Каллум взял нож и присмотрелся к отражению в лезвии в отблесках пляшущего света пламени очага, а потом провел вдоль кромки большим пальцем, восхищаясь оставленным следом.
Его фантом смотрел самодовольно и с пониманием.
– Это не навсегда, – сказал он.
Да, не навсегда. Каллум видел лишь один способ покончить с этим.
– Больно, – вслух признался он. Унижение язвило, кололо шипами собственного злорадства. – Получается, – пояснил Каллум, снова закрывая глаза, чтобы никто не увидел в них пустоту и фальшь, – я причиняю боль.
Он не открыл глаз, но услышал, как его проекция поднимается с колен. Она забрала нож и бутылку, шумно сделала глоток и уселась по правую руку от Каллума. Два сапога пара.
– Всем плевать, – сказал он себе не зло и не тепло. А потом наконец проснулся.
III
Происхождение
Нико
Сначала часы тянулись невыносимо долго, и невозможно было дождаться конца очередного дня, а потом вдруг оказалось, что прошло уже несколько недель. Нико даже стало не по себе. После исчезновения Либби время напоминало ему своевольного кота, который томно потягивается и зевает, пока ты на него смотришь, а отвернешься – уносится прочь, только его и видели.
Нико спал, ел, читал – и так каждый день, если не считать вчерашней церемонии посвящения. Казалось бы, ерунда, но дни проносились мимо, а исчезновение Либби становилось все дальше, как объект в зеркале заднего вида. Поначалу Нико всех тормошил, потом вежливо просил и строил научные гипотезы, но бросил эти попытки, когда понял, что никто не в силах ему помочь. Роудс столько лет регулярно доставала его оскорблениями и занудством, что Нико иногда казалось, что вот он свернет за угол и снова увидит ее – безбожно сгорбившуюся над какой-нибудь засаленной книгой. Нико все отдал бы за возможность прервать ее занятие ехидным замечанием или закинуть ноги к ней на стол, просто из желания посмотреть, как она отреагирует. Он даже придумал, что именно скажет: «Роудс, не многовато ли выхлопов для одного утра? А как же озоновый слой? А деревья?»
Однако Либби пропала с концами. По крайней мере, найти ее так и не удавалось. Так что, похоже, ничего сказать ей больше не получится.
И вот когда уже стало казаться, что проблемы не решить, как в одном из снов пришел Гидеон, самый большой умник во всем универе.
– Ну, – произнес Нико, после того как Гидеон бегло поинтересовался его делами. (Как у него дела? Как дела?! Серьезно?! Нико просто офигел от этого вопроса.) – Я из-за тебя весь извелся.
– Просто это меня здорово забавляет, – ответил Гидеон, похлопывая по бессменной решетке. Он как будто посвежел, словно сама возможность оторваться, помогая своему самому бесшабашному другу, благотворно сказалась на его внешности.
– А может, – добавил Гидеон, – это из-за того, что последние десять минут ты препирался с кем-то из посвященных членов Общества. Кто такой, кстати, Тристан?
Всего лишь самый непоследовательный и угрюмый хрен на свете. Нико вот уже несколько недель пытался подобрать подход к Тристану, но тот неизменно при помощи одного только Злобного Взгляда посылал его далеко и надолго. Казалось бы, после исчезновения Либби Нико и Тристан должны стать союзниками. Так разве им не стоило бы установить хорошие отношения? Нет, конечно. Нико, какой же ты дурак. Очевидно, что Тристан способен лишь на то, чтобы без объяснений неблагодарно отталкивать того, кто не сделал ничего плохого, и просто вовремя (!) с ним согласился. Впрочем, речь совсем не о том.
– Тебе ничего из этого знать не положено, – вздохнул Нико, снова убедившись, что Гидеон к его десятиминутной (как минимум) болтовне прислушивался внимательней любого нормального человека.
– Чего именно? Что ты знаешь человека по имени Тристан или что вы теперь все – посвященные? – холодно спросил Гидеон. (Вот же мерзавец.)
– Ничего из этого, – пробурчал Нико, бросая взгляд на камеру наблюдения в верхнем углу клетки. Даже в пространстве снов имелись эти приблуды, подкрепляющие мощные телепатические чары, которые наверняка кто-то да контролирует. («Париса? Вряд ли», – невольно подумал Нико. Хотя возможно; он многого о ней не знает. Или же она просто любит подглядывать, чего тоже нельзя исключать.)
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Что тебе пришлось совершить на церемонии посвящения? – спросил Гидеон. – Человеческое жертвоприношение?
Не в этот раз.
– Так, просто сыграл в одну симуляцию.
– Просто сыграл? – Гидеон вздернул бровь, открыто демонстрируя скепсис, и Нико, который, честно говоря, не заслуживал такого недоверия (сегодня), тяжело вздохнул.
– Ты правда так мне не доверяешь, Сэндмен?
– Тебе? Нет, Ники, в тебе я не сомневаюсь. – «И на том спасибо», – подумал Нико, который, если верить Парисе, в принципе неспособен на коварство или любое другое смутно оскорбительное подтверждение отвратительной человеческой натуры. – А вот насчет твоего Общества меня по-прежнему терзают кое-какие сомнения, – пояснил Гидеон. – Неужели что-то в том процессе и правда заставило тебя поверить, будто условия избрания зависят от какой-то там игры?
– Ну, до нее случилось кое-что другое, – попытался отговориться Нико.
– А, – холодно протянул Гидеон, – это ты про игру с убийством? Дабы шестеро стали одним, – с театральной напыщенностью, нараспев произнес он, – один должен… – драматическая пауза. – …умереть?
– Arrête [4], – сказал Нико.
– Nunca [5], – ответил Гидеон.
– Это была не, – вздохнул Нико, – игра с убийством…
– Я не твои хобби судить пришел, – проговорил Гидеон беспощадно чопорным тоном.
– Суть в… – Нико осекся. – Прости, а о чем мы?
– О чем ты – ни малейшего понятия. Я же хотел сказать, что для тебя ритуал ничего не меняет. Он куда важнее самому Обществу.
– Сомневаюсь, – пожал плечами Нико. – Мне это показалось просто проверкой.
– Проверкой чего?
– Я… – Нико снова взглянул на камеру наблюдения, а потом взял и послал предосторожности куда подальше. – Послушай, – пробормотал он, – если тебе так надо знать, это была симуляция. Нас сталкивали друг с другом в парах.
Гидеон многозначительно нахмурился.
– И ты сошелся с Тристаном?
– Что? Нет. – С Тристаном сошлась Париса в последнем раунде. Это стало разочаровывающим окончанием дня, если учесть, что едва Париса оказалась в симуляции, как сразу же села на пол и, завязавшись в лотос, стала медитировать. Ее версия Тристана сделала… нечто, то, чего Нико совершенно не понял, но что сильно смутило настоящего Тристана. Зато Париса как источник проекции медитировала себе дальше, не прибегая к магии, а симуляция через несколько минут завершилась.
– Меня свели… с другом, – ответил Нико, едва не выдав имя Рэйны. – Со спарринг-партнером, если точнее.
– И вы… дрались?
– Да. – Если учесть все обстоятельства, это было нормально. – Все прошло хорошо.
– Вот как? – спросил Гидеон, вновь с солидной долей сомнения.
– Что ты вечно ко мне придираешься? Все прошло хорошо, – настаивал Нико. – Потом нас попросили определиться с темой самостоятельных исследований…
– Расцеловали в лобик и подоткнули вам одеялки, – закончил за него Гидеон.
– В принципе, да.
– Понятно. Ну что ж, я уверен, вы просто играли, как тебе и показалось, а не стали частью продолжающегося эксперимента по внушению вам идеологии академии убийц.
– Да, спасибо, согласен. И потом, Рэйна замечательно все пере… – Твою же мать.
– Рэйна, – эхом повторил Гидеон, всматриваясь в лицо Нико, на котором прямо было написано: святые яйца, снова облажался, – и решил, что сейчас самое время изобразить невинность. – Принято.
Нико сокрушенно вздохнул. Теперь, когда Гидеон в целом знал про Общество, Нико то и дело забывал держать рот на замке. Такими темпами он признается, что это он сожрал остатки «нутеллы» во время экзаменов на первом курсе. (Ха, фигушки, он скорее умрет.) Но выбор был либо рассказать Гидеону обо всем, чтобы тот помог отыскать Либби, или…
