– Ты не виделся с ней двадцать семь лет?
– Нет. Лет двенадцать, наверное. Я как-то навестил её в эйноте, – криво усмехнулся кир Октер. – После этого она больше не желала меня принимать. Лилэр, тебе лучше уйти сейчас.
Лиля с недоумением посмотрела на кира, который резко отвернулся, сжимая челюсти. Невероятно. Неужели он...
– Кир Октер, ты хочешь сказать, что у тебя никогда не было другой женщины?!
Лиля сразу же пожалела об этом вопросе. Как ей в голову пришло? Здоровый мужчина в расцвете сил... Что значит "не было"...
Он молчал, и Лиля стояла, обалдело уставясь на него. Нифига себе... Что же тут за порядки такие?!
– Спокойной ночи, – сказал кир, вставая. – Можешь взять с собой стакан. – Он наполнил стакан до краёв и вручил ей. – Судя по твоему лицу, у вас всё совсем, совсем иначе.
Лиля закрыла за собой дверь его комнаты и отпила пару глотков прекрасного вина, чтобы не расплескать по дороге. Совсем иначе. Жена, которая двенадцать лет не подпускает мужа... Она, Лиля, начинала звереть уже после нескольких дней... Понятное дело, почему он просит её выйти.
Она остановилась, с недоумением оглядываясь на его дверь, потом пожала плечами и спустилась к себе.
Интересно, если она ещё раз треснется затылком, это поможет как-то в изучении грамоты? С тем, как быстро он просит её уйти, вряд ли она скоро продвинется.
Лиля сидела в темноте, вспоминая Ромку. Вспоминая всех, каждого, до того момента, как они воткнули ей в спину очередное предательское слово. Мама...
Стакан опустел. Интересно, здесь есть что-то вроде табака? Она так ничего толком и не спросила у Дилтада. Он сразу отправляет её из комнаты.
Да ну. Хрень какая-то. Симпатичный же мужчина, неужели тут с этим так... Ну, сложно?
Она вспомнила его робкое прикосновение к волосам. Не только робкое. Полное затаённой страсти. Он как будто боялся разбудить в себе что-то. "Неправильные порывы"... Да уж. Неправильные – это когда ты рвёшься придушить девушку, севшую к тебе в машину, чтобы против её воли...
Лиля выругалась вслух, потом ещё раз. От этого воспоминания было мерзко.
Она встала, дёргая светлые манжеты наружу из-под серых рукавов, и прошла на кухню. Надо вернуть киру Дилтаду стакан.
В бочке с водой плавал ковшик. Лиля не рискнула бы пить некипячёную воду, но умыться-то можно. Жаль, тут нет умывальников с пимпочкой, как в бараке. Неужели никто не додумался? Хотя, если они с таким потрясающим вином всё ещё не додумались до штопоров...
На мужской половине было темно и пусто. Лиля потянула на себя дверь комнаты кира Октера и проскользнула внутрь.
Дилтад поднял голову от каких-то бумаг и вскочил, хватая камзол и одновременно пытаясь раскатать рукава рубашки. Пламя свечей колыхнулось.
– Ли... Лилэр... Что ты тут делаешь?!
– Пришла отдать стакан. – Он так суетился, что Лиле стало неловко. – Прости, кир. Я не хотела отвлекать.
– Ты... ты не отвлекла.
Он шагнул к ней и замер, потом попятился. Лиля улыбнулась и протянула руку к его волосам. Господи... как мальчишка дышит, который с девчонкой наедине остался.
– У нас с такими причёсками изображают мятущихся поэтов и композиторов, – сказала она, проводя пальцами по его седеющим волнистым волосам. – Ты в этот раз не сказал, что не тронешь меня, кир.
Лиля стояла перед ним, глядя прямо в лицо и улыбаясь. Пусть это шаг, на который её толкнуло внезапное одиночество. Если этот мир нереален – этот шаг останется тут, во сне. Если он реален – каковы шансы, что кто-то придёт за ней сюда и осудит? Она плюнет в рожу тому, кто посмеет осудить её после того, что она пережила.
Она с замирающим сердцем протянула руку, осторожно подняла его ладонь и положила себе на щёку. Его пальцы дрожали.
– Почему ты замер? – тихо спросила она, касаясь кончиком пальца краешка его уха. – Ты не... Ты не желаешь меня?
Он вдруг шагнул к ней и прижался всем телом, сжимая, стискивая пальцами её бёдра, и лицо исказилось желанием и, одновременно, страданием.
– Лилэр, – хрипло прошептал он. – Я не могу тебя обидеть! Прошу...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Да что он говорит-то такое? Лиля схватила его за плечо, разгорячённая его дыханием, его жадными пальцами, раскрывая губы ему навстречу, и он со стоном поцеловал её, и тут же попытался отстраниться.
– Не надо, – сказал он, хватая её за плечи. – Почему? Я не сделал ничего для тебя...
Лиля опешила. Он решил, что она делает это... в благодарность за что-то?
– Дилтад, к тебе в комнату пришла разгорячённая женщина... Ты распалил её своими руками и поцелуями, а теперь отталкиваешь?
Она дёрнула шнуровку корсажа и двумя руками рванула серую ткань, распуская. Дилтад задохнулся, будто его пнули в живот, и бросился к ней, стаскивая оба платья с её плеч, оглаживая, ощупывая пальцами её шею и грудь и покрывая поцелуями каждый сантиметр её кожи.
Лиля стояла, замерев от удовольствия и ужаса, который пришёл к ней с осознанием того, сколько страсти скрывал в себе этот мужчина, истосковавшийся по улыбке и теплу женского тела, отвечающего на его желание. Она застонала, стягивая рукава платьев, и запустила пальцы в волосы Дилтада, попятилась к диванчику, развязывая тесёмки воротника его рубашки, но он внезапно подхватил её и понёс в открытый проём соседней комнаты.
Лиля замерла, потом рассмеялась. Дилтад наклонился, кидая её на мягкую кровать, и бросился сверху, скидывая сапоги и нащупывая пуговицы на своих штанах.
– Лилэр, – прошептал он и скрутил ей руки над головой. – Лилэр...
Его поцелуи становились всё настойчивее. Лиля выгибалась всем телом под ним, и толчки крови в ушах стучали в такт той мелодии страсти, которая привела её сюда, в эту комнату, в этот мир, в такт движениям её тела, движениям мира вовне и внутри неё.
– Я не думал... Я не знал, что это может быть так, – прошептал Дилтад с закрытыми глазами, когда его дыхание выровнялось. – Кто ты и откуда ты пришла ко мне?
– С нижнего этажа. Принесла стакан, – улыбнулась Лиля. – И посмотри, во что этот стакан вылился.
Он хмыкнул, поворачиваясь к ней, и положил ладонь ей на шею.
– Ты нежная, как голубка, и страстная, как огонь, – сказал он, не открывая глаз. – Останешься со мной?
Лиля улыбнулась, закрывая глаза, и кивнула.
– До утра, – сказала она. – Кир, пожалуйста...
– Просто Дилтад. – Он покачал головой. – Лилэр, это невероятно... Посмотри, что ты делаешь со мной!
Лиля протянула руку, не открывая глаз, и Дилтад стиснул зубы и застонал.
– Погоди, – с восторгом сказала Лиля, вдохновляясь этим откровенным проявлением страсти. – Я покажу тебе ещё кое-что.
15. Как стремительна осень в этот год путешествий
Август изматывал дневной жарой и ночными грозами, не приносившими облегчения. Лиля просыпалась на рассвете и до полудня с другими катьонте работала в доме и подворье в полную силу, а после обеда, состоявшего в основном из прохладных фруктов или лёгкой холодной похлёбки вроде окрошки, поднималась к Дилтаду, который приезжал с полей переждать жару под крышей. Когда жара не донимала, Лиля ложилась на живот прямо на ковёр и переписывала строчки из выбранной наугад книги, с головой погружаясь в странные, нелогичные поступки странных незнакомых людей, правивших когда-то этой страной.
Впрочем, знакомясь с обычаями, многие из поступков она переставала считать странными.
– Кир Белдвер попал в немилость крейта, – сказал как-то раз Дилтад после отлучки в город. – Его застали с любовницей из севас.
– Белдвер – это тот, который женат на дочке прежнего крейта?
Дилтад кивнул. Они сидели в его комнате на мужской половине и ели большой арбуз, на запах которого прилетела оса, и Лиля смеялась, глядя, как Дилтад пытается выгнать её из комнаты большой тетрадью.
– О... Всё.
– Не закрывай окно, – попросила Лиля, подтягивая подол повыше. Дилтад зацепился взглядом за оборку платья, и она вскинула брови. – Пусть обдувает.
