Прежде чем пришел тот радостный момент, когда Хэт осенило, она не давала себе ни минуты покоя. Каждый вечер она без устали трудилась над своими свадебными планами – рассылала письма с благодарностями за доставленные подарки. Примерила фату, относительно которой пока ничего не решила. (В ней она словно бы бросает вызов невестам-девственницам, своим предшественницам, которые, можно подумать, до брачной ночи мужской половой орган в глаза не видели. Она согласилась на фату лишь потому, что мадам Костас настояла на ней как на непременном элементе наряда. Хэт подозревала, что выбросит ее в канун свадьбы.) Согласно инструкциям, шаг за шагом изложенным в брошюре для новобрачных «Главный день в вашей жизни», которую Хэт нашла бесценной (хотя и не без раздражения заметила, что там ничего не говорится о том, что делать, если тебя бросил жених), она разнашивала в спальне свои свадебные туфли. Она часами раскладывала на старом стуле-вертушке (сбросив с него обычно лежавший на нем ворох нижнего белья) клочки бумаги, размышляя о том, как рассадить гостей во время свадебного обеда.
Планы планами, но казус в больнице заставил Хэт призадуматься. Продолжать начатое она хотела отчасти для того, чтобы стереть из памяти это ужасное происшествие. Все последнее время она старалась не думать о том, что Джимми там был, видел ее и стоял, как она полагала, всего лишь в нескольких – о! как это мучительно! – дюймах от нее. Вместо этого она сосредоточилась на будущем и на всем том, в чем нужно разобраться, чтобы ничего не развалилось. Все свои надежды и чаяния Хэт возлагала на то, что в нужный день все пройдет без сучка и задоринки, но без борьбы она не сдастся. О, какая это будет борьба!
Когда они с Джимми ездили в машине, за рулем сидела Хэт. Более того, у Джимми с его молчаливого согласия не было ни ключей, ни доверенности. В жизни он был мечтателем и беззаботно плыл себе по течению. Вот почему, когда выяснилось, что что-то его все-таки беспокоит, Хэт пришла к мысли, что то, что он передумал, следует приписать помрачению его разума. Хотя теперь имелись серьезные доводы против этого, – эти доводы вопили, размахивали руками и требовали обратить на себя внимание, – Хэт верила, что он вовсе не собирался разбивать ее сердце. И в какой-то степени была права.
Джимми и в самом деле не знал, какой великой суматохи он избежал. Сама того не ведая, Хэт уберегла его от нудной мучительной подготовки к свадьбе. Целыми днями, не считая того, когда они решили пожениться, они бродили по «Джону Льюису» со свадебным списком в руках и прикидывали, не слишком ли вызывающе выглядит сервиз с постепенным ослаблением тонов и сколько им понадобится тарелок соответствующих цветов. Все это вовсе не казалось Джимми обременительным. Он плохо разбирался в повседневных делах, и Хэт охотно взвалила все на себя. Теперь ей пришло в голову, что, как только до него дойдет, какую громадную потерю он понес, расставшись с достойным и порядочным человеком, он сразу же вернется. Она была уверена, что ее новый план поможет этому.
12
Осторожно – нижнее белье в действии
Хэт выбрала вечер, когда «Арсенал», любимая команда Джимми, проводил домашний матч. (Его первой любовью был команда «Партик Фисл»,[16] но за пределами Шотландии он почти не играет, а ведь перебравшемуся в Лондон Джимми надо было за кого-то болеть.) Времени для приведения своего плана в жизнь у нее было достаточно: Джимми был рабом привычек, и Хэт помнила, что, возвращаясь после игры домой, он наверняка зайдет поесть жареной картошки. И тем не менее, войдя в его квартиру во второй раз после того, как он оставил ее, она вела себя как грабитель. Хэт остро осознавала, что это, вероятно, ее последний шанс и упустить его никак нельзя.
Оказавшись в квартире, Хэт прикрыла дверь с такой бережностью, словно та была из венецианского стекла. Неподвижно постояв с минуту, она прислушалась, не выдали ли ее какие-либо звуки. Ничего. На всякий случай она произнесла: «Эй! Есть кто-нибудь дома?», но до нее тут же – с опозданием – дошло, что, если бы Джимми был дома, она выглядела бы полной дурой, стоя в коридоре и обращаясь к нему так, как будто ничего более естественного и быть не может. К счастью, никто не ответил.
Хэт прошла по коридору мимо кухни, где, к своему удивлению и немалому смущению, обнаружила обваренное месиво из кроликов, которое по-прежнему лежало на плите. Очень непохоже на Джимми, почему же он его не убрал, подумала она, открывая дверь спальни. А может, он нарочно оставил его в память обо мне и о том, как мы когда-то вместе смеялись.
Она с удовольствием отметила, что в комнате Джимми ничего не изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз. Это ее успокоило. Она усмотрела в этом знак того, что его неожиданный отказ от свадьбы не есть следствие какой-то серьезной внутренней перемены, чего она опасалась. Кровать была, как всегда, аккуратно застелена. Скромный набор одежды висел в углу на вешалке. Обувь, все три пары, не считая той, что была на нем, – если, конечно, он не вышел из дома босиком – находилась на нижней полке вешалки. Обширное собрание журналов о мотоциклах стояло в хронологическом порядке на полке вдоль одной из стен. Он специально сделал для них полку. Его любимое потрескавшееся кожаное кресло стояло в углу напротив вешалки. Обычно он устраивался в нем полистать свежий номер «Фото мото», или как там этот журнал называется. К своему стыду она не запомнила название.
Джимми не всегда был таким аккуратным. Когда-то его жизнь была невероятно хаотичной. Он рассказывал Хэт, что изменился после отъезда из Шотландии, где, судя по всему, не был счастлив. Дома он то и дело оставался без работы. Пожив несколько месяцев в Лондоне и отыскав работу, он перед самым знакомством с Хэт стал жить упорядоченно. Джимми понял, что с порядком приходит спокойствие. Ничего подобного он раньше не испытывал. Это была одна из причин, привлекших его к Хэт.
Испустив вздох вместо боевого клича, Хэт скинула пальто и забралась в кровать. Располагаясь в ней удобнее, она подумала, что для осуществления ее плана потребуется гораздо больше изобретательности, чем она думала. Но сдаваться она не собиралась. Наконец, изрядно повертевшись и с большим уважением подумав о ловкости Гудини,[17] она нашла удобную позу и стала дожидаться возвращения Джимми. Хэт была совершенно уверена в том, что, когда Джимми увидит ее, он не сможет удержаться и ляжет рядом.
После самого долгого в своей жизни ожидания Хэт услышала, как открывается входная дверь. В квартире она находилась чуть больше часа, но время тянулось невероятно медленно, потому что она отключила все свои чувства, не говоря о физических неудобствах, которым себя подвергла. Она молила Бога, что не покажется Джимми некрасивой озабоченной замухрышкой, которая в иных обстоятельствах могла бы стать олицетворением эротической мужской фантазии. Ее вдруг охватило сильное желание пописать, но она понимала, что прикована к постели и потому придется терпеть. Прислушиваясь к тому, как Джимми ходит по квартире, она с испугом подумала, как бы не умереть от напряжения. И тут, откуда ни возьмись, у Хэт возникла мысль о звуковых эффектах: немного взбитых сливок – и торт готов. Убежденная в том, что ни один мужчина не устоит, услышав тяжелое дыхание женщины, которая его ожидает, Хэт принялась негромко стонать. Дверь отворилась, но не сразу. Настал момент истины.
