То, что произошло вслед за фразой «Да пусть воздастся вам по заслугам!», Студент запомнил до конца дней своих.
Катюша, веселая, слегка опьяневшая, откинула назад головку — кончик косы соскользнул на висок.
— Простите, — сказала она, сильно смутившись, и стала обеими ручками усердно прилаживать его зеленоватой шпилькой. Но все старания оказались напрасными. Старательно уложенные косы расползлись, тяжело упали, повиснув за спинкой стула.
Гвоздь и очкастый застыли, как на фотографии: в Катюшиной ручке блеснул крохотный серебристый пистолет. Выстрелы прозвучали негромко — один за другим. Гвоздь подпрыгнул на стуле и сполз под стол, а его советник плюхнулся лицом в тарелку, на его затылке быстро расползалось кровавое пятно.
— За оскверненную женщину, — спокойно сказала Катюша.
Никак не ожидал Студент, что все произойдет так внезапно. Реакция сработала инстинктивно. Его кулак, неся в себе всю мощь девяностокилограммового тела, врезался в лицо гвоздевского телохранителя. Тот опрокинулся назад вместе со стулом, грохнувшись головой об угол буфетной стойки. Дядюшка Цан опередил его. Он уже махал, просунув руку в форточку, носовым платком, а второй телохранитель лежал неподвижно на полу с неестественно выгнутой шеей.
За стенами кафе раздались выстрелы.
— В дорогу, — сказал Граф, поднимаясь из-за стола.
Пока они шли через кухню, захламленный склад к ожидавшей их машине, одиночные выстрелы сменились беспорядочной, частой стрельбой, будто в хор вступили пулеметы.
Машина легко покатилась по песчаной дорожке парка, проехала по опрокинутой железной ограде и вывернула на булыжную мостовую. Здесь Граф приоткрыл дверцу, прислушался. Выстрелы стихали…
— Кажется, ребята похвалы заслужили, — сказал он дядюшке Цану. — А ты, Катюша… — Он помедлил, подбирая слова. — Согласись, на сцене — игра, которую можно повторить… А твой сегодняшний дебют…
Он искоса глянул на нее и замолчал. Катюша плакала, спрятав лицо в дрожащие ладошки.
8
Дальмар протянула Студенту «Правду».
— Про тебя ни словечка, — вставила язвительно она.
Он увидел заголовок «Конец банды Гвоздя» и, вырвав из ее рук газету, начал жадно читать.
«Блестяще разработанную операцию завершили сотрудники советской милиции. Два дня назад была обезврежена банда Гвоздева (кличка — Гвоздь), которая грабила жителей, совершала налеты на банки и магазины.
Геройски проявил себя в ходе операции майор милиции Иван Грищук. Получив несколько тяжелых пулевых ранений, он бросился преследовать главаря банды. Завязалась неравная схватка. У Гвоздева в руках был нож и пистолет, а в револьвере майора кончились патроны. Но милицейская выучка помогла: он сумел ликвидировать опасного преступника, которого давно разыскивали правоохранительные органы.
Офицер советской милиции Иван Грищук умер от полученных ран по дороге в больницу. В память о погибшем товарище работники милиции обещают удвоить усилия в борьбе с бандитизмом».
— Ну и брешут! — невольно воскликнул Студент, не веря глазам своим. До сих пор каждая печатная строка воспринималась им как непорочная истина.
А в «братских кельях» эта информация грохнула подобно взрыву за окном. Этот очкастый «юридический советник» Гвоздя — майор милиции! Кто теперь докажет, что он работал на двух хозяев?
Пройдут торжественные похороны с речами, с салютом из винтовок, состоятся партийные собрания, начнется разработка новых планов действий, на этот раз уже против графства — милиция наверняка знает, что его убили люди Графа.
Жди большой крови. За своих они мстят остервенело, ни перед чем не остановятся, пока не найдут убийцу. Рухнуло то негласное перемирие, которое всегда существует между милицией и отдельными кланами воровского мира, ибо нарушен основной закон государственных охранников: не тронь наших, и мы будем к вам снисходительны по мере возможности.
Известие об убийстве майора милиции прозвучало в «братских кельях» объявлением открытой войны против графства.
По тайным каналам стали приходить новые удивительные сообщения. Гвоздь-старший на полчаса зашел в МУР… Чтобы такой туз дал повод для вызова на допрос или дачу свидетельских показаний? Подобного никто не припомнит. В тот же день разведчики дядюшки Цана донесли, что в ресторане «Москва» сошлись Дрозд, Лысый, Шакал и Гвоздь-старший… О чем говорили коронованные урки — точных сведений не поступило. Да и так было все ясно, коль на эту сходку не пригласили Графа… Заметили также, что уж очень суетливо забегали вокруг графских «малин» мелкие соглядатаи… Значит, соседских корешей, как и милицию, сильно заинтересовало графство? Милиция жаждала мести и славы, а они — власти и больших доходов в тех местах, куда не допускал их графский дозор.
О потаенных подводных течениях в воровском мире Студент узнал только пять дней спустя на загородной даче, где впервые увидел Леонеллу.
От ворот нервно и торопливо пробежал к беседке запыхавшийся толстяк, которого Студент называл про себя «самоваром». Он хорошо его видел, сидя на скамейке за густым кустом акации.
— Простите, Граф, опоздал… Поездил немного по улицам, чтобы пресечь наблюдение…
— Правильно сделали, — отозвался Граф и спокойно, точно речь шла о погоде, спросил: — Так что там затевается против нас?
Толстяк, так и не отдышавшись, опрокинул рюмку водки, хряско закусил большой редиской…
— Дело плохо, — ответил, выбирая в тарелке вторую редиску. — Вчера проводил совещание по ликвидации вашей… вашей… — он поискал слово, наполняя рюмку водкой, — вашей группировки. Разосланы указания во все городские отделы милиции, привлечено с области двести оперативников, прибыла рота бывших фронтовиков… Но не они будут проводить операцию…
— Кто же? — удивился Граф.
— Ваши конкуренты во главе с Гвоздем и Шакалом. Сами вызвались… Принесли план операции в МУР. Милиция пойдет вторым эшелоном, возьмет на себя тех, кто сможет пробиться через первый заслон.
— Значит, нас хотят вырезать свои? — уточнил Граф.
Самовар закивал головой, расхрустывая очередную редиску.
— Милиция, так сказать, подведет итоги… Ну и доложит, естественно, в ЦК о своих заслугах…
— Да-а… — задумался Граф. — Осмелели урки, спрятавшись под ваше крылышко!.. Молодцы… И когда же начнется эта операция?.. — Самовар сосредоточенно поскреб толстыми пальцами щеку, замигал своими маленькими глазками. Чувствуя, что он не хочет отвечать на вопрос, Граф дружески сказал: — За это получите тройной гонорар и мое обещание забыть вас навсегда.
Тогда Самовар отважился:
— Верю вам. Сегодня ночью. В двадцать четыре часа.
— Уже сегодня?
— Да. — Самовар понял, что сказал слишком много, и, махнув рукой, достал из кармана и развернул на столе большой бумажный лист. — Предполагается ликвидировать вот эти точки…
— Вы можете подарить мне эту карту?
— Нет! — ответил Самовар решительно, явно испугавшись.
— Понимаю. Сейчас я вам верну ее в полной сохранности.
Неторопливо свернув карту трубочкой, Граф спустился на дорожку и направился к желтому домику, где ждали его Олег и дядюшка Цан. Вернулся минут через десять. Положил перед Самоваром карту и толстый перевязанный серой лентой пакет.
— На прощание еще один вопрос. Можно?
— Да-да, конечно, — поспешно ответил Самовар, прижав пакет к груди.
— Вам уже известно, кто убил майора Грищука?
— Конкретно — нет, но кто-то из ваших.
— Это сделал я.
— Вы, Граф? Сами? — удивился Самовар. — Хотите взять на себя мокруху?
— Повторяю: это сделал я. Постарайтесь, чтобы не было принято других версий…
— Хорошо, хорошо… Но почему вы… сами?
— Он был на службе у Гвоздя-младшего. Как вы у меня. Будьте здоровы! Как выйдете за ворота, успокойте себя: мы с вами незнакомы…
Самовар, схватив карту, помчался по дорожке к выходу, несколько раз оглянулся, точно боялся, что прогремит выстрел.
— Какая мразь! — презрительно сказал Граф, обращаясь к Студенту. — А вы еще толкуете о морали, чести, достоинстве советского человека… Да разве имеет право Иуда, продающий своих, жить на земле!.. Зовите Олега и дядюшку Цана…
Совета не было. Говорил один Граф, сжато, строго, как перед боем:
— Решаем так. Вы, — он глянул на Олега и дядюшку Цана, — отправляетесь в кельи и рассылаете гонцов с приказом: за два-три часа поменять все бертепы[66], всем червонным лечь на дно. До того, как шушера начнет громить наши хаты, надо отправить на луну[67] всех тузов. Гвоздя-старшего, Шакала, Дрозда, Лысого. Покарать, как предателей. Где они постятся, известно?
— Да, — ответил дядюшка Цан.
