Форма входа
Читем онлайн Обрезание - Дьердь Далош
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
«Он уже там, на небесах, — прошептала меж всхлипами мать; и, как бы обретя в своих словах какое-то утешение, принялась излагать события этого дня: — Я была на дежурстве с утра. Дай, думаю, позвоню в „Прогресс“, вдруг у него найдется немного времени. Мы так давно уже с ним не гуляли. Мне товарища Хафнера, говорю в трубку. А мне женский голос отвечает сквозь слезы: только что жена его звонила, завтра утром похороны, на кладбище, что на улице Козма. Я думала, ну все, так и останусь, не смогу с места встать. И надо же, идиотка, еще и спросила у той женщины: а он что, умер? И только тут положила трубку».
С Хафнером они уже не виделись полтора месяца. «Теперь мы будем реже встречаться», — сказал он ей на последнем свидании, когда они прощались на обычном месте, на остановке трамвая у моста Маргит, на будайской стороне. «Почему? Разлюбили?» — спросила мать; в душе у нее шевелились мрачные подозрения. «Нет, вовсе не потому, — прозвучал ответ, и Мор Хафнер приложил руку к сердцу. — Мотор вот забарахлил». И сел на подошедший шестой номер. Мать же дождалась следующего трамвая: Хафнер всегда опасался, как бы у острова, среди севших в переполненный трамвай пассажиров, не оказались знакомые.
Как раз после того свидания произошел случай, который вызвал у них страшный испуг. Мать Роби Зингера обнаружила, что давно ожидаемые месячные все не приходят и не приходят. «Господи Боже! — сказала она Роби (было это четыре недели назад). — Если я подзалетела, мне этого не пережить». Выражение это, «подзалетела», Роби Зингеру показалось несколько туманным. Он в общем-то знал, что, если у женщины прекратились месячные, значит, она в положении, то есть у нее будет ребенок. Что правда, то правда: скандал был бы большой. Хафнера от бабушки еще можно было бы скрыть, а вот беременность — вряд ли. Ведь у матери тогда вырастет большой живот, еще больше, чем теперь. Конечно, сначала, может, бабушка ничего бы не заподозрила, а просто, скажем, еще старательнее следила, чтобы дочь не ела так много, потому что уж очень быстро она поправляется. Но на девятом месяце шило все равно бы вылезло из мешка: матери пришлось бы отправиться в больницу, ночевать там ночь или две, а потом бы она вернулась домой с младенцем.
Как бы отнеслась бабушка к ребенку, у которого отца нет и даже не пахнет? И вообще, этому ребенку и места-то в квартире бы не нашлось. А что, если бы родились сразу двое? Одно ясно, думал Роби Зингер с некоторым злорадством, Хафнеру в любом случае пришлось бы платить алименты. А его родня! То-то скорчили бы они рожи! Вот это уж был бы настоящий скандал!
«А ведь он обещал, что осторожным будет», — переживала мать. «Осторожным», — думал Роби Зингер; конечно, мать имеет в виду ту мерзкую резиновую штуковину. Восьмиклассник Амбруш в прошлый раз показывал такую в душевой. Сначала он попробовал этот мешочек надуть, как воздушный шарик, потом налил в него воду, потом натянул на свой вставший член и сказал, что в следующие выходные обязательно проверит его в деле. Но тут в душевую неожиданно вошел Балла, и Амбруш быстро скомкал мешочек и сунул его себе в рот.
Роби Зингер спросил мать: не нужно ли сообщить радостную весть Хафнеру? В конце концов, старику ведь, кажется, удалось то, чего ни разу не удавалось за несколько десятилетий супружеской жизни: стать отцом. Хотя в его-то возрасте ему бы скорее дедом стать… «Да ты что! — застонала мать. — Чтобы он совсем перестал со мной знаться?»
Конечно, от бабушкиного внимания не ускользнуло странное обстоятельство, что в этом месяце обычных запахов и пятен замечено не было. Однако она ничего не сказала, лишь на неделю отложила замачивание белья. Мать же в конце концов, вся изнервничавшись, решила пойти к гинекологу. Бабушке она соврала, что ей надо к невропатологу: беллоид у нее кончился. «Сходи, дочка, сходи, — одобрила бабушка. — Да загляни, für alle Felle[5] и в гинекологию тоже: пусть проверят лишний раз, не случилось ли чего?»
Мать потом рассказывала Роби: врач-гинеколог спросил ее, ведет ли она регулярную половую жизнь? «Я три раза была с мужчиной, — смущенно ответила мать. — Но ему уже больше шестидесяти». — «Ого! — высоко поднял бровь врач. — Человеку за шестьдесят, а он такую цыпочку себе заполучил. Вот что значит старый конь! — Но потом добавил: — Ступайте домой, мадам Зингер, все с вами в порядке». И в самом деле, долгожданная менструация через несколько дней пришла. Матери хотелось, пускай задним числом, рассказать про свои волнения и тревоги Хафнеру. Вот зачем она звонила ему сегодня.
«Знала я, что это рано или поздно кончится. Но чтобы так!.. — горько вздохнула мать. — Хоть ребенка бы, что ли, оставил мне». Она явно стала успокаиваться; а Роби Зингер ломал голову над тем, что бы такое сделать, чтобы хрупкое это спокойствие сохранилось и за пределами маленькой комнаты, чтобы тайна этого траура не открылась для бабушки. Роби терзала совесть: ведь он два года помогал матери врать и таиться, и, если сейчас, из-за неожиданной смерти Хафнера, тайна откроется, бабушка справедливо будет обижаться и на него, Роби. Словом, надо придумать что-то такое, чтобы мать могла удерживаться от слез какое-то время, лучше всего, если до завтрашнего вечера, — тогда Роби сядет на свой тридцать третий трамвай, а они тут, дома, сами пускай разбираются.
От мучительных раздумий у него чуть не заболела голова; и тут он вдруг вспомнил, что говорил однажды на своем психотерапевтическом приеме, на котором несколько минут присутствовал и Роби, профессор Надаи. Для людей такого душевного склада, как мать, сказал старый профессор, иногда весьма полезна, скажем, смена обстановки, необходимость отвлечься на что-нибудь постороннее, а то даже и некоторое потрясение, которое заставит забыть об актуальной беде. Да, да, в отличие от больных со слабым сердцем, которых даже радостное событие может свести в могилу, человека с неустойчивой психикой и очень скверная весть способна поставить на ноги. «Иногда вообще не важно, что происходит, — сказал профессор Надаи, — лишь бы вообще что-то происходило».
Да, но о каком еще потрясении можно думать сейчас, сразу после такой скорбной вести? Какая нужна смена обстановки, чтобы мать отвлеклась, забыла тот телефонный разговор? Может, позвать мать в кино, посмотреть какой-нибудь веселый фильм? Конечно, только не про войну — какую-нибудь французскую комедию; таких нынче много показывают, жаль только, детям до шестнадцати их смотреть нельзя. Только вот бабушка: вряд ли она поймет, чего это дочь плакала, плакала — и вдруг побежала в кино на французскую комедию; тем более что вообще-то ее, как бабушка выражается, на веревке в кино не затащишь, каким бы интересным ни был фильм: говорит, не может сосредоточиться. Можно, конечно, еще пойти в кондитерскую, скажем в соседнюю «Британию», которая в последнее время носит гордое имя «Мир». Миньон или французская трубочка с кремом, пожалуй, смягчили бы материно горе, а заодно и ее постоянную тоску по сладкому. Смягчили бы — но надолго ли? Нет, тут надо придумать что-нибудь посерьезнее. Может, испробовать рецепт учителя Баллы? «У нас, у евреев, — произнес однажды Балла с философской углубленностью на лице, — горе и утешение рука об руку ходят». Понимать это следовало так: глубоко пережитое горе несет в себе собственное исцеление. И Роби Зингеру пришла в голову странная мысль; сначала она его самого испугала — такой показалась безумной. Но потом он решился: взял мать за руку и, глядя ей в глаза, сказал: «Возьми себя в руки, мама! Завтра утром мы пойдем не в молельню, а на похороны. Но только если ты в самом деле возьмешь себя в руки!»
Это было рискованное предложение: оно вполне могло бы вызвать новую истерику. Мать, однако, приняла его на удивление хорошо. «Ладно, — сказала она, — я ведь умею себя в руках держать, вот увидишь, вот увидишь». И, встав с постели, оправила на себе одежду и решительными шагами пошла на кухню. Там она выпила стакан воды и, поскольку было уже шесть часов, как ни в чем не бывало стала допытываться у бабушки, что будет на ужин. Та поразилась такой стремительной смене настроения, потом, удивленно качая головой, заметила: «Нет, вы смотрите, только сына и слушается, бедненькая».
Вечер, можно сказать, прошел в полной идиллии. Бабушка пожарила на ужин кусочки вареной колбасы в панировке, одно из тех простых и дешевых чудо-блюд, один аромат которых уже радует душу. В горячем масле кружочки колбасы слегка покоробились, и панировку с них легко было соскоблить. Роби Зингер больше всего любил в этом блюде именно панировку, хрустящий слой из яйца, муки и сухарей; его он и выпросил у матери, взамен отдав ей часть своей колбасы, розовой и горячей. Совершая этот обмен, они хитро, заговорщически улыбнулись друг другу; видно было, что мать уже думает о завтрашнем дне, о похоронах, которые, каким бы печальным они ни являлись обрядом, сейчас для нее — единственный способ уцелеть. Поскольку гостей нынче не было, они, забыв обо всем, чавкая и облизываясь, съели целую сковородку жирного жарева, потом, на десерт, по блюдечку яблочного компота. Бабушка, правда, компот не ела, удовлетворившись чаем с сухариками, но с удовольствием созерцала семейную гармонию, средством для восстановления которой послужил отменный аппетит дочери и внука. Потом мать и Роби почти одновременно втянули остатки компота из блюдец, и мать приступила к принятию своих ежедневных обязательных лекарств. А несколько минут спустя тихо удалилась в маленькую комнату. «Вот и этот день прошел», — сказала бабушка с видимым облегчением, когда они остались вдвоем с внуком.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Обрезание - Дьердь Далош бесплатно.
Похожие на Обрезание - Дьердь Далош книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- И как ей это удается? - Эллисон Пирсон - Современная проза
- Я сделаю с тобой все, что захочу - Сара Раттаро - Современная проза
- Шоу - Росса Барбара - Современная проза
- Маленькая торговка спичками из Кабула - Диана Мохаммади - Современная проза
- Книга и братство - Айрис Мердок - Современная проза
- Замри и прыгни - Наталья Нечаева - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 02 - Журнал - Современная проза
- То, что бросается в глаза - Грегуар Делакур - Современная проза
- Плотина против Тихого океана - Маргерит Дюрас - Современная проза