил он, все еще занимаясь своим туалетом.
– Я хочу, чтобы мы уехали вместе.
– К сожалению, – проговорил он, кряхтя развязывая ботинки, – в данный момент о таком желании не может быть и речи.
Маргарита открыла глаза.
– А когда о моем желании будет идти речь?
Джузеппе повернулся к Маргарите и посмотрел на нее, будучи несколько сбитым с толку. Маргарита села, ее лицо было пугающе спокойно. Когда она заговорила, Верди впервые в жизни услышал стальные нотки в тоне жены:
– Ты желал славы, и мы покинули дом моих родителей через четыре недели после того, как Вирджиния ушла из этого мира.
– Герита…
– Мы жили в этой крошечной сырой норе, где я никого не знала. Ты всегда был в отъезде, и то, что я хочу, никогда не бралось в расчет, – она говорила так медленно, как будто каждое слово было тяжелой гирей, которую ей для самой себя нужно было взвесить.
– Ты несправедлива, Герита… – еще раз неудачно попытался перебить ее Джузеппе.
– Ты оставил меня ради репетиции на следующий день после того, как малыш Ичилио сделал свой последний вздох. Когда наступит очередь моих желаний, Джузеппе?
– Я делаю это ради нас!!! – Верди сам испугался того, как резко и грубо он выкрикнул эти слова.
Маргарита вздрогнула и посмотрела ему прямо в глаза. Это был взгляд того, кто понимает, что есть пропасть, которую он не в силах преодолеть. Молча она забралась обратно под одеяло, отвернулась и закрыла глаза.
– Ты делаешь это вопреки нам, – тихо промолвила она.
Джузеппе был совершенно обескуражен. Его эгоцентричная система ценностей отторгала слова Маргариты как чужеродное тело. Словно избалованному ребенку, ему хотелось броситься к ней в ноги, тянуть ее за подол, кричать, что есть мочи, требовать чтобы его Герита к нему вернулась. Он был готов рыдать, что измучился без ее поддержки, что ему тоже нужно утешение, что он сам уходит все глубже и глубже в болото уныния, и ему как воздух нужны ее плечо и ее улыбка. В конце концов, он тоже любил всем сердцем своих детей! Но он не решился сказать и слова. Вернее, не смог найти стоящих слов. Лучше уснуть и дать утру принести с собой свежие мысли. Верди лег на свою половину кровати и вскоре забылся глубоким тяжелым сном, как будто провалился в черную яму.
В третьем часу ночи Джузеппе проснулся от того, что Маргарита, лежащая рядом с ним в постели, билась в лихорадке. Он резко сел, коснулся ее лба, схватил ее запястье, поцеловал его. Тело жены горело.
– О, нет… нет, нет, нет, нет, нет… – в панике забормотал он. Какая-то часть его до конца не проснувшегося сознания еще надеялась, что он просто видит ночной кошмар.
Дрожа всем телом, Маргарита с щемящей нежностью посмотрела на мужа.
– Мне жаль, Джузеппе. Прости.
