Любу некогда было скорбеть по верному другу – на него уже летел могучий гаут,ревевший как бешеный бык, размахивая боевым молотом. В последний момент лют успел отпрянуть, так что удар, могущий размозжить ему череп, пришелся вскользь по шлему. Однако и от этого ослабленного удара мало ему не показалось – перед глазами поплыли красные круги, все вокруг закружилось, так что молодой славянин с трудом удержался на ногах. Ожесточенная схватка словно замедлилась в несколько раз – будто во сне молодой велет смотрел, как хохочущий воин вскидывает молот для второго, на этот раз уже смертельного удара. Однако сделать его он не успел – молнией блеснула серо-синяя сталь и тело гаута, вместе с доспехами и шлемом, расселось на две окровавленные половины. Старкад, словно и не заметив, что только что спас княжичу жизнь, двинулся дальше, прорубаясь сквозь воинов Харальда словно косарь сквозь густую траву. Ни щит, ни шлем не выдерживали его страшных ударов. За ним следом шли воины Хеорота, рубившие врагов и ревевшие словно тысяча троллей. Гауты, свеи, курши, венды - все они узнавали, что такое страх, при виде исполина в рогатом шлеме, казавшегося предводителем всех великанских орд Йотунхейма. Его кольчуга была пробита в нескольких местах, но Старкад, обуянный яростью берсерка, даже не замечал ран, идя вперед, неумолимый словно горная лавина. С не меньшей яростью сражались и иные воины Сигфреда – Люб видел, как с безумным хохотом бился Виндар, золотая грива которого была перемазана в крови, пока он рубил направо и налево. Рядом с ним рубился фриз Уббо, ринувшийся в самую гущу свеев, разя их мечом и коля копьём. Его слава колдуна шла впереди него - многие свевы и гауты были готовы обратиться в бегство перед этим, казавшимся неуязвимым воином. Лишь трое самых верных ярлов Харальда,- Хагдер, Рольдер и Гретир, - рискнули сразиться с непобедимым фризом. Воспользовавшись тем, что рядом с ним на миг образовалось свободное пространство, - когда остальные воины отхлынули от Уббо, оставляя под его ногами лишь окровавленные трупы, - трое ярлов принялись стрелять в него из луков. Уббо был пронзён множеством стрел, но даже сейчас никто так и не осмелился вступить в рукопашный бой с воином, продолжавшего остервенело махать топором. В его груди торчало уже с дюжину стрел, прежде чем силы его оставили и он, словно подрубленное дерево, рухнул на землю.
Сигфред, во главе клина всадников, вгрызался во вражеское войско, размахивая мечом, снося головы и разрубая воинов от плеча до пояса, он упорно прогрызал путь туда, где Харальд точно также сеял вокруг себя смерть. Старый конунг рубился сразу двумя мечами, тогда как носившаяся по полю колесница, кромсала всех без разбора закрепленными на колесах серпами. С не меньшим ожесточением рубились и сопровождавшие конунга конные воительницы – и их свирепая ярость ничуть не уступала мужской. От руки предводительницы амазонок пал воин ярл Соти, которому меч воительницы разрубил челюсть и подбородок. Рокнар Черный,Сивард Свиноголовый, Тенгиль Высокий и многие другие воины, также были сражены женщиной-воином, тогда как саму ее убил ярл Торкиль из Телемарка, не осмелившийся сразиться с неистовой валькирией и вместо этого поразивший ее из своего лука. Другая воительница, та, что несла знамя, свободной рукой также отбивалась от наседавших на нее данов Сигфреда, не уступая яростью своим сестрам. Даже когда Сигфред, сразив всех воинов защищавших Харальда, метнулся к старому конунгу, она встала на его пути, вступив в бой с таким ожесточением, что даже конунг данов на миг отступил перед ее яростным натиском. А в следующий миг Якун Резаная Щека, во главе своих соплеменников, прорвался к Харальду – и теперь уже Сигфреду, под которым давно убили коня, стало не до Харальда, от которого его отделили разъярённые венды.Словно охотничьи собаки, окружившие дикого кабана, они наседали на конунга данов, отмахивавшегося от них мечом и топором. Рядом с не меньшим остервенением сражались и его воины, но их становилось все меньше: озверевшие от запаха крови венды, ревя словно медведи, рубили тела данов мечами, мозжили их черепа булавами, врубались в груди секирами.
И в этот миг бившийся рядом с конунгом Люб увидел неподалеку мечущееся над полем знамя Сварожича, цвета запекшейся крови.
- Воины Ретры, ко мне! – крикнул Люб,- Защитим конунга данов!
Вокруг него вскоре собрались велеты – уставшие, покрытые кровью, льющейся из множества ран, но все еще пылавшие боевой яростью, которую им придавало присутствие княжича. Сплотившись вокруг сына Драговита, велеты устремились на вендов. Якун, вовремя обернувшись, тремя ударами сразил сразу трех врагов, прежде чем схватился с самим Любом. С жутким лязгом ударили друг о друга меч и шипастая булава – и клинок велета со звоном раскололся, а булава обрушилась на плечо молодого воина. Хоть сломавшийся меч несколько смягчил удар, все же правая рука Люба бессильно повисла. Якун, уже торжествуя победу, вскинул свое жуткое оружие, чтобы размозжить княжичу череп. Но ликующий смех захлебнулся в его глотке, когда Люб, сорвав с бедра легкий топорик, метнул его прямо в лицо венду. Глаза Якуна вскинулись, будто пытаясь рассмотреть выросшее у него в переносице лезвие – и в следующий миг он тяжело рухнул наземь. Смерть вождя привела поморян в смятение – в панике они кинулись врассыпную, когда по ним с двух сторон ударили даны и велеты.
Люб, подхвативший меч одного из мертвых вендов, кинулся было вдогонку, когда краем глаза увидел рядом с собой блеск стали. Вовремя развернувшись, княжич успел отразить предательский удар, но так неудачно, что меч плашмя ударил его по лбу. Из глаз его посыпались искры и тут могучий
