Ликвидация следственной канцелярии И. Н. Плещеева произошла после того, как 8 апреля 1719 года Петр I назначил Ивана Никифоровича судьей новоучрежденного Московского надворного суда и членом коллегии при московском вице-губернаторе{215}. 29 мая 1719 года Иван Плещеев направил в Правительствующий сенат доношение с вопросом о дальнейшей судьбе вверенной ему канцелярии и уголовных дел, находившихся в ее производстве. Со своей стороны И. Н. Плещеев предложил передать дела либо в иную следственную канцелярию, либо в Московский надворный суд, где он мог бы принять участие в их рассмотрении — уже в качестве судьи{216}.
Рассмотрение вопроса о следственной канцелярии Ивана Никифоровича не затянулось. Уже 19 июня 1719 года Правительствующий сенат издал указ о ликвидации канцелярии с зачислением ее сотрудников в штат Московского надворного суда и о передаче в производство суда расследовавшихся ею уголовных дел{217}. Таким образом, сенаторы приняли второе из выдвинутых И. Н. Плещеевым предложений[42].
К моменту закрытия в следственной канцелярии трудились 12 канцелярских служащих во главе с дьяками Федором Сорокиным и Степаном Исаковым{218}. Как явствует из архивного документа, все они, в соответствии с сенатским указом от 19 июня 1719 года, были переведены в Московский надворный суд{219}.
Что же касается дел, расследовавшихся канцелярией И. Н. Плещеева, то их ожидала незавидная участь. Московский надворный суд не справлялся с рассмотрением и тех дел, которые поступали в него ординарным порядком.
Как отмечалось в докладе Сената от марта 1730 года, в 1727 году при ликвидации Московского надворного суда была выявлена 21 тысяча 388 (!) незавершенных производством уголовных дел{220}. Нет никаких сомнений, что среди этих «невершенных прежних лет дел» находились и дела упраздненной канцелярии Ивана Плещеева.
Петр I положительно оценил как итоги деятельности Ивана Никифоровича в качестве главы следственной канцелярии, так и начало его работы в Москве. В ноябре 1719 года И. Н. Плещеев был произведен в полковники{221}. А в следующем году на него буквально посыпались новые параллельные назначения.
15 мая 1720 года И. Н. Плещеев был назначен главой ведавшей сборами «соляных денег» Соляной конторы Камер-коллегии, 24 мая — включен в состав правительственной комиссии по описи имущества Казенной и Мастерской палат, патриаршей ризницы и Оружейной палаты{222}, являвшихся тогда крупнейшими кладовыми драгоценных камней и металлов. Вероятно, именно во время проведения этой описи в июне 1720 года Иван Плещеев вскрыл преступную деятельность подьячего Бориса Иванова, который присвоил 2200 рублей казенных денег. Несмотря на то что заподозренный подьячий не сознался в содеянном даже под пыткой, имевший за плечами немалый опыт следственной работы Иван Никифорович сумел затем «по многому увещеванию» добиться от него чистосердечного признания («повинной»){223}.
Оказавшись обремененным значительным количеством служебных обязанностей (причем весьма разнородных по характеру), Иван Плещеев обратился в июле 1720 года с личным письмом к кабинет-секретарю царя А. В. Макарову. Констатировав, что возложенных на него дел «в три года окончать не можна», и доверительно посетовав, что «сам ты известен, что меня никто не любит (!)», Иван Никифорович обратился к кабинет-секретарю с просьбой перевести его в прямое подчинение царскому Кабинету («в каманде ни у ково не быть, кроме тебя»){224}.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Столь оригинальная инициатива бывшего следователя не нашла поддержки у главы государства. Вместе с тем, приняв во внимание очевидную перегруженность И. Н. Плещеева постоянными и временными обязанностями, 13 марта 1721 года Петр I указал его «от соляного дела уволнить»{225}(то есть освободил от крайне хлопотного руководства Соляной конторой).
Правда, в том же 1721 году Иван Никифорович был определен главой новоучрежденной Раскольнической канцелярии (Раскольнических розыскных дел канцелярии), ведавшей противодействием старообрядчеству. Затем последовало еще более ответственное назначение.
12 января 1722 года состоялся закон о реорганизации Правительствующего сената{226}. Наряду с изменением принципа комплектования Сената и основанием прокуратуры этим законом предусматривалось создание при Сенате Герольдмейстерской конторы и должности герольдмейстера. За этим громоздким наименованием[43] скрывался весьма могущественный орган власти.
Согласно «Инструкции герольдмейстеру» от 5 февраля 1722 года глава Герольдмейстерской конторы отвечал за учет дворян, разрешал вопросы о подтверждении дворянства, противодействовал уклонению дворян от несения государственной службы, а также был обязан представлять Сенату кандидатуры для назначения на должности в высшее и среднее звенья государственного аппарата{227}. Иными словами, Герольдмейстерская контора стала своего рода управлением кадров Российской империи.
Первым герольдмейстером России Петр I определил 18 февраля 1722 года бывшего азовского вице-губернатора С. А. Колычева{228} [43], перед этим успешно организовавшего всероссийский смотр дворян (на который, как уже упоминалось, в декабре 1721 года явился и И. Н. Плещеев). Это назначение оказалось, однако, непродуманным: с 1717 года Степан Колычев находился под следствием следственной канцелярии гвардии майора С. А. Салтыкова по обвинению в совершении преступлений против интересов службы. Между тем на «хлебной» должности «главного кадровика» империи должен был находиться человек с безукоризненной репутацией, заведомо устойчивый к коррупционным соблазнам.
3 мая 1722 года в своей подмосковной резиденции — селе Преображенском Петр I подписал указ о назначении герольдмейстером полковника И. Н. Плещеева{229}. В связи с этим 17 мая был издан сенатский указ об освобождении его от всех иных должностей{230}. 16 июня 1723 года Иван Плещеев был включен в состав Комиссии по подготовке нового единого кодифицированного акта («Уложения») Российской империи, и это было единственное новое поручение за последние годы правления Петра I{231}.
Как явствует из архивных документов, находясь на посту герольдмейстера, бывший следователь Иван Плещеев старался препятствовать назначению в органы государственной власти лиц, подвергавшихся уголовному преследованию.
Например, при обсуждении на заседании Сената 6 марта 1723 года кандидатуры дьяка А. М. Михайлова, представленной Святейшим синодом, Иван Никифорович заявил, «что де тот дьяк подозрителен», поскольку обвинялся Юстиц-коллегией в хищении 10 тысяч рублей. В итоге кандидатура Андрея Михайлова была отклонена Сенатом{232} [44].
