неизвестный срок… Впрочем, нечего жаловаться и сетовать – он знает, так нужно, значит, кто-то так завернул новый виток на полотне его жизни – пускай. Его к нему придет, он верит.
– Но это совсем не значит, что ты не должен чувствовать боль и обиду, – проговорила Вера. Ей сложно было подбирать слова. Его присутствие порой вводило ее в сладостный ступор.
– Пожалуй, да, – его лицо смягчилось, вены на ладонях спрятались под смуглую кожу, а оттенок взгляда, как прожектор, из тревожного изумрудного сентября вернулся в тепло-зеленый май. – Спасибо тебе за то, что выслушала.
Она обняла его за талию и долго оставалась так, прислонив ухо к бьющемуся под шквалом мускулов сердцу. Замерла, но дышала спокойно, глубоко, ощущая одно – вот бы всегда быть здесь. Маленьким клубком на его груди. Ее ладонь медленно двигалась туда-сюда по его спине. Он зарыл лицо в ее волосы. Тепло, сочащееся из нее, проникало в его собственную глубину, опускалось на каждой артерии и обволакивало мысли. Вот бы всегда быть здесь.
…Вера проснулась от дикого холода, который словно бы забирался под кожу, окутывал кости, отбивал чечетку на зубах. Она поплотнее закуталась в одеяло, но это не помогло – дрожь мерно покрывала все тело. «Горячая ванна должна помочь», – промелькнула в ее голове мысль, но тут же улетучилась. Вера почувствовала, как встает, делает пару шагов и снова падает – в сон.
…Туман. Сквозь него пробивается один-другой луч света. Ветер. Неповоротливые облака, еле волоча за собой короткие ноги, молодятся: бегают друг за другом, словно внезапно состарившиеся, но так и не заметившие этого дети. Кое-где голубеет небо. Укрытые густой вспененной дымкой темные стволы виноградников нежно и вкрадчиво обрамляют ее своими сухими ветвями. Солнце на минуту побеждает – точно Господь Бог посылает благословение на эту землю: широкая лучезарная трубка освещает один небольшой, но такой счастливый участок – первые заморозки блестят, танцуют, выполняя немыслимые па, которым позавидовала бы сама фея Драже.
Она идет по рядам виноградников, тонкой рукой в перчатке лаская замерзшие и блестящие на скупом, оттого еще более ярком, концентрированном солнце лозы. На ней – объемная темно-коричневая куртка и шапка, конец шарфа крупной вязки болтается вдоль спины. Легкий мороз румянцем осел на щеках. Такая тишина бывает только в возвышениях, на сопках или в горах, – там, куда не забирается ветер и шум трасс, и только в межсезонье – природа мирно спит, отдыхает от энергичных дней, набирается сил. Звенящий сияющий покой наполняет и ее – оглядывается. С высокого холма виднеется три гектара ухоженных, аккуратно выстроенных плечом к плечу лоз – их виноградник: по эту сторону любимые неббиоло и каберне фран – их холодная, сдержанная, элегантная форма была решена с самого начала, а чуть севернее – словенский зелен, который они посадили, чтобы играть и экспериментировать, утопать в многослойности и показывать друг другу, что он или она выдумали на сей раз. Немного шардоне – в качестве базы, плюс из него получается любимый Верин блан де блан в диковатой петнатной подаче. Ему он кажется слишком ровным, упрощенным, безупречным, для нее же – собственно, в этой тонкости стиль. Зато у него хорошо выходят плотные утяжеленные красные с двойным дном. Идеальный тандем.
Вера улыбнулась этой мысли и с чувством глубоко вдохнула, забыв, что температура упала почти до нуля – в горле чуть защипало от холода. Она посильнее затянула шарф, потерла друг от друга ладони и двинулась вниз, к подножию холма. Заметила фигуру в большом старом амбаре: он чистил огромной погружной щеткой стальной ферментер. На нем была одна футболка, ее короткие рукава любовно обхватили его крепкие, влажные от пота плечи. Он тоже увидел ее и помахал как бы говоря «иди сюда!». Она зашла внутрь:
– Тебе не холодно? – коснулась его руки.
– Не-е-ет, ты чего, жара! – он крепко обнял ее и тут же быстро отстранился. – Ой, я весь потный, прости…
На этот раз она сама прижалась к нему и засмеялась:
– Люблю когда так! Скоро заканчиваешь? Помнишь, что к нам на ужин едет группа из Китая?
– Ох, да, конечно. Я утром немного убрался в первом и втором залах, но, сама знаешь, после того, как Карло разбивает шапку, все вокруг превращается в место жестокого преступления.
– Надо с ним поговорить. Нам так ни на каких уборщиц не хватит. Хотя все равно он самый лучший…
– Вот и я о чем. Но ты права, обсужу с ним уборку еще раз. Заходила в погреб? Как там шардоне?
– Да, все нормально. Всего одна взорвалась, а не шесть, как в прошлый раз, – смеясь, Вера посмотрела на него. Он тоже улыбался ей.
– Я попросила Витторию приготовить качукку и тальятту, а сама нажарю блинов, будет увесистый десерт. Анатоль на днях купил в русском магазине сгущенку. И еще смородиновое варенье, которое твоя мама привезла, осталось. А к игристому соберем хлеб с луком – я его замариновала вчера – и шпротами, ладно? – Вера щебетала, а он смотрел на нее с нескрываемой нежностью, слушая и не слушая одновременно. Туристы приезжают каждую неделю, а она все горит: всякий раз придумывает новое меню, просит Карло разучивать русские песни на гитаре, сама встречает группы и разливает вино, пока он рассказывает об особенностях их терруара и подхода.
Она обожает принимать гостей на их винодельне, болтать с ними обо всем и видеть довольные улыбки – так же сильно любит копаться в земле весной, обрезать листья и подвязывать лозы, окучивать маленькие розовые кустики, чуть не с головой ныряет в ферментер, когда в нем рождается ее любимое вино, таскает ящики с виноградом, пока он не видит…
Оба сами не поняли, как так случилось, что они отказались от всего шумного, светского, блистательного, хотя были одними из наиболее заметных виноделов региона – они жили в своей «деревне», носили почти всегда запачканные либо ягодами, либо землей комбинезоны, она убирала волосы под косынку молочного цвета, он носил очки с чуть потрескавшейся оправой. Вечера они проводили сидя на веранде за бокалом своего же вина, только что разлитого, обсуждали, например, стоит ли поехать в питомник и присмотреть еще какой-нибудь сорт, как чуть докрутить кислотность там-то и там-то, радовались, что милдью обошла стороной, несмотря на влажность – в какой-то момент эти разговоры прерывались на долгий, крепкий, спокойный и размеренный, вместе с тем глубинно страстный поцелуй. Они были так счастливы в этом своем
