— Мой господин, мы уже и не надеялись увидеть вас в живых, — повернувшись к моим сопровождающим, он низко поклонился им: — Скажи этим храбрым русским воинам, что мы всегда будем помнить добро, которое они сделали для нашего народа.
Я отвел его в сторону.
— Константинас, старый плут, я помню, что когда меня арестовали, бей оставил на корабле двух своих бандитов. Где они?
— Все в порядке, хозяин, — старик снова поклонился мне. — Когда в гавань вошел русский десант, эти дети сатаны решили немного пострелять по их железным машинам. Мы видели, что сделал с корветом всего один снаряд из пушки их повозки, и решили не рисковать. Наши матросы стукнули турок по голове веслами, связали и спрятали в трюме. И видит Божья Матерь, мы совершенно не знаем, что с ними делать.
— Выкиньте их за борт, — отмахнулся я. — Такая мелочь, как жизнь, теперь им совершенно не нужна. Если их отпустить, то они снова начнут разбойничать, пусть и с другим главарем. Напихай камней за пазуху и отпусти их на волю — на дно морское.
— Будет сделано, мой господин, что еще? — Константинас сделал рукой неуловимый жест, и к нам подбежал один из матросов, кстати, его внучатый племянник. Они немного пошептались, и я был уверен, что теперь, как только мы отбудем, башибузуки отправятся на встречу с крабами.
Я произнес условленную фразу:
— Мой старый друг, мне нужна та самая шкатулка из кедра, которую подарил мне мой уважаемый дядя. Обстоятельства призывают меня по делам службы покинуть вас. Но прошу постоять несколько дней в Мирине, пока не станет окончательно ясно, ухожу я или остаюсь.
Константинас еще раз поклонился.
— Слушаюсь, мой господин. — И, кряхтя, удалился вниз, где, в только одному ему известном месте, лежала упомянутая шкатулка, открыть которую можно лишь с помощью ключика, висевшего на цепочке рядом с нательным крестом. При попытке взлома шкатулки все ее содержимое должно было обратиться в пепел. Во всяком случае так уверял меня мастер, изготовивший ее.
Убедившись, что все в порядке, и получив все свои бумаги в целости и сохранности, я от души обнял моего старого друга.
Потом наша гремящая и плюющаяся дымом машина резво побежала обратно, наверх, к бывшей усадьбе бея. Почему бывшей? Потому что над ней уже развевался Андреевский флаг, а на белой стене большими черными буквами по-русски было написано: «Военная комендатура».
Когда капитан увидел мои бумаги из шкатулки, то у него глаза стали круглыми и блестящими, словно у кота, увидевшего жирную мышь. Он оживился, быстренько пролистал мои записки и схемы, после чего схватился за висящую на боку коробочку (чуть больше той, посредством которой беседовал со своим командиром унтер) и отошел в сторону.
Глядя со стороны, можно было подумать, что человек сошел с ума и разговаривает сам с собой. Но я-то чувствовал, что есть тут какая-то хитрость и где-то капитана слышат, и даже отвечают ему.
— Алло, «Кузнецов»? Говорит капитан Рагуленко, срочно дайте кого-нибудь из разведотдела. Да, важная информация, касающаяся укреплений Проливов и Стамбула. Что, полковник Бережной? Да, так точно, товарищ полковник, сейчас рядом со мной стоит поручик русской армии Никитин. У него имеются самые свежие схемы укреплений и турецких береговых батарей в Босфоре и Дарданеллах. Да, это человек Игнатьева. Есть срочно доставить…
Далее, господа, началось нечто, напоминающее романы французского писателя Жюль Верна. Пока мы занимались моими бумагами, на площади перед бывшим домом бея начал собираться народ, даже заиграла музыка. У моих греческих соплеменников в жизни не так уж много радостей, так что этим самым радостям они умеют отдаваться всей душой. А какой праздник без веселой пляски?
Сгущалась тьма, запылали два огромных костра, топливом для которых послужили обломки выбитых ворот. Музыка играла уже вовсю, и «пришельцы из далеких северных лесов» дружно хлопали в такт зажигательной мелодии. И тут вдруг произошло такое!..
Неожиданно пробившийся через музыку звук сперва напоминал жужжание комара. Но довольно быстро это жужжание превратилось в свист, гул и ревущий грохот. Над насмерть перепуганными людьми зависла тень какого-то воздушного аппарата, от которого исходили порывы штормового ветра.
Капитан Рагуленко взял меня за локоть:
— Поручик, вы храбрый человек?
Не зная, как ответить на этот неожиданный вопрос, я кивнул.
— Ну, вот и отлично! — сказал он, глядя, как сверху на тросе опускается нечто вроде сиденья. — Господин поручик, я получил приказ немедленно отправить вас вместе со всеми вашими бумагами на флагманский корабль нашей эскадры.
Пока меня пристегивали к сиденью, напоминающему люльку маляра, он пожал мне руку:
— Там вас встретит или сам полковник Бережной, или кто-то из его людей. Желаю удачи! — последние его слова потонули в реве ветра, и меня вознесло на высоту. Только выдержка и офицерская гордость удержали меня от криков ужаса. Через несколько минут сильные руки втянули меня внутрь этого летающего аппарата. А я-то уж думал, честно говоря, что мне всю дорогу придется висеть на веревке, как червяку на крючке.
Путешествие можно было бы назвать даже приятным, если бы не постоянный свист и рев над головой. Через какое-то время аппарат (позже я узнал, что он называется вертолетом) опустился на палубу огромного корабля. Его очертания терялись во тьме, но и так было понятно, что он во много раз больше любого военного судна, которое мне приходилось видеть. Хвала господу, летающее кресло мне больше не понадобилось, и я, слегка покачиваясь, ступил на палубу этого удивительного корабля, прижимая к себе заветную шкатулку.
Меня уже встречали. Это был офицер, так же, как и я, поручик, и к тому же примерно моих лет. Он представился мне:
— Старший лейтенант Бесоев. Господин поручик, полковник Бережной вас ждет!
Меня снова повели по трапам и коридорам. Но прежде чем мы попали к господину полковнику, меня переодели согласно местной военной моде, при этом каптернармус со странным прозвищем «Хомяк» выдал мне кучу малопонятных и вообще непонятных вещей. Полковник же, просмотрев мои бумаги и выслушав мою историю, сказал мне:
— Поручик, я вижу, что вы наш человек! Поверьте, это дорогого стоит!
Тогда я был несколько не в себе из-за бурных событий минувших дня и ночи. Поэтому я только вяло кивнул. Тогда мне даже не пришло в голову оценить — что означают сказанные полковником слова.
День Д, 5 июня 1877 года, вечер, Эгейское море, 50 километров юго-западнее входа в пролив Дарданеллы, оперативный отдел тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов».
Поручик Дмитрий Никитин (в миру Димитриос Ономагулос).
Я наблюдал, как контр-адмирал Ларионов прохаживался туда-сюда по помещению, которое здесь называли «оперативным отделом». Вот он остановился и обвел присутствующих внимательным взглядом. Я вижу этого человека первый раз в жизни, но уже понимаю, что туркам очень не повезло в том, что он со своей эскадрой оказался в этих водах. Адмирал быстр и решителен, и мне трудно даже представить пределы мощи, сосредоточенной в его руках. Да, я уже знаю о том, что они пришли из будущего, хотя умом мне не понять — как такое возможно! И еще труднее представить себе силу и мощь этой эскадры. Стоит лишь об этот задуматься, как начинает кружиться голова… Ведь это же бездна лет прошла, и даже страшно представить — насколько они обогнали нас в своих знаниях и опыте ведения войн! Но суть не в этом, точнее, не только в этом… Т-с-с! Он, кажется, хочет что-то сказать?
Адмирал еще раз посмотрел на собравшихся.
— Товарищи офицеры, поскольку любое промедление с проведением операции будет означать утрату фактора внезапности, мною принято решение этой ночью провести Дарданелльско-Босфорскую операцию, целью которой является захват Проливов и города Константинополя. О политических аспектах мы поговорим попозже, а сейчас рассмотрим чисто военные аспекты…
Адмирал замолчал, а у меня даже дух перехватило. Как, с ходу идти на штурм Проливов и турецкой столицы, опираясь только на мою информацию об укреплениях!?
Тем временем адмирал продолжил:
— Среди нас здесь находится русский офицер, который доставил нам планы укреплений и схемы размещения турецких частей, несущих гарнизонную службу в Проливах.
Все присутствующие дружно повернулись в мою сторону, и я почувствовал, что краснею, как гимназистка.
— В общих чертах, эта информация подтвердила уже имеющиеся у нас данные о системе турецкой обороны Проливов, относящиеся к периоду Первой мировой войны. Но теперь мы не предполагаем, а знаем точную диспозицию противника. План такой: форты в горловине Пролива уничтожаются корабельной артиллерией эсминца «Адмирал Ушаков» и ракетного крейсера «Москва»… — К моему великому удивлению, с небольшим щелчком на белой стене появилось нарисованное светом изображение одной из привезенных мною схем фортов. — Форт «Эртогрул» и… — Еще один щелчок, изображение снова сменилось. — Форт «Седдулбахир» на европейском берегу являются целями для ракетного крейсера «Москва». Василий Васильевич, — обратился адмирал к старшему морскому офицеру средних лет, очевидно, к командиру крейсера, — вам не надо разрушать эти форты до основания. Достаточно будет того, чтобы их гарнизоны обратились в бегство.
