— Лунной ночью можно без страха признаваться в чем угодно.
— Мне хотелось прогулять школу, — честно сказал Виллем.
— А сочинение ты написал хорошее?
— Наверное. Мои сочинения всегда хвалят. Только…
— Что только?
— Только мне хотелось бы написать совсем о другом.
— А решать у доски примеры тебе было приятно?
— Нет. Я чуть не швырнул мелом в учителя. Мне хотелось крикнуть ему, что все это глупости.
— Может быть, ты так сделал, не помнишь?
— Да нет… — собственная неуверенность озадачила Виллема.
— Ты не ошибся?
— Я никогда так не делаю. И я хорошо помню все, что случилось позавчера. Ничего такого не было. Позавчера…
Странно, почему он сделал упор на слове «позавчера»?
— А дома тебе хотелось делать уроки?
— Нет. Мне хотелось пойти куда-нибудь с Фреде и Янусом, это ребята из моего класса. Они всегда придумывают что-нибудь интересное, только мне редко удается поиграть с ними…
Это была чистая правда, но почему-то раньше Виллем не думал об этом. В голове у него опять стало покалывать. И в черном провале памяти замелькали белые тени.
— Почему ты меня обо всем расспрашиваешь? Ты же меня совсем не знаешь! — Виллем даже рассердился.
Розамунда откинулась на спинку дивана, глаза ее смотрели вдаль.
— Да, я тебя совсем не знаю… — шепотом сказала она.
Как вдруг заболела голова! Виллем подпер ее руками.
— Тебе не хочется, чтобы я тебя расспрашивала?
— Не понимаю, зачем тебе это? — Виллем не поднимал на нее глаз.
— Я хочу тебе помочь, но для этого мне надо кое-что узнать.
Голос Розамунды дрогнул. Виллем удивленно посмотрел на нее. Ее взгляд по-прежнему был устремлен вдаль.
— Тогда давай, спрашивай! — Виллем не рассчитывал, что это прозвучит так грубо.
Розамунда взглянула на него:
— Позавчера вы с папой делали что-нибудь вместе?
— Нет, палы почти весь день не было дома. Он был занят.
Виллем снова подпер голову руками. Он ждал совсем других вопросов, а на такие ему отвечал, не хотелось… Но Розамунда продолжала спрашивать. Он слушал вполуха.
— А твоя мама?.. Что ома говорит?
— У меня… нет мамы. Она уехала от нас, когда я был совсем маленький.
Розамунда замолчала. Она молчала долго. Виллем украдкой наблюдал за ней.
Вдруг ока встрепенулась и быстро спросила:
— А почему ома уехала? Ты знаешь?
— Нет. Папа об атом не говорит…
— Ага, не говорит… Впрочем, так и должно быть…
Виллем в упор посмотрел на нес.
— Кто ты? — прошептал он.
— Я? — Розамунда быстро встала, — Ты меня не знаешь. Я… я не могу тебе сказать, кто я… пока не могу… И не спрашивай меня об этом, пожалуйста…
Тут Розамунда заплакала по-настоящему. Виллем не сводил с нес глаз. Она подошла к окну и чуть-чуть задернула шторы.
Она долго стояла у окна, и Виллему казалось, что ей не хочется его видеть.
Наконец она сказала:
— Как бы там ни было, сам ты себя видишь. И я тебя вижу. И Питер, и Сюденъельм, и Карина…
— Но мне так страшно, — тихо признался Виллем.
Розамунда медленно повернулась и подошла к столу. Она протянула руку, что-.В бы погладить Виллема по голове, но се рука застыла в воздухе.
— Пей какао, а то остынет.
Виллем слушал Розамунду, но не понимал смысл ее слов.
— Ты только запомни — ночь не опасна…
За спиной у Виллема что-то скрипнуло. Он вскочил и испуганно обернулся.
В темном углу была лестница, которая вела на второй этаж.
— Эта лестница всегда поскрипывает, когда в щели дуст ветер, — успокоила его Розамунда. — Садись, не бойся.
Виллем снова сел.
— Значит, тебе не хотелось бы жить у Сюденъельма? Подумай, может, у него не так уж и плохо?
— Нет, — прошептал Виллем. — Я не хочу там жить.
— Ну, а Питер? Разве плохо улететь вместе с ним нынче же ночью? В стране Нетинебудет тебя ждут всякие приключения.
— Мы больше не дружим.
— По-моему, тебе нечего бояться, — сказала Розамунда. — И уж во всяком случае…
Раздался телефонный звонок. Розамунда вздрогнула.
— Странно, так поздно?.. — пробормотала она и скрылась в соседней комнате.
Виллем не слышал, о чем она говорила по телефону. Зато он вновь услыхал тихое поскрипывание. Как будто кто-то осторожно шел по лестнице и ступеньки предательски скрипели. На этот раз ветер был ни при чем.
Виллем медленно обернулся. Он обвел взглядом все ступеньки, начиная с нижней. Верхние ступеньки были погружены во мрак. Но именно там, где-то на самой верхней ступеньке, кто-то стоял и ждал.
15
Вернулась Розамунда. Лоб ее перерезали две морщинки.
— Ничего не понимаю, — сказала она. — Почему-то мне никто не ответил…
Она улыбнулась, но улыбка получилась натянутая.
Подойдя к Виллему, Розамунда взяла его за руки:
— Пока ты здесь, тебе нечего бояться.
— Там на лестнице кто-то стоит, — прошептал Виллем. — Я слышал…
— Зачем кому-то понадобилось забираться сюда? — спросила Розамунда, глядя Виллему в глаза.
— Может, это Сюденъельм?
Розамунда еле заметно вздохнула.
— А ты не ошибаешься, может, он вовсе не такой, как ты думаешь?
— Ведь я же убежал от него!
— Идем!
Виллем повиновался. Розамунда повернула выключатель, и лестница озарилась желтым светом.
Они начали подниматься по ступенькам. Розамунда все время держала Виллема за руку. В тишине шорох ее платья казался Виллему раскатами грома.
Неожиданно лестница закончилась.
Наверху никого не было.
Однако… Виллем принюхался. Он почувствовал какой-то знакомый запах. В доме Розамунды этот запах был чужой. Где же могло так пахнуть? Сегодня он уже слышал этот запах, но где?
Розамунда молча повела Виллема дальше. Они вошли в первую комнату, заглянули за кресла, в шкафы, осмотрели все уголки. Никого. Они прошли в другую комнату.
Они проходили комнату за комнатой, спальню за спальней. Какие-то непонятные помещения. И всюду Виллем слышал тот же запах, что и на лестнице..
— Ну, убедился, что здесь никого нет? Тебе просто показалось, — сказала наконец Розамунда.
Они остановились в небольшом коридоре у высокого окна, в которое заглядывала осенняя ночь.
Однако Виллем знал, что он прав. В доме кто-то был, кто-то спрятался от них, и даже Розамунда не могла найти его.
— Давай-ка лучше… — Розамунда не успела договорить, в дверь дома громко застучали. Виллем и Розамунда вздрогнули.
— Боже мой! Так поздно? Кто же это?
Она торопливо направилась к лестнице.
— Идем, Виллем! — крикнула она, сбегая вниз.
Но Виллем остался в коридоре. Взгляд его был прикован к окну. Окно было приоткрыто, в щель тянуло холодом.
Виллему показалось, что это сон. Он подошел к окну и открыл его.
За окном все было залито белым лунным светом, чернели тени, было по-осеннему холодно.
Под окном виднелась темная крыша маленькой веранды, и по ней кто-то полз.
— Я тебя вижу. — неожиданно для себя сказал Виллем.
Темная фигурка выпрямилась и подошла к окну. Виллем посторонился, чтобы она могла перелезть через подоконник.
Перед ним в сумраке стояла Карина.
— Ты пришла за мной? — спросил он.
Карина покачала головой.
— Я убежала от Сюденъельма, — сказала она и продолжала, не дав Виллему опомниться: — Когда ты сбежал, он вовсе не рассердился. Но был очень расстроен, как я и говорила. Он уселся в углу и не хотел ни с кем разговаривать. А я задумалась. Мне хорошо жилось у Сюденъельма, но он никогда не обещал, что я в будущем перестану быть невидимкой. А ты был уверен, что это невозможно, и смело сбежал от него… Мне стало страшно, я почувствовала себя такой трусихой…
Она горько вздохнула и опустила глаза.
— Как ты меня нашла? — спросил Виллем.
— На поляне под деревом сидел твой чудной друг. Он даже не хотел со мной разговаривать, потому что все время пытался вспомнить что-то очень важное.
— Питер? — удивился Виллем. — Так он меня еще не забыл?
— Забыл, но потом вспомнил. Когда я спросила у него, где ты, он очень расстроился, потому что никак не мог понять, о ком идет речь. Но потом все-таки вспомнил тебя и даже показал, в какую сторону ты убежал. Хорошо, что здесь мало домов, я стала заглядывать во все окна и наконец нашла тебя.
Виллем молчал. Ему не хотелось думать о Питере. Ведь он все еще сердился на него.
— Понимаешь, — продолжала Карина. — Мне вдруг стало одиноко. Захотелось, чтобы ты был рядом… Если ты не против… Мне тоже хотелось бы перестать быть невидимкой.
Карина вдруг ойкнула и отпрянула от окна. Виллем обернулся.
На крыше веранды, где только что была Карина, появилось какое-то огромное существо, похожее на человека. Растрепанные волосы торчали во все стороны. Кончики пальцев серебрились. Глаза напоминали две черные дыры. Лицо было мертвенно-бледно. Красный рот безобразно кривился.
