Рейтинговые книги
Читем онлайн Рассказы о Родине - Дмитрий Глуховский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 37

Все остальные подсудимые безмолвно пялились на генерала с искренним изумлением.

— Кто — мы? — только и смог произнести Антон.

— Мы — те, кто вами управляет и командует, — просто ответил седой.

— Он врет, — зачем-то встрял Честноков. — Не верь ему. Их же специально учат…

— Нет! Это он лжет! — всхрапнул генерал. — Выгораживает нас…

— Ты спятил! — завизжал Честноков. — Какое право — ты!..

— Заткнитесь все! Тихо! — взревел Антон.

Он подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Посмотрел сверху на облака, и вдруг ему очень захотелось по ним пройтись.

Антон повернулся к подсудимым. Присел перед генералом.

— Наверное, врешь. Но вдруг есть шанс, крошечный, микроскопический шанс, что это действительно так? Что ты правду говоришь? Один шанс из двухсот сорока миллиардов? Что тогда?..

Он полез в оттопыренный «макаровым» карман.

Генерал зажмурился.

Но вместо пистолета Антон вытянул из брюк бумажник.

— У меня только четыреста тридцать рублей осталось, — почти виновато вздохнул он. — Возьмите. На благое дело.

— Да что вы! — опешил генерал. — Не стоит…

— Ты не понимаешь, — Антон потряс тяжелой головой. — У меня нет права. Это же… Это же вековая мечта! Да на моем месте любой бы… Любой русский человек последние штаны бы снял и отдал… Это же такое… Ведь если есть хоть один шанс, хоть один из двухсот сорока миллиардов, что вы нас наконец в покое оставите… Я не имею права на ошибку!

Антон нагнулся и перерезал скотч на запястьях генерала, потом перешел к остальным чиновникам — обалдевшим, не верящим в спасение.

— Мы, конечно, не люди, но чтобы вот так вот, чтобы последние деньги отбирать… — галантно произнес генерал, рассовывая мятые купюры по карманам.

— Берите! — твердо сказал Антон. — Я знаю, что это мало. Но вдруг мои деньги помогут приблизить этот день хоть на секунду… Берите. Берите и с…бывайте с миром!

Он махнул рукой, развернулся и двинулся к лестничной клетке.

Обугленная душа его оживала, расцветала. У него все еще оставалась одна поездка — куда угодно, хоть на край света.

Каждому своё

В последнее время Пчелкин совсем утратил покой. Даже после изнурительного рабочего дня, даже после еженедельного побивания камнями в премьерском кабинете, и даже после посещения закрытого мужского клуба на Кузнецком Мосту — ровно напротив приемной ФСБ — он подолгу ворочался в постели, мял и закручивал шелковые простыни, невнятно огрызался на сонно-сочувственные вопросы жены и шел на кухню глотать виски с водой.

Спать мешала не совесть, не ночные кошмары, не неуплаченные налоги.

Через неделю Пчелкину исполнялось пятьдесят. Возраст, когда становится очевидным, что жить осталось уже меньше половины отведенного тебе срока, и, исходя из средней продолжительности жизни по стране, намного меньше. Возраст, когда понимаешь, что впереди ждет старость с непременным набором атрибутов: облысением, одиночеством, ревматизмом, давлением и маразмом. И слава богу, если не онкологией. Когда оглядываешься назад — а все прожитые тобой сорок девять лет и сорок девять недель кажутся вдруг подборкой довольно непримечательных семейных и официальных фотоснимков. Довольно скверной подборкой, если честно, и не слишком-то толстой.

Да, Пчелкин подходил к этой дате во всеоружии. По крайней мере, ему не приходилось отвечать себе на вопрос «Да чего ты добился в этой жизни?!». Пчелкин добился многого. Он был министром. Да, и кстати, еще отцом двух замечательных, взрослых уже сыновей, обучающихся в колледже Сент-Мартинс в Лондоне. Разве не счастье?

Пчелкин, как и все прочие члены правительства, был человеком неверующим и в храмы захаживал только по просьбе пресс-службы. На загробную жизнь не рассчитывал, поэтому брал все от этой. По убеждениям он причислял себя к гедонистам, и министерский портфель был для него неисчерпаемым кладезем удовольствий.

В большую политику Пчелкин пришел по призыву — призвали весь университетский курс, ну и его призвали. А до тех пор строил карьеру в частном секторе, и довольно удачно. Специальность у него была хорошая: кризисное управление. Задача всегда стояла одна: из отведенного бюджета разваливающегося предприятия суметь изыскать средства на его возрождение, не обидев и себя.

Сначала он творил чудеса с бюджетами мелких торговых фирм, потом управлялся с бюджетами металлургических заводов, затем осваивал бюджеты на восстановление давших течь корпораций. К вверенным компаниям Пчелкин относился с известным сочувствием, примерно как хирург к оперируемым. В резюме заносил только триумфы, но свое кладбище, как у любого хирурга, у Пчелкина было. Ну и что? Бывает, что пациент просто не жилец! В конце концов, выживших было больше, поэтому каждый новый клиент у Пчелкина был крупнее предыдущего.

Смысл жизни Пчелкин себе выбрал подходящий: развитие. От правильно освоенного бюджета агрокомпании к правильно освоенному бюджету угольного разреза, а оттуда — к правильно освоенному бюджету потопленного нефтехимического завода. Все по поступающей. И когда впереди в золотисто-алых лучах перед ним забрезжил Князь всех бюджетов — Бюджет Российской Федерации, Пчелкин понял: жизнь удалась.

С тех пор прошло несколько лет.

Уже материальное не интересовало Пчелкина. И журнал «Форбс» не включал его в свои рейтинги только по настоятельной просьбе его, происходящей от природной скромности.

Уже дети его, учащиеся в Лондоне в художественном колледже, могли до конца дней своих заниматься только искусством, никогда не думая о хлебе насущном. И дети их. И дети их детей. И так до седьмого колена.

Уже на прием к Пчелкину надо было записываться за полгода, и секретарши его, поставленные элитным модельным агентством, были все послушными наложницами его.

Уже и Санкт-Моритц наскучил ему, и Майами, и назойливое жужжание моторов Формулы-1 по тесным монакским улочкам. Над головой Пчелкина кроме бездонных и необитаемых голубых небес обнаружился еще и стеклянный потолок. Забраться еще выше, чем он уже сидел, Пчелкин надеяться не мог. Вот и захандрил.

И долгими бессонными ночами в преддверии пятидесятилетия, подводя итог своей молниеносной карьеры, Пчелкин вдруг стал задаваться вопросом: и это все?

Белый «пазик» остановился и гнусаво погудел. К дому Пронина он подъехать не мог: в дороге тут зияла бездонная выбоина, ставшая вратами в чистилище для многих десятков подвесок.

Семен докурил, затушил бычок о крышку банки из-под латвийских шпрот и в три прыжка оказался на подножке автобуса. Водитель хмуро кивнул ему, «пазик» дернулся и покатился по деревянным улицам старого Иркутска, вихляя, будто шел по минному полю.

Подобрав остальных, водитель взял курс из города. Теперь можно было укутаться в ватник и доспать: до места было ехать часа полтора. Сначала по приличной трассе, отремонтированной к выездному заседанию Госсовета, потом по бетонке и наконец в самую глубь леса по широкой просеке, изрытой огромными колесами форвардеров.

Семен свою работу знал и любил. Он посвятил ей, наверное, всю свою сознательную жизнь, за вычетом армии и двух сроков — за злостное хулиганство и за хищение.

Семен был косноязычен, и спроси его, почему он не променял механический и скучный свой труд ни на торговлю в ларьке у школьного дружбана, ни на возможность калымить на строительстве коттеджей для московских буржуев, он толком объяснить бы не смог.

А дело все было в том, что, намечая себе фронт работ на день и аккуратно выполняя план к вечеру, превращая свои две сотки хвойной чащи или дубовых рощ в аккуратные белые пеньки, Семен ясно ощущал: то, что он делает, приносит результат. Он, Семен, оставляет после себя след на этой земле. Да и вообще это было приятно: систематически, сотку за соткой убирать лес. И не потому, что Семен не любил деревья — любил, как муравей любит тлю. Удовольствие было того же порядка, что от неспешного зачеркивания по квадратику потопленного вражеского четырехпалубного корабля в «Морском бое», что и от планомерного заполнения отгаданными словами кроссворда в «Комсомолке»…

И, оглядывая в конце каждой своей смены утыканное свежими плахами поле, Семен ощущал что-то… Пусть и не счастье, но уверенность — в себе, в своем будущем, в своем прошлом.

Он делал хорошее, нужное дело.

А еще лесом можно было приторговывать налево.

Начинал он, еще когда работать приходилось бензопилой «Дружба» и безо всяких наушников, а трелевкой занимались древние трактора ТТ-4. Но по мере того как страна становилась на ноги, появились и наушники, и финские пилы.

И вот отечественная лесозаготовительная промышленность приготовилась к решающему рывку вперед: фирма, в которой трудился Пронин, закупила американские харвестеры. Шестиколесные монстры с мощными циркулярными пилами на выносной стреле-манипуляторе были покрашены в кричаще-красный цвет и сжирали гектар леса в три рабочих смены.

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 37
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рассказы о Родине - Дмитрий Глуховский бесплатно.
Похожие на Рассказы о Родине - Дмитрий Глуховский книги

Оставить комментарий