class="p1">Пара манипуляций мышкой, и на экране открылась страница Аси и другие фото, сделанные уже в этом году. Тот же морковный оттенок волос, те же веснушки, но в полуулыбке — нотки взрослой недосказанности, а в подведенных чёрным глазах — грусти.
В Москве было ещё утро, Галина глубоко вздохнула и набрала дочь.
Пока слушала длинные гудки, поймала себя на том, что грызёт ноготь большого пальца. Неприятный вкус лака вывел из ступора, и она опустила руку на стол. Наконец на звонок ответили:
— Алло?
— Доброе утро, Ася.
— Не сказала бы… мама, — последнее слово дочь выдавила с явной неохотой.
— Как дела? Как учёба?
— Нормально. В чём дело?
— Давно не слышались. Вот, звоню узнать…
— А если серьёзно? — холодный тон ставил невидимые барьеры даже на расстоянии.
Галина аж зажмурилась: обычный сценарий разговора, ничего нового, и больно тоже очень по-обычному. В таких случаях общение сводилось к обмену банальностями и скорому прощанию. Но в этот раз она такой расклад не принимала. Галина устало потёрла виски и решилась:
— Ася… скажи мне честно, тебе хорошо в Москве? — дочь молчала, а Галина заговорила быстро, боясь растерять запал: — Ты знаешь, я была не права… Мне нужно было не молчать, а объяснить тебе то, что произошло тогда с отцом… давно… Я была не права, я знаю. Можешь злиться на меня сколько угодно за прошлое, это не важно. Точнее, для меня важно, но тебе не нужно об этом думать. Что важно — это то, что сейчас. Поэтому скажи мне, Ася… Асюша… Тебе хорошо?
Несколько секунд телефон молчал, и Галина поелозила пальцем по экрану, чтобы убедиться, что секунды таки отмеряли звонок.
— Мам? Что случилось?
За последнее время это был первый участливый вопрос от дочери. По щекам Галины покатились слёзы, она широко улыбнулась:
— У меня всё будет хорошо, Асюша, не переживай. Я просто очень скучаю по тебе, солнце. Так тебе хорошо?
— Ну… Москва — большой город, большие возможности…
— Да, Саша вчера сказал, что ты работу нашла. Тебе нужны деньги?
— Мам!
Это прозвучало с укором, и Галина снова улыбнулась. Всё же в некоторых вопросах её дочь — идеалистка из тех, кому рай и в шалаше. Когда-то она так тоже думала, но реалии жизни оказались другими. Ася тоже к этому придёт, но чем позже — тем лучше.
— Просто дай знать, если что. Не геройствуй, ладно? А расскажешь, работать нравится ли? Ты, вроде бы, рисуешь там, так?
— Ну-у… — Ася рассмеялась, и Галина улыбнулась ещё шире. — Честно? Я крашу стены в частном детсаду. Они пока не знают, но в последний день, прямо перед сдачей объекта, я им оставлю автограф во всю стену.
— Сценки из мультфильмов, как ты любишь? — спросила Галина листая фото с граффити на Асиной странице.
— Ага, — знакомые озорные нотки такого родного голоса грели сердце Гали. И растопили его окончательно, когда Ася тихо спросила: — А у тебя, мам, у тебя всё хорошо?
Уже сам факт того, что Ася с ней разговаривала, был огромным успехом. А такой обратный вопрос — вообще чудом! Главное — не испортить этот хрупкий мостик. Галина вытерла слёзы, понимая, что Асе о Рустаме она пока не готова рассказать. Возможно, и сына не стоило ставить в известность.
Но тут телефон завибрировал, сигналя о параллельном входящем звонке. Высветился контакт звонившего: Рустам. Палец завис над неочевидным выбором: принять или сбросить звонок?
— Ма-ам? — напомнила о своём вопросе Ася.
— У меня всё хорошо, родная, спасибо! — Телефон всё ещё уведомлял о входящем вызове, и Галина таки поторопилась завершить разговор с дочерью: — Мне звонят, Асюша. Я тебе ещё на днях позвоню, ладно? Поболтаем.
— Окей, — голос Аси снова вернулся на дистанцию в тысячи километров, — Сашке привет.
— Позвони ему сама, Асюш, он будет рад. Хорошего дня!
Ася попрощалась, и Галина приняла звонок Рустама.
— Алло?
— Галина? — не сразу раздался в трубке незнакомый мужской бас.
— Да, я слушаю. Кто это?
— Это Иса… Исмагил Закиров.
Мысли одна другой сумбурнее закружились в голове, но ответ прозвучал сосредоточенно-профессионально.
— Чем могу быть полезна, Исмагил?
— Не мне. Батя забыл свой телефон. Он сейчас в полиции, и я подумал…
* * *
— Пусти, говорю! Имею я право хотя бы знать, что натворил мой сын?! — Рустам с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на дежурного районного отделения полиции.
— Не положено… — в который раз повторил тот и благоразумно скрылся за железной дверью. Пару секунд спустя он уже восседал за квадратом огромного окна с надписью «Дежурная часть». Наверное, если бы за каждый раз, когда пацан в форме произносил своё «не положено», ему выплачивали хотя бы рубль, он уже мог бы на ипотеку накопить.
— Да чтоб вас! — выплюнул Рустам и прошествовал к скамейке под старым стендом «Информация».
— Э, со словами поаккуратней… — всё тем же скучающим тоном проронил полицейский из-за стекла, — Я ж привлеку…
— Тебя б кто по башке привлёк, пугало огородное… — процедил Рустам сквозь зубы, но так, чтобы служитель закона не услышал. Ещё проблем не хватало…
Дэну шестнадцать исполнилось совсем недавно. Что он такого сделал, что дежурные не поленились аж притащить пацана в отделение? Али скучно им стало? С Дэном это ненадолго — тот молчать не умеет, язык-помело! И никогда не умел.
Когда Исмагилу было десять, Рустам по настоянию тёщи повёз его в Уфу, навестить родственников матери. Уже тогда сын у него был крупным для своего возраста и по-детски принципиальным. Так что, когда он увидел, как какой-то мелкий пацан спрятался на детской площадке от взволнованных мужчины и женщины, то помог им найти пропажу.
Только оказалось, что это были не родители мальчика, а работники детдома, из которого тот в очередной раз сбежал. Иса тогда переживал. По-своему, молча. Уговорил отца пойти проведать мальчишку в детдоме. Со слов директора, ребёнка подкинули к дверям учреждения ещё младенцем, без каких-либо документов. Имя и фамилию — Денис Менделаев — ему придумал директор, когда заметил, как малыш заинтересовался таблицей Менделеева, висящей на стене в его кабинете и напоминавшей о прошлой работе учителем химии.
В общем, Иса попросил, а Рустам согласился. И после долгих бюрократических проволочек и нескольких поездок в Уфу, Рустам стал отцом во второй раз. Официально — решением суда об усыновлении. А на самом деле — ещё тогда, в детдоме, когда колючие зелёные глаза нахохлившегося пацана, озлобленного на весь мир, прямо встретили его взгляд.
Рустам не считал себя хорошим отцом — попросту не знал, что значит им быть. На дурной пример собственного
