— Не говори так, Муумина, меня заколдовал дьявол, лишил дара речи и сказал: не заговоришь, пока к тебе не прикоснется девушка по имени Муумина, дочь слепого Ливинда… Долго, ох как долго я добирался до тебя, и вот я осчастливлен…
— Да стану я прохладой в жаркий день для тебя, да стану я костром тебе в мороз, добрый гость, входи в нашу саклю, хотя она, может, и не достойна такого гостя, как ты, уж очень старая…
— Это не беда, Муумина, что она старая… — Юноша взмахнул левой рукой, и ахнули все жители Куймура: на месте старой сакли слепого Ливинда появилась двухэтажная, светлая, с ажурными перилами на балконах, сакля из белого камня, да не с одним, а с двумя дымоходами…
Отец Муумины вышел из комнаты и, по привычке нащупывая палкой путь, хотел сойти по знакомой лестнице, но ее не было на прежнем месте. Он пошел прямо к краю террасы и мог бы сорваться, но Муумина вскрикнула:
— Отец, берегись! Отец!
Услышав этот крик, белый всадник в мгновенье ока взмахнул правой рукой, и свершилось чудо: слепой Ливинд остановился у самого края террасы, открыл глаза и увидел перед собой огромный, удивительный мир, увидел он и свою счастливую дочь, а рядом с ней молодого джигита. Сошел отец по мраморной лестнице, благословил молодых. А через три месяца и три дня сыграли они такую свадьбу, что все жители аула собрались, семь барабанщиков и семь зурначей играли и день, и ночь, и еще день. Медведь из лесу прибежал поплясать, соловьи из дубравы прилетели, чтобы песней своей украсить торжество. Столько меду было свадебного, что хватило всем. Всем, кроме бедного отца невесты — слепого Ливинда…
Так кончалась сказка Ливинда. Эту сказку старик рассказывал много раз. И не только дочери своей, но и другим детям, да и не только детям, но и взрослым. Все в ауле знали сказку о белом всаднике.
Эта-то сказка и цвела в душе Муумины, хотя порой, когда тяготы жизни становились особенно невыносимыми, бедной девушке вдруг начинало казаться, что ничего с ней такого быть не может. Откуда здесь взяться сказочному джигиту — все это только мечты. Но разве может юное существо жить без мечты? И сердцу верилось. Печаль сменялась надеждой.
Находка у старой башни
Утро выдалось жаркое, и овцы попрятали свои мордочки в тени развалин башни. Муумина собирала цветы. Время осеннее, их уже было мало и не такие красивые, как летом.
Девушка вдруг наткнулась на яму, там, где ее никогда не было. Она подошла совсем близко и увидела у ног своих книгу. Подняла книгу, а это оказался коран, каких много в мечети. Только медная застежка на нем особенная — с красивым узором и очень блестящая. Муумина скользнула взглядом в яму и… онемела. Там сидел человек с открытыми остекленевшими глазами. Девушку охватил такой ужас, что в первый миг она не могла ни вскрикнуть, ни убежать. Но потом вдруг сорвалась с места и тут же споткнулась о другой труп, только это уже ее не остановило. Она бежала вниз по склону и все почему-то повторяла: «Мама, мамочка!..» Забыв об овцах своих и обо всем на свете, девушка бежала к дому. Отец как раз собирался в мечеть, когда с грохотом распахнулась дверь и в саклю ворвалась Муумина.
— Что с тобой, дочка! — протянул к ней руки слепой Ливинд. — Я по дыханию твоему чувствую неладное.
— Отец, там случилось что-то страшное! — не своим от волнения голосом проговорила Муумина.
— Где, дочь моя?
— У старой башни, отец! Там, там…
— Зачем ты туда ходила? Я же запретил тебе забираться далеко! Так что же произошло?
— Там вырыта большая яма, и в ней сидит мертвец, а чуть дальше еще один убитый!.. Так страшно…
— О аллах, что все это значит? А кроме тебя там никого не было, Муумина?
— Нет, не было. Только я с овцами.
— Никогда больше не ходи туда, слышишь?
— А как же овцы?..
— Они вернутся, сами найдут дорогу домой. И никому ни слова не говори об этом. Никому!..
Бедного слепого вдруг осенила мысль: почти все другие служители мечети слывут ясновидцами, а за ним ничего такого не числится. Так не сам ли аллах посылает ему удачу?
Слабости человеческие, есть ли им предел…
— Я нашла там вот этот коран, — девушка протянула отцу книгу. — Он с красивой медной застежкой.
Ливинд ощупал книгу.
— Жаль, доченька, что глаза мои не видят всего здесь написанного… — вздохнул он. — Ну, да ладно! Схожу-ка я все же в мечеть. А ты постарайся забыть обо всем и никуда не выходи из дому. Об овцах не беспокойся. Я, пожалуй, попрошу кого-нибудь из мальчишек, пусть пригонят их.
Ливинд ушел. И уже очень скоро, наспех совершив намаз, он стоял у мечети в толпе куймурцев и, перебирая четки из разноцветных камней, загадочно говорил:
— Почтенные братья по вере, вчера неподалеку от нашего аула случилась беда. Я думал, кто-нибудь расскажет мне об этом, но вы все почему-то молчите…
— Что такое? Что случилось, Ливинд?
— Мне явился ангел. Он попросил, чтобы мы предали земле тех, кто убит вчерашней ночью у старой башни…
— Что ты такое говоришь? Откуда ты взял, будто кто-то убит. Может, удивить нас хочешь?.. — зашумели все вокруг.
— Мне и сейчас видятся эти убитые. Вот они! Один сидит в яме, другой лежит чуть поодаль. Сыны правоверных, я говорю вам истинную правду. Мертвые взывают, чтобы мы предали их земле! — с твердой уверенностью в голосе сказал Ливинд.
— А кто они такие?
— Не жители Куймура.
— Неужели все это действительно произошло? Тогда, выходит, ты, Ливинд, провидец?! — проговорил один из почтенных старцев по имени Ника-Шапи.
— Я сказал вам правду! — повторил Ливинд. — Исполните свой долг, правоверные, и похороните несчастных, кто бы они ни были. Будь я зрячим, сам бы сделал это.
— От чего же они погибли? — недоумевали куймурцы.
— Мало ли людей на нашей земле погибали от алчности. Думаю, и с ними случилось такое.
— Странно. Но, может, и так…
В правоте изреченного слепым Ливиндом куймурцы убедились очень скоро.
Пошел разговор о том, что Ливинд достоин преклонения, что он святой. Да, да, святой… А ему только того и надо было, чтобы укрепить свое положение среди служителей мечети.
Убитых в тот же день похоронили на аульском кладбище. На могилах поставили небольшие, без надписей, каменные надгробья. А причисленный к лику святых слепой Ливинд продолжал удивлять куймурцев: он показал им книгу с медной застежкой.
— Это коран, — сказал Ливинд. — Особенный. Дело в том, что его принес мне ангел. Ты, разумеющий письмена Ника-Шапи, не прочел бы, к примеру, вот эту страницу?
Слепой развернул коран и пальцем показал, где он просит прочитать. Все перестали грызть тыквенные семечки и обратились в слух. Тот, кого Ливинд назвал Ника-Шапи, взял коран и начал читать: