– Ты думаешь, что, если у Хэт вырастет борода, Джимми сразу же передумает? – спросила Присцилла.
– «Бородой» геи называют девушку, которой они прикрываются, если не хотят, чтобы окружающие знали, что они геи. Список бесконечен – Рок Хадсон, Майкл Бэрримор, Элтон Джон. Все были женаты. Самый яркий пример – Джордж Майкл. У него всегда была подружка.
– А что, если Джордж Майкл раньше был бисексуалом? – с надеждой в голосе спросила Миш.
Она была большой его поклонницей.
– Ну да! А потом взял и нашел себе мальчика!
– Жадины-говядины, вот кто такие бисексуалы, правда, Джерри? – крикнула Присцилла из кухни.
Она обследовала кладовую, пытаясь отыскать в ней что-нибудь вроде пудинга.
– Угу, – откликнулся Джерри, выгнув брови. – Ты либо тот, либо другой, а если сам не знаешь, за какую команду хочешь играть, значит, ты жадина-говядина.
– Может, правильнее сказать, что такой человек нерешительный гетеросексуал? – поинтересовалась Миш.
– Нет, он явно гей.
– Ты хочешь сказать, что я должна притвориться лесбиянкой и найти себе подружку? – спросила Хэт.
Она плохо понимала, о чем идет речь.
– Не торопись. Хотя и говорят, что все юноши мечтают заниматься сексом с двумя девушками…
– Вот за это мы, девушки, и называем их жадинами, – перебила его Миш.
– Я этого не предлагаю, хотя неплохо иметь это в виду на случай неудачи. Я хочу сказать, что тебе нужен мужчина, который сыграет роль Джимми, пока ты пытаешься вернуть настоящего Джимми, чтобы твоя мать ничего не поняла.
– Блестящая мысль, Джерри!
Хэт обрадовалась – ей бросили еще один спасательный круг.
– Мысль действительно толковая, – согласилась Присцилла, выкладывая на стол слегка подгнившие фрукты, половину древнего фруктового торта и пачку печенья.
Неожиданно Миш точно громом ударило.
– Послушайте! Простите, что порчу вам всю малину, но у меня есть маленький вопрос. А что случится, если Джимми вернется? Неужели мама Хэт, не говоря уж обо всех остальных, не заметит, что это не тот парень, с которым ее познакомили?
За столом воцарилось молчание. Все задумались над словами Миш. Минуту-другую казалось, что на этот раз ее прагматизм взял верх. Но тут Присциллу осенило:
– Когда он будет знакомиться с Мэгги, ему нужно будет обмотаться шарфом и надеть шляпу. Пусть сделает вид, будто сильно простудился.
– Правильно, – пришел в восторг Джерри.
– Да вы что, с ума оба сошли? – К Хэт ненадолго вернулось былое благоразумие. – Не могу я привести с собой человека на обед в дом сестры со всеми удобствами, включая центральное отопление, и при этом надеяться, что никто не заметит, что мой жених не снимает шляпу и шарф. Подумают еще, что он секретный агент из мультика!
– Чепуха! Он может сказать, что еще не начали действовать таблетки от горла, – возразила Присцилла.
Она, наверное, была единственным на свете человеком, который поверил бы гостю, явившемуся в ее дом в таком виде и давшим такое объяснение.
– Что ж, тоже вариант, – произнесла Хэт не очень убедительно. Она готова была рассмотреть и эту мысль и не собиралась отказываться ни от каких предложений, какими бы нелепыми они ни казались.
– И все-таки, – продолжала Присцилла, – я бы остановилась на первом предложении – попробовать соблазнить его какими-нибудь женскими штучками. Именно то, что сейчас нужно. А «усы» искать – это последнее дело.
– «Бороду», Присцилла, – ласково напомнил ей Джерри.
– Я все отлично поняла, – ответила Присцилла, – волосяной покров на лице – метафора, означающая маску, бороду, усы, все что угодно.
– Легкомысленный наряд наверняка сделает свое дело, – сказал Джерри, обнимая Хэт за плечи.
Миш бросила на него убийственный взгляд, но напрасно: когда речь заходила о гетеросексуальным приемах, Джерри прибегал к обширному и разнообразному опыту Присциллы.
10
Пора брать быка за рога
На следующее утро Хэт проснулась сразу же. Адреналин гулял по всем ее жилам. Наверное, так себя чувствует солдат перед сражением, подумала она. Она закалилась на неделю вперед, зная, что эта неделя будет решающей. Ожидавшееся через тринадцать дней прибытие матери вызывало у нее такое ощущение, будто ей в зад вставили фитиль и вот-вот подожгут.
Хэт торопливо напялила на себя все, что оказалось под рукой, – в результате получилось что-то вроде Ворзел Гаммидж.[14] Хэт никогда не следила за модой, и ей было все равно, как ее образ жизни отражается на прическе. Она проклинала себя за то, что не может отложить свои дела. Больше всего на свете ей хотелось сейчас целиком сосредоточиться на неотложном деле возвращения к той жизни, которой она радовалась всего лишь девять дней назад. И дело не в том, что она не любила свою работу. Ей нравилось то, чем она занимается. За любым садом и офисным уголком, каким бы банальным он ни был, она ухаживала, словно мать за ребенком. Она переживала по поводу любого увядшего растения, а те из них, что поникли, возвращала к жизни с заботой, которую люди уделяют разве что умирающим родственникам. Но Хэт не любила разговаривать с растениями: она терпеть не могла всю эту чертовщину, а тому, кто так делал, говорила: «С таким же успехом можно разговаривать с лопатой». Хэт не была романтиком, но искренне привязывалась к вверенным ее попечению живым организмам и проникалась к ним чувством глубокой ответственности. Она гордилась своей работой и нередко думала о том, что если бы ей пришлось заботиться о мужчине, то отдала бы ему не меньше энергии, чем тратила на поддержание жизни капризных орхидей.
Следующие два рабочих дня были самыми обыкновенными и не отвлекали Хэт от навязчивой идеи. Нужно было побывать в трех садах, работа в которых не требовала умственного участия и сводилась к рутинному обрезанию веток, прополке и мульчированию.[15] Это позволило Хэт обдумать новый фантастический план, призванный заставить Джимми переменить свое мнение. Этот план навеяла на нее тяпка.
В первый день ничего не произошло, и Хэт нехотя вступила во второй в надежде, что действительность что-нибудь ей подскажет. И тут, словно по волшебству, ее чаяния были вознаграждены после того, как она по неосторожности нанесла себе рану. В это время она была у клиента, пианиста Германа Маллера, который уехал на гастроли. Он часто покидал город, и Хэт обычно входила через заднюю калитку и занималась своими делами. В тот день, стоя на коленях на траве, она мульчировала одно нежное растение и с такой силой воткнула тяпку в землю, что у той сломалась ручка, после чего в землю вонзились два пальца Хэт. Боль была страшная. Хэт стала трясти рукой, потом крепко зажала ее под мышкой. Хэт ждала, что боль пройдет, но пальцы вспухли, ими трудно было шевелить. Наконец она решила, что надо проверить, не сломаны ли они. Одной рукой она кое-как собрала вещи и села в свой пикап.
