Первым на глаза ему попался труп косматого верзилы. Он валялся недалеко от того места, где Кандид бросил мешок и топор. Одного взгляда на тело было достаточно, чтоб понять: серые твари побывали и здесь. Верзила лежал на спине, раскинув в стороны руки и ноги, вся его грудь и живот представляли собой сплошную рваную рану. Вокруг повсюду валялись страшные кровавые клочья и сгустки. Кандид подобрал свои вещи и зашагал к тростнику, стараясь на все это не смотреть. Лохмач лежал в тростнике, почти у самой воды, и было неясно, убил ли его верзила, или же он тоже стал жертвой серых тварей. Сквозь заросли было видно только его голову с лицом, застывшим в последнем смертельном оскале, плечо и руку, намертво стиснувшую тростниковые стебли. Кандид не стал приближаться к нему, постоял с минуту, вздохнул и побрел, утопая в иле, вдоль берега.
По берегу он шел долго и почти миновал озеро, как вдруг неожиданно уткнулся в заводь. Лезть в воду из-за этого не хотелось, заводь оказалась невелика, и Кандид решил обойти ее посуху. Он выбрался из тростника на траву, миновал чащобу папоротника и вышел на относительно открытое пространство. Местность оказалась сырой, под ногами хлюпало и чавкало сказывалась близость болот, в которые этим краем упиралось Безымянное озеро.
Кандид почувствовал, что неплохо было бы сделать передышку, отыскал взглядом бревно неподалеку и сел.
И тут же увидел вездеход.
Точнее, он не сразу понял, что это вездеход. Название машины, чернеющей в зарослях неподалеку, всплыло из памяти спустя несколько секунд, в течение которых он медленно поднимался с бревна и хлопал от удивления глазами. Кандид никогда не видел вездехода, но точно знал, что это он. Не веря своим глазам, он подошел к вездеходу. Машина стояла, сильно накренившись вперед. Передние ее колеса увязли в луже, на лобовом стекле и капоте лежал внушительный клубок лиан и веток. Дверца кабины была распахнута, а в самой кабине было пусто. Кандид с опаской дотронулся до борта вездехода и заглянул в кабину. Борт был теплый, в кабине что-то попискивало, на пульте моргали индикаторы и лампочки, пахло бензином и кожей кресел. Словно потайная заслонка рухнула у Кандида в памяти, и лавиной в сознание хлынула гамма этих странных, но знакомых слов и понятий. Бензин, индикаторы, кабина...
Он стоял в недоумении и замешательстве возле пустого вездехода и не знал, что делать. Какие-то смутные чувства переполняли его, а он не мог разобраться в них, не мог понять, что же такое стронулось где-то в глубине души. Ему казалось, что это должно быть связано как-то с отцом, с его мечтами о родине и возвращении, его попытками найти в лесу хоть какие-то следы этой самой родины, хоть какие-то знаки... И вот теперь... А что же теперь? Кандид не знал - что. Он чувствовал волнение, но не понимал его причину. Словно бы он неожиданно приблизился к чему-то важному, очень важному и теперь не знал, что с этим делать. И от этого ему стало неуютно и нехорошо. Ему захотелось изгнать из сердца неясную тревогу. Он вдруг вспомнил о своем племени, о своей семье, о том, что надо торопиться на стоянку,- все эти вещи никак не вязались со стоящим перед ним вездеходом. Он был совсем из другой жизни, этот покинутый вездеход, и тогда Кандид попятился от него. Он попятился сначала медленно, затем все быстрей и быстрей, потом развернулся и зашагал к озеру, не оборачиваясь.
Когда он огибал заводь, то внезапно вышел на дорогу. Дорога оказалась бетонной, вся в трещинах, поросших травой и цветами.
Сразу было видно, что она заброшена. Кандид, не останавливаясь, проскочил каменную полосу, чтобы не дать странным чувствам вновь усилиться, и снова углубился в тростник, примыкающий к воде.
Плыть пришлось еще дольше, чем в первый раз, - озеро в этой части было шире. Но вода тут оказалась уже другая: чистая и прозрачная, не было цепких водорослей, сковывающих движения, не было ныряющих кувшинок, только водяные пауки иногда пробегали рядом, да смачные, урчащие пузыри с сидящими внутри донными мухами поднимались с глубины навстречу и вспенивали воду перед самым лицом.
Берег, как он и думал, оказался болотистым, сильно заросшим осокой, и Кандиду пришлось долго искать сухое место, где он упал, чтобы перевести дух. Он лежал на спине, раскинув руки и закрыв глаза. Сердце постепенно утихомиривало свои удары, давно проснувшиеся болотные обитатели наперебой гудели, орали, свистели рядом, а ему не хотелось вставать. Только сейчас он почувствовал в полной мере, как высосала из него силы эта ночь. Он позволил себе немного расслабиться и полежать с закрытыми глазами.
Заплыв через озеро навеял у него воспоминание из времен самого начала Освобождения. Он вспомнил одно знаменательное сражение; они дрались тогда за озеро, называвшееся Камышовым. То озеро, как и Безымянное, было очень вытянутым и узким, и им приходилось пересекать его на плотах вдоль, потому что вести атаки с берегов было трудно: берега оказались сильно заболоченными. Они тогда еще многого не умели, безлицые еще не давали им Дьявольскую Труху, не научили их ночным методам ведения боев, и приходилось рассчитывать только на свои силы. Кажется, тогда, да, именно тогда, на Камышовом озере впервые обнаружилось, что мертвяки слабеют, что они уже не обладают той силой и проворством, присущими им ранее. Племена удачно объединились тогда: к их племени примкнули и племя Губастика, и племя Шатуна. И это была первая серьезная победа над подругами. Здесь, на этих землях, в этой части леса. А в других землях были свои первые победы и свои камышовые озера, но как ни странно, примерно в одно время. Об этом свидетельствовали и молва, и крылатковая связь, и безлицые, которые, как известно, знали многое, если не все. После захвата Камышового озера Шатун подался на юг и геройствовал там - о его подвигах долго ходила молва. Жаль, не дожил он до конца Освобождения, рассказывали, что загнали подруги все его племя в болота и утопили, даже животных напускать не стали. Да, это было время сражений с переменным успехом, и до полного Освобождения было еще ой как далеко. Но, кажется, именно тогда, на Камышовом озере, когда они весь вечер залечивали раны, таскали трупы и подсчитывали потери, они стали понимать, что оно - неизбежно.
Кандид открыл глаза и сел. Пора было идти. Солнце стояло высоко, и дело близилось к полудню. Сколько он еще провозится на этих болотцах, пока выберется к перелеску? Болотца маленькие, но их впереди целая россыпь. По крайней мере, так было раньше, в те времена, когда Кандиду довелось здесь однажды побывать. Может, сейчас здесь уже не скромные болотца, а непроходимая трясина или еще что похуже. В любом случае, выбора у него не оставалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
