Я плыл, не сводя глаз с Николая Васильевича. Его атлетически сложенная фигура была покрыта водяными каплями, сияющими на солнце; создавалось впечатление, точно этот богатырь осыпан бриллиантовой пылью.
Градов замахал рукой, подавая знак выходить на берег, но мне хотелось еще порезвиться в воде. Я подплыл к водяному лапушнику, намереваясь нарвать букет белых лилий, и уже было протянул руку, чтобы схватить белую головку с распушенными лепестками.
— Э-э-эй, дружба, тикай! — закричал Градов таким голосом, точно предупреждал меня о грозящей опасности.
Судорожно отдернулась моя рука от цветка; если не тварь какая-нибудь о двух головах под белым привлекательным цветком, то, может, сам водяной, почудилось, схватил меня и потащил в кипяток. Стремглав я кинулся к берегу, неистово замолотил руками. А Николай Васильевич продолжал кричать с присвистом:
— Ай-ай-ай! Лови его, купня! А-тю-тю!.. Не трогай купавку!
Задыхаясь, чуть ли не наглотавшись воды, я насилу догреб до берега.
— А что, купень, поделом досталось?! — хохотал Градов.
— Хо-хорошо! — с напускной сердитостью ответил я. — Конечно, можно шутить по-всякому. Но при чем «купень» и «купавка» какие-то? Что это за тварь?
Градов сразу поутих, насупился. Спустя немного времени сказал:
— Позволь спросить тебя: зачем ты хотел причинить урон красоте?.. Постой, не перебивай! Как сведущие люди толкуют эти два слова — «купень» и «купавка»? Ну, купень!
Я все еще не мог отдышаться. А он говорил, смеясь глазами:
— Купава, купавка, водяное растение — кубышка, кувшинка с желтыми и белыми цветами. Еще: купавка — цветочная почка, особенно белая, от этого: купавый — белый, чистый. Купава же — пышная, гордая, красивая. Купень — охотник купаться, как мы нынче с тобой, дружба. Так толкует Даль. А славяне когда-то считали кувшинку священным растением, одолевающим нечистую силу, — одолень-травой. Отправляясь в далекое путешествие, они зашивали кусочек корневища в ладанку, такой мешочек, и вешали на шею. Конечно, это только суеверие. Сейчас же саму кувшинку приходится защищать от «нечистой силы» вроде тебя: такими, как ты, несведущими, цветы купавы вырываются, причем большинство из них вскоре выбрасываются. Сорванная купава моментально свертывается в бутоны, и нет такой силы, которая заставила бы ее распуститься вновь. — Подняв голову, Николай Васильевич скользнул взглядом по верху скалы: — Но у нас тут есть еще более существенное толкование…
— Какое же?
— Не объяснишь сразу, надо прочувствовать. — Он кашлянул в кулак, словно что-то стеснило его дыхание. — Погоди, побудешь денек-другой в нашем селе, почуешь, разума не лишен ведь.
— Вот как! — с затронутым самолюбием невольно изумился я. — Ты что, заарканил меня?
— Я — нет, — ответил он. — А люди вот наши… Впрочем, можешь ехать… хоть сейчас.
Я увидел в нем того строптивого школьника, о котором только что читал, и мне захотелось узнать его получше.
— А вот возьму и не уеду! — Я присел на комель топляка. Чтобы разговорить Градова, с натянутой усмешкой спросил: — Скажи на милость, отчего у тебя не хватило пороху рассказать в своей рукописи о не менее, как я полагаю, интересном?.. Ну, скажем, с пятого класса ты перескочил в десятый, и сразу — армия. Где остальные, предыдущие… детали?
Кажется, я достиг своей цели.
— Хо-хо!.. Детали, — ответил он не без запала и ядовито. — Подать тебе еще и детективчик?! Так что ж, милиционер дядя Кирилл налицо. Отчего бы не быть и детективу?! И старик Славутич тут как тут, рядом сидишь. Он чуден не только при хорошей погоде. Так почему бы и его не показать в бурю, во гневе?.. И до Черного моря близехонько…
Николай Васильевич вдруг застыл в неподвижности, всматриваясь в высокое безоблачное небо, где рассыпал свою звонкую трель жаворонок.
— Хорошо-то как! — оживился он, приходя в восторг. — Заливается, певун! Прямо в душу жизнь проливает…
Лицо Градова посветлело. Он присел рядом со мной на комель.
— И в Черном море побывать пришлось, — с заметным дружеским расположением ко мне сказал он. — И было прежде еще… Уж коль на то повернул, то послушай — расскажу.
Передо мной еще несколько: страничек из прошлого Николая Васильевича Градова. Передаю его рассказ так, как он залег в моей памяти.
«…Стол, покрытый красной бархатной скатертью. За столом — председатель комсомольского собрания Дуся Гончаренко, подружка Регины Кочергиной, одна из тех первоклашек, которых а свое время Капитолина Леонидовна пересадила с первой парты на последнюю по вине будущих вождей революции в далеких прериях на Американском континенте, то есть Великого Могикана и его Бледнолицего Брата. Между тем Евдокия Гончаренко о том времени давно забыла…
— Товарищи! — обратилась она к комсомольцам. — Поступило заявление от Николая Градова. Он просит принять его в ряды славного Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи… Товарищ Градов, расскажи свою биографию… Ну-ну, Николай Градов, смелее! Отвечайте спокойно вашу биографию.
Дуся на год с маленьким гачком была старше дружков — Градова и Бездольного, хотя вместе с ними, в один день, пошла в школу. Причина тому — болезнь.
Трудное детство выпало на долю этой девочки. В голод двадцать первого года отец подался из села куда-то на заработки, да так и не вернулся. Вскорости не стало и матери — умерла от сыпного тифа, оставив малышку на попечение какой-то дальней родственницы. И у той, как говорится, ни кола ни двора, Лишь голодные сверчки в развалюхе. Кое-как перебивалась с лебеды на воду, пока не ушла из жизни. И осталась девочка одна-одинешенька. Так и росла Дуся в страшной бедности, хотя добрые односельчане и не забывали ее, помогали сиротке, чем могли, из своего последнего: кто кружку похлебки подаст, кто какие-нибудь обноски. И выросла девочка слабая здоровьем, но с сильным характером. Потому и в комсомол вступила с год назад. И вот теперь с высоты своего положения говорит: «Отвечайте спокойно вашу биографию». Можно ли так?.. И какая у него биография? Ничего особенного… Закончил девять классов. Староста духового оркестра, играть научился почти на всех инструментах. Не случалось такого, чтобы в школьные каникулы бил баклуши: вместе со Степаном и его отцом, выезжал на путины, работал сортировщиком на овощной базе. Словом, не давал рукам роздыху… И бригадмильцем стал, двух
