Нижние чины относились к «немчуре» с подозрением, поэтому некоторые генералы и офицеры вслед за Петербургом, переименовавшимся в Петроград, сменили немецкие фамилии на русские. Вероятно, это было трудное и неприятное решение — отказываться от родового имени. Тяжело, наверное, было видеть в газетах и агитационных листках трескучую германофобскую пропаганду — куда ж без нее.
Маяковский потешается над немецким словом
Однако командованию и в голову не приходило устраивать в армии какие-то этнические чистки, а интернированию подлежали лишь германские и австрийские подданные.
Совсем иначе «немецкий вопрос» у нас был решен во время Второй мировой войны. Немцев в стране к 1941 году стало значительно меньше (часть эмигрировала еще в Гражданскую, часть уехала в сороковом году из Прибалтики, часть была репрессирована во время Большого террора), но все же в СССР жили полтора миллиона тех, кто, по терминологии Третьего Рейха, относился к категории «фольксдойче».
На сей раз обошлось без погромов — при Сталине народная самодеятельность не поощрялась. Зато вождь любил репрессировать целые нации. Немцев депортировали в Казахстан и Сибирь почти сразу же после начала войны — просто в качестве превентивной меры. Военнослужащих (а их было немало, 33 тысячи) из армии вычистили. Остались единицы: кто-то замаскировался, назвавшись евреем или сменив фамилию; кого-то оставили в порядке исключения как особо ценного специалиста. Условия были куда более жесткими, чем во время предыдущей войны, поскольку особисты повсюду вынюхивали предателей и с доказательной базой никто не церемонился. Нужно было воевать с удвоенной доблестью и не ждать за это наград, тем более повышения — немцу высовываться, привлекать к себе внимание не рекомендовалось.
Тем поразительней, что некоторые из этих изгоев смогли дослужиться до генеральского чина. Я обнаружил троих.
Это командир артиллерийской дивизии генерал-майор Сергей Волкенштейн, герой Советского Союза (было еще семь немцев-героев):
Он к прочим несчастьям был еще и из дворян
Это генерал-майор Александр Борман, командующий 1-й истребительной воздушной армией ПВО:
По паспорту русский, но какова фамилия?
Это — генерал-лейтенант Николай Гаген, командующий 26-й армией:
Бывший штабс-капитан.
Очевидно поэтому был принят в партию только в 1939-ом, уже полковником.
Родиться в стране «пролетарского интернационализма», жить ее жизнью и интересами, не отделяя себя от остальных, а потом вдруг узнать, что все вокруг свои, а ты чужой — этот травматический опыт довелось пережить многим советским нациям, но у немцев потрясение было двойным.
В школе, где училась моя мать, тоже были московские немцы. Про ее одноклассника Леонида Оттовича Винтера, погибшего на фронте, я когда-то уже писал, но не знаю — возможно, он был еврей. Зато другой ее товарищ точно был немец. Я в детстве часто его видел, он бывал у нас дома. Мать говорила, что в начале войны он служил в армии, потом вдруг исчез и появился вновь лет через пятнадцать. Где всё это время был и что делал, он никому не рассказывал, только улыбался. Семьей не обзавелся, образования не получил, хотя вырос в профессорской семье. Жалко его особенно не было, потому что остальные мальчишки из их класса почти все погибли, а он выжил. Но помню, что было странно. Надо же, он ничем не отличается от нас, думал я. А сам — немец. В те времена, в начале шестидесятых, это все еще было особенное слово, со зловещим звучанием.
Чужие среди своих (окончание)
28 декабря, 13:47
Негодование по поводу того, как Сталин обошелся с советскими немцами, несколько блекнет, когда вспоминаешь, что в той же ситуации Америка, поборница прав человека, повела себя немногим лучше.
В 1941 году в США жили несколько сотен тысяч американцев японского происхождения — так называемые нисэи (это значит «второе поколение», хотя сюда иногда относят и первую, и третью генерацию иммигрантов).
Шок от неожиданного удара по Перл-Харбору и страх перед грозным врагом иной расы, иной культуры, иной психологии были так велики, что президент Рузвельт позабыл об идеалах демократии. Эксперты и советники говорили ему, что японцы плохо ассимилируются, что их эмоциональная связь с исторической родиной крепка, а культ микадо в их среде очень силен. На самом деле это было заблуждением. Японское воспитание сакрализирует чувство благодарности и корпоративность. Своей новой родине нисэи были искренне благодарны, ощущали себя членами корпорации «американский народ» и сумели доказать свою искренность (очень японский термин), несмотря на то, что «корпорация» поступила со своими новыми гражданами скверно.
Сначала нисэев зачислили в категорию 4C («враждебные иностранцы»), а вскоре Рузвельт санкционировал их интернирование. В общей сложности в лагеря попали сто десять тысяч человек.
Американским японцам, так же как русским немцам, пришлось доказывать кровью, что они не подозрительные чужаки, а патриоты. С огромными трудностями нисэи добились разрешения сформировать батальон (потом полк) из добровольцев. Еще тяжелее было попасть на фронт. Воевать с армией микадо им не доверили — отправили в Европу, драться с немцами. Психологически это, наверное, было правильно.
Солдаты этого американского полка ходили в атаку с криком «банзай»
442-ому пехотному полку пришлось пролить очень много своей крови, прежде чем недоверие было преодолено. Боевые потери этой части были самыми высокими во всей американской армии. За год состав менялся несколько раз. Из четырнадцати тысяч человек, отслуживших в полку, девять с половиной тысяч получили орден «Пурпурное сердце» — аналог нашей нашивки за ранение. После октябрьских боев 1944 года на юге Франции в строю осталось меньше трети солдат. Зато 442-ой стал рекордсменом по количеству наград. 21 человек был удостоен Медали Почета, высшего воинского знака отличия.
После боя
Было много и горечи, и обид. Генерал, которому подчинялся «японский» полк, раз за разом гонял этих не вполне своих солдат в самое пекло, очевидно, жалея их меньше, чем своих. Из-за этого уже после окончания войны произошел неприятный инцидент. Принимая на торжественном построении рапорт командира нисэев, тот самый генерал протянул руку, но полковник лишь поднес ладонь к фуражке, а рукопожатие не принял. Стало быть, не простил.
А недавно у меня появилась возможность взглянуть на эту проблему с другой стороны фронта. В ноябре я пообщался с японским писателем Отохико Кага, который написал роман «Корабль без якоря» про одного храброго летчика императорских военно-воздушных сил. Вот этого:
Не очень похож на японца, правда?
Это майор Рё Курусу (1919–1945). Он был сыном дипломата-японца и американки. Естественно, воевал за свою страну — Японию. Во времена, когда японские города сгорали дотла под американскими бомбежками, человеку с таким неправильным лицом жилось трудно. Вся книга — про то, как трудно доказать своим, что ты свой, если они считают тебя чужим. Финал романа трагический: главный герой, сбитый в воздушном бою, выбрасывается на парашюте — и соотечественники забивают его до смерти, приняв за американца.
Когда-нибудь в энциклопедиях будут писать: «Война (ист.) — эпидемическое психическое заболевание непонятной этиологии, в прежние времена периодически поражавшее целые народы».
Из комментариев к посту:
sdiki
Да, печальная история. Я не знал, что масштаб бедствия был так велик — сто тысяч человек, я думал, что интернированных японцев было порядка 5-10 тысяч человек. В то же время забавно, что никаких мер против немцев американцы не предпринимали, а немцев в Америке были миллионы, и среди них было очень много реальных сторонников Гитлера. Но, видимо, количество сыграло свою роль — репрессии против такого количества людей были бы невозможны в американской системе.
notabler
Из русских немцев Сталин никаких полков, кроме лесопильных, не формировал же. Даже с японцами биться не отправил, хотя вполне мог бы. И числом их куда поболе было. Хотя "немногим", а все же куда лучше обошлись американцы. И после войны никаких ни компенсаций, ни извинений не последовало. Наоборот — вернулись немцы к мирной жизни на развалины. Мои детские воспоминания 1957 года о посещении немецкой деревни в Челябинской области — все дома саманные, слепленные самими женщинами в основном — мужчин очень мало. И ни одного дома с нормальным полом — все глинобитные. Так до самого отъезда в Германию они толком и не оправились. Да и в Германии не прижились — русаки, не немцы. Сломал Сталин им хребет навсегда.
