– Она что, целый час теперь будет шевелиться? – захныкал Пятахин.
– Да не дергайся, – успокоил Дубина. – Она минут через пять уже перевариваться начнет, затихнет.
Пятахин икнул.
Баторцы в дискуссии участия не принимали.
Пятахин снова икнул.
– Я же говорил – переваривается…
Пятахин кинулся к туалету. Дернул за ручку.
– Занято, – ответила изнутри Александра.
– Остановите автобус! – простонал Пятахин и принялся дергать ручку туалета сильнее. – Остановите!
– Найн! – прохрипела из кабинки Александра. – Не надо!
Пятахин кинулся в корму автобуса.
– Остановите! – велел Жмуркин. – Дядя Леш, останови, а то поэт нам всю амуницию заблюет.
Штурмпанцер нажал на тормоза, автобус остановился. Пятахин со стоном облегчения выскочил из двери и поторопился в кущи.
– Пять минут – остановка, – объявил Жмуркин. – Мальчики – налево, девочки – направо.
– А Пятахин направо побежал, – капризно заметила Иустинья.
– Ну, если так хочешь, можешь идти налево, – разрешил Жмуркин.
Иустинья отвернулась, насупилась и стала читать журнал «Лествица Спасения». Остальные поспешили на воздух, ну, Лаура Петровна, правда, осталась, тоже стала читать журнал «Методический день».
Я вышел.
Солнце светило и даже припекало, автобус был уже несколько забрызган грязью, мимо меня, подпрыгивая, прошагал Лаурыч, налево спешил, бедолага, а не надо было лимонадом упиваться. А вообще хорошо. Упоительно далеко от дома, чувствуется свобода, хочется лететь куда-нибудь…
Я огляделся.
Конечно же, как иначе – Франсуа Пятахин-Вийон проглотил свою лягушку напротив ломи. В прошлом году тут смерч проплясал, наш, кстати, городишко тоже по касательной лизнул, а здесь вообще деревьев не осталось – поломало, как карандаши, угнетающее зрелище. И величественное. И лесу много под шумок попилили…
Из автобуса выскочил Дитер и тут же принялся это все зарисовывать, а Болен попер в кусты, на девчачью, кстати, сторону, я не стал его останавливать, в конце концов, немец, что с него взять.
Показалась и Жохова.
– А, между прочим, эта ваша немка в туалете уже полчаса сидит, – сварливо сообщила она. – А она, между прочим, не одна, тут еще некоторые люди имеются.
– Устинья, посмотри, как много перед тобой природы, – я обвел рукой ломи. – Она вся твоя, пользуйся.
– Я не с тобой разговариваю. – Иустинья сморщилась в мою сторону, поглядела на Жмуркина.
– Ну, мне как-то неудобно… – замялся тот. – И потом действительно природа…
– Значит, нам – под кустом, а им удобства? – еще сварливее осведомилась Иустинья.
На это Скопин не нашелся что ответить.
– Ну-ну, – Иустинья покраснела и стала звонить по телефону.
Из валежника показался Болен с большим мухомором, и сразу же Пятахин с куском коры, похожим на ракету. Живой. Я снял это на камеру, добавил заметку «Путешественники помогают колхозникам убирать бурелом с полей», пусть человечество смотрит, как у нас тут все беспощадно.
Пятахин почему-то прихрамывал, но выглядел, в общем, счастливо и освобожденно. Немного перемазан грязью.
– Живая, между прочим, была, – сообщил Пятахин. – Я ее в лужу выпустил – только так поплыла! Слышь, Устька, она не переварилась еще…
Жохова фыркнула и отошла в сторонку, одной рукой держала трубку, другой четки перебирала.
Болен понюхал мухомор.
– Не, – помотал головой Пятахин и отобрал у немца гриб. – Сырыми нельзя, надо сначала в молоке вымочить, а уже потом жарить.
Болен закивал.
– Зачем вы ЭТО взяли? – спросила Жохова у Жмуркина.
Жмуркин промолчал, а Пятахин нет, подмигнул Жоховой, усмехнулся.
– Не надо так на меня смотреть, Устенька, – сказал он. – Джизас не одобрит.
Жохова удалилась в автобус.
– Пятахин, а ты действительно скотина, – сообщила, высунувшись из окна, Снежана.
– Я поэт, между прочим, а ты сама…
Но назвать Снежану дурой Пятахин благоразумно не осмелился.
– Нам пора, – напомнил Жмуркин. – Трогаемся! Все по местам!
Вернулись в автобус и поехали дальше.
Александра не показывалась из туалета, судя по звукам, она там вовсю рыдала. Мы проехали двадцать километров, а она все рыдала и рыдала, я заволновался, спустился по лесенке и постучал.
– Занято!
Всхлипнула Александра.
Какие нежности, подумал я. Хотя… Хотя для нее это, наверное, шок. Надо сказать Пятахину, чтобы не очень распоясывался. С другой стороны, это Раша, детка, это не Мозамбик, никто вас сюда за уши не тянул.
Я занял свое место и записал в блог:
«После посещения усадьбы Щелыково наш поэт Влас Пятахин сочинил прекрасное стихотворение о русской природе».
Тег «Культура».
Из туалета наконец показалась Александра. Выглядела она устало. Ничего, привыкнет. Сама напросилась. Но на всякий приободрительный случай я ей улыбнулся. А она мне в ответ не сумела, добралась до своего места, закуталась в пончо. Мне ее стало жаль, иностранка все-таки, я с ними раньше не общался почти, так, с одной только, она наш город с Галичем спутала. Лучше Александру сейчас не трогать, пусть отдохнет, ну, хотя бы до того же Галича. В Галиче окунется в древние воды… Ну, как-нибудь придет в себя.
Я улыбнулся Александре мужественной улыбкой и направился гулять по проходу.
Дорога опять началась сильно ухабистая, пробираться с носа до кормы стало трудно, справа налево кидало, и прикинуло к Снежане, она как раз ела хлебец с мантуровским сыром. Снежана из третьей школы, настоящая блондинка, потомица викингов, многие видели ее в своих романтических грезах…
– Чего надо? – неприветливо спросила Снежана.
Собственно, Снежана тоже ничего. Конечно, в нашем родном городе мы с ней находились в разных социальных стратах, она из сословия всадников, я… Ну, периэк, какой-нибудь там, слепота куриная, брат Гонкур. Но вот в автобусе, мчащемся сквозь русские веси в поисках добрых дел, несть ни эллина, ни иудея, в этом автобусе я вполне мог подружиться и со Снежаной. Благо ее Ромео спал, утомившийся рассказом экскурсовода про драматургические будни Островского.
Ничего Снежана, ничего, и очки ей черные идут, я вообще люблю девушек с очками, в очках что-то есть.
– Это правда? – спросила Снежана.
– Что?
– Что это ты быдлески придумал?
– Нет, конечно. Это Ницше.
– А, понятно.
Она посмотрела на меня с восхитительной бессмысленностью и этим мне вдруг понравилась. Если у нее на самом деле мозг в относительно первозданном состоянии – то это просто прелесть, такое редко встретишь в наши тяжелые дни, особенно в третьей школе. А если она ловко притворялась, то это и подавнее, ценнее в три раза, особенно в сословии всадников.
– Мне больше та нравится, где сотовые жарят… – сказала Снежана. – Как она называется?
– «Едоки мобильных телефонов», – напомнил я.
– Смешное название. А что, вы там на самом деле телефоны ели?
– Пришлось. В этом и суть быдлески – все должно быть по-настоящему.
– То есть?
– Все очень просто. Если ты обедаешь на помойке – ты должен там непременно пообедать. Если ты жаришь телефон, его нужно непременно съесть. Реализм, в противном случае это не быдлеска, а буффонада. Фейк.
Снежана улыбнулась.
– И как? – спросила она. – Приносит прибыль? Говорят, ты там уже на «Бентли» скопил.
– Сплетни, – отмахнулся я. – Быдлески никакого дохода не приносят, я делаю это только ради искусства. Творчество… Ты знаешь, что такое творчество, Снежана?
Проснулся Дубина, посмотрел на меня с подозрением.
– Где мы? – спросил он.
– Скоро озеро, кажется, – сказала Снежана.
– Я знаю, что такое творчество, – зевнул Дубина. – Нам на боксе рассказывали. Если что, могу показать.
Дубина уставился на меня.
– Не, спасибо, мне и так хорошо. Скоро озеро, Листвянко, говорят, ты с вышки хорошо прыгаешь?
– С какой вышки? – не понял Дубина.
– С парашютной. Отдыхай, дружище.
Дубина вздохнул. Наверное, хотел мне в рог двинуть, но мама в дорогу драться запретила. И правильно.
Я опять отправился к Александре, она скучала на своем месте и немного смущалась.
– Скоро Галич, – сказал я. – Целое озеро целебной воды, окунешься, и печали отступят. У нас по плану оздоровительное купание.
– Озеро? – заинтересовалась Александра.
– Русский Лох-Несс, – сообщил я. – Здесь водится известный Галичский Монстр…
– Монстр?
– Ага. Когда-то давно здесь упал метеорит, а потом стали пропадать люди. И сейчас иногда пропадают. Это монстр их утаскивает. Там в центре разлом геологический, глубина полтора километра.
– Ого!
Александра написала что-то на листке бумаги, сунула своим соплеменником.
Оба сразу повернулись ко мне.
– Расскажи про монстра, – попросила Александра.
Ну, я рассказал подробнее, что мне, жалко? Про лабораторию под озером, в которой кровавые сатрапы Берии готовили смерть для всего человечества, а не получилось. Потому что на первое мая они выпили весь антифриз из реактора, и он расплавился и взорвался. Ну, а сталинский монстр вырвался и вовсю бесчинствует до сих пор.
