Старший офицер, стоящий на мостике флагманского судна, взмахнул рукой.
Я услышал приглушенную расстоянием команду загребного мастера, по которой длинные весла, стоявшие до тех пор почти параллельно воде в каком-нибудь футе над ее поверхностью — настолько тяжело нагружены были галеры, — одновременно опустились в воду и после короткого движения лопастей к корме судна, роняя цепочки сверкающих на утреннем солнце капель, снова взлетели над водой.
Сидящая глубоко в воде галера, неповоротливая и медлительная, с трудом отошла от ренсового островa. Ярдов через пятьдесят она развернулась и взяла курс на Порт-Кар. Команды, с каждым paзом звучащие все тише, раздавались с прежней ритмичностью, и согласно им опускались в воду и взлетали над ней длинные весла.
Затем от острова отошла вторая галера и, в точности повторив все действия первой, также легла на курс на Порт-Кар. За ней последовали остальные.
Я стоял на плетеном ренсовом плоту и смотрел на удаляющиеся галеры. У самых моих ног, высунувшись из груды наваленных на плот стеблей, лежала Телима. Я сорвал с головы дурацкий венок, который весь день носил и вспомнил о котором только сейчас. Часть цветков на венке была в крови от раны, полученной мной во время налета. Я посмотрел на Телиму, которая тут же отвернулась, едва поймав мой взгляд, и швырнул венок в болото.
У меня ушло довольно много времени на то, чтобы без весел или шеста добраться до ренсового острова. На плоту валялись какие-то обрывки сетей, которыми я перевязал пучок длинных стеблей тростника и, действуя ими как веслом, как-то ухитрился подогнать плот к берегу.
Телима все еще лежала неподвижно, уставившись безучастно в пустоту.
Подойдя к краю острова, я привязал плот к нему и прислушался.
Все было тихо.
При моем приближении пара диких болотных гантов стремительно взмыла в небо и кружилась над островом до тех пор, пока не убедилась, что я не обращаю на нее никакого внимания. После этого птицы снова опустились на остров, правда, уже на дальнюю его часть.
Я увидел одиноко торчащий в самом центре острова позорный столб, к которому я еще недавно был привязан, разрушенные хижины, разбросанный повсюду мусор и объедки, среди которых лежали распростертые на плетеной поверхности острова тела убитых ренсоводов.
Я перенес Телиму на относительно чистое место и усадил неподалеку от столба.
Когда я наклонился к ней, она отшатнулась, но я притянул ее к себе и снял с нее веревки.
— Сними с меня ошейник, — сказал я. Не слушающимися ее пальцами она развязала узел на стягивающей мне шею лиане.
— Ты свободен, — прошептала она.
Я отвернулся. Интересно, осталось на острове что-нибудь съедобное, кроме этой набившей мне оскомину ренсовой пастилы? Не может быть, чтобы пирующие ренсоводы подмели все подчистую. Да и питьевой воды неплохо бы отыскать.
Я неторопливо двинулся по острову, стараясь идти так, чтобы солнце было у меня за спиной и по тени я мог бы следить за действиями девушки.
Не успел я сделать и пары шагов, как заметил, что она потихоньку подкралась к валявшемуся обломку охотничьего трезубца в ярд длиной и быстро схватила его.
Я повернулся и посмотрел ей в лицо.
Она замерла на месте. Затем, словно очнувшись, она подняла оружие и, держа его наперевес, двинулась ко мне. Я спокойно ждал, поворачиваясь к ней лицом всякий раз, когда она пыталась зайти мне за спину. Наконец с криком она ринулась ко мне, занеся трезубец для удара, но удара не последовало, поскольку я, шагнув ей навстречу, перехватил древко у самой ее руки и, вывернув, отшвырнул его в сторону.
Она отступила назад, прижимая ладони к дрожащим губам.
— Не пытайся больше убить меня, — сказал я. — У тебя ничего не получится. Она покачала головой.
— Этой ночью, — сказал я» — мне показалось, что ты очень боишься попасть в рабство.
Она подошла ближе.
Только когда я развязал ей руки здесь, на острове, я увидел не замеченную мной прежде выжженную у нее на плече начальную букву слова «кеяджера», что на горианском означает «рабыня». Все это время она искусно скрывала от меня клеймо: днем — под туникой, а ночью, в хижине — лежа на другом плече, и у меня не было возможности его разглядеть.
— Раньше тебе уже пришлось быть рабыней, — сказал я.
Она опустилась на колени и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
— Насколько я понимаю, — продолжал я, — тебе каким-то образом удалось удрать из рабства. Содрогаясь от рыданий, она кивнула.
— Я уплыла, — едва слышно пробормотала она, — на двух связанных бревнах. Сначала по каналам, потом добралась до болот.
Считалось, что рабыне невозможно убежать из Порт-Кара, но как и все подобные утверждения, они справедливы лишь наполовину. Однако побег из изрезанного многочисленными каналами Порт-Кара, защищенного с одной стороны Тамберским проливом и безбрежной Тассой, а с другой — бесконечными болотами, кишащими акулами и тарларионами, действительно редко оканчивается успешно. Не пройди Телима суровую школу жизни в ренсоводческих общинах, ей бы никогда не добраться сюда живой. Хо-Хаку, насколько я знаю, также удалось бежать из Порт-Кара. Несомненно, где-то есть и другие счастливчики.
— Ты, наверное, очень храбрая женщина, — сказал я.
Она отняла руки от заплаканного, красного от слез лица.
— И ты, должно быть, ненавидела своего хозяина.
В ее глазах блеснула ярость.
— Как тебя звали, когда ты была рабыней? — допытывался я. — Какое имя дал тебе хозяин?
Она не ответила и только ниже опустила голову и вздрагивающие плечи.
— Он называл тебя просто хорошенькой рабыней, не так ли?
Она вскинула на меня глаза и тут же, упав лицом на плетеную поверхность острова, разрыдалась с новой силой.
— Да! — воскликнула она. — Да! Да!
Я оставил ее и, поднявшись на ноги, снова направился в глубь острова. Набрел на остатки ее хижины и разбросанные поблизости почти не тронутые скудные пожитки девушки. Больше всего меня порадовала тыквенная бутыль с водой и кожаная сумка с едой, прежде висевшая у девушки на поясе. Под разодранным половиком я обнаружил ее тунику, так демонстративно снятую ею, когда мы остались на ночь в хижине одни, за какие-нибудь мгновения до того, как она приказала ласкать себя, и перед тем, как нас выгнало наружу известие о нападении. Я поднял тунику и вместе с остальными вещами отнес девушке, все так же рыдающей у столба.
Подойдя к ней, я бросил тунику у ее ног.
Она посмотрела на нее, не веря своим глазам. Затем подняла на меня удивленный взгляд.
— Одевайся, — сказал я.
— Разве я не твоя рабыня? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
Она натянула тунику, а я тем временем вытряхнул на пол содержимое сумки с продуктами. Здесь оказалось немного ренсовой пастилы, несколько кусков сушеной рыбы и пара лепешек.
Мы поделили еду поровну.
Телима с понурым видом опустилась на колени напротив меня.
— Ты останешься со мной? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— Ты отправишься в Порт-Кар?
— Да.
— Но почему? Мне кажется, ты там не живешь.
— У меня там дела. Она помолчала.
— Могу я спросить, как тебя зовут? — поинтересовалась она.
— Боcк, — ответил я.
На глаза ей снова навернулись слезы.
У меня не было желания сообщать, что меня зовут Тэрл Кэбот. Имя это ничего не говорит жителям некоторых городов Гора. Но чем меньше людей будут знать, что Тэрл Кэбот ищет возможность попасть в Порт-Кар, тем лучше.
Запасов ренса на острове предостаточно, лиан тоже, поэтому мне не составит большого труда смастерить себе лодку, на которой я смогу добраться до Порт-Кара. Девушка тоже не пропадет. Она сильная и смелая, закаленная выпавшими на ее долю испытанияжи. Сделает себе лодку и отправится в глубь дельты, где отыщет какую-нибудь маленькую ренсоводческую общину, которая не откажется принять ее к себе.
С этими мыслями я дожевал последний кусок сушеной рыбы. Телима поднялась на ноги и, оглянувшись, направилась к краю острова.
Я увидел, как она взяла за руки одно из лежащих на острове мертвых тел и потащила его к воде.
Я вытер руки об обрывок валяющейся рядом туники и подошел к ней.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Мы, ренсоводы — люди воды, — ответила она. — Мы выходим из воды и после смерти должны возвращаться обратно.
Я кивнул.
Она столкнула мертвое тело в воду. К нему тут же направился тарларион.
Я помогал девушке в ее нелегком, скорбном занятии. Много раз нам приходилось возвращаться с центра острова к его берегам, но погибших ренсоводов, казалось, не становилось меньше.
Наконец, отодвинув в сторону обломки одной из хижин, я наткнулся на тело ребенка.
Я невольно опустился перед ним на колени и разрыдался.
Телима подошла и остановилась у меня за спиной.
